«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I
Шрифт:
Когда однажды генерал Шебеко послал меня к генералу Мрозовскому для личного доклада по сложному делу, связанному с требованиями нашего министерства по отношению к очередному собранию «оппозиционных» групп, генерал Мрозовский, ожидавший появления вместе со мной и градоначальника, увидя меня одного, иронически заметил: «А барин ваш решил не приезжать!»
Генерал Мрозовский был настолько противоположен во всем генералу Шебеко, что их взаимоотношения не могли быть нормальными. Генерал Мрозовский любил добираться до сущности дела и требовал от докладчика быть своего рода экспертом по докладываемому делу, что для генерала Ше-
РоссияК^^ мемуарах
беко, при его несколько «флигель-адъютантском» отношении к делам, было трудновато. Поэтому генерал Шебеко скоро стал избегать личных докладов у сурового и требовательного главноначальствующего,
Насколько генерал Шебеко был барином, а не чиновником по натуре, я убедился скоро, когда подошли пасхальные праздники, а с ними и очередная выдача наградных.
По какому-то весьма странному обычаю чины Отделения по охранению общественной безопасности и порядка (или, что то же, отделения при Московском градоначальстве по политическому розыску) не входили в списки чинов градоначальства на наградные деньги. Правда, они не оставались совсем без наградных к праздникам Св. Пасхи и Рождества Христова: 3000 рублей присылал на эту цель Департамент полиции дважды в год, очевидно по тоже давно заведенному порядку. Надо сказать, что наградные, выдаваемые градоначальством, были гораздо щедрее, чем департаментские. Когда делопроизводитель принес мне для утверждения градоначальником наградной лист с фамилиями всех служащих охранного отделения (это было на праздник Рождества Христова в 1912 году), я увидел, к своему изумлению, что все наградные суммы распределены так, что, хотя против моей фамилии и не было проставлено никакой цифры, предназначенная мне сумма в виде 500 рублей определялась самоочевидно, как остаток из всей суммы в 3000 рублей. Я помню, как я тогда, в 1912 году, пошутил, сказав С. К. Заго-ровскому, моему делопроизводителю: «Вы, значит, награждаете меня 500 рублями!» На это С.К., так же шутливо, но вежливо, отрапортовал: «Согласно обычаю!»
И действительно, «согласно обычаю» оба мои прежние градоначальники - и Адрианов, и Климович - пером обводили намеченные в моем листе наградные деньги и подписывали лист.
Не то произошло с Шебеко! Получив, «по обычаю», такой же наградной лист из моей канцелярии, он потребовал меня к себе и изумленно спросил меня' «Что же это такое? Вы, как начальник Охранного отделения, должны, согласно этому листу, получить всего 500 рублей. Но ведь начальники отделений по градоначальству получают по 2000 рублей из сумм градоначальства, почему же вы исключены из наградных сумм градоначальства?»
Я ответил незнанием причины, но сослался на «обычай». «Я нахожу это совершенно несправедливым; ваша работа и ответственность слишком ве-
Poccusr^^e мемуарах
лики, а наградные Департамента полиции слишком малы, поэтому сверх департаментских наградных вы получите 2000 рублей из сумм градоначальства».
Мне оставалось только поблагодарить щедрого градоначальника, что я и сделал. Генерал повторил то же и к Рождеству 1916 года.
В.Н. Шебеко был исключительно приятным начальником, всегда ровный и деликатный, никаких резкостей, на него можно было положиться смело - этот не предаст, чтобы спасти себя! Между тем в московском обществе он не пользовался никакой популярностью; может быть, он был слишком петербуржец, а Москва этого не любила.
Когда для встречи Нового, 1917 года он попытался собрать в большой зал градоначальства представителей московского общества, во имя «единения власти и общества», как это несколько наивно и простодушно говорилось когда-то, ничего из этой затеи не вышло. Вышел конфуз, ибо собралась небольшая группа, но совсем не того общества, которое предполагалось градоначальником.
Было, я помню, очень парадно, очень нарядно, был сервирован прекрасный ужин, но… политически получился конфуз, «общество» на призыв «власти» не ответило!
Что касается меня лично, человека, совершенно не избалованного предыдущей службой в смысле отношения со стороны начальства, я всегда вспоминаю с удовольствием прекрасного начальника генерала В.Н. Шебеко.
* * *
Я состоял начальником Московского охранного отделения почти пять лет. Служба моя была прервана революцией 1917 года. Она началась в Мос кве 1 марта 1917 года.
Я вступил в должность в один из самых тихих по революционному движению периодов; тихим он был в смысле подпольного, революционного и организованного движения. Великая война, или, вернее, ее течение, вызвала борьбу с императорским правительством в новой плоскости, она из глухого и глубокого подполья переместилась ближе
к поверхности и вовлекла в свое русло иные элементы общества.Понятно, оценить и проследить новые фазы этой борьбы стало задачей политического розыска.
Однако эта задача плохо усваивалась даже на верхах нашего министерства. Из нескольких приведенных мною фактов читатель это легко поймет:
мемуарах
разве не показательно, что в конце 1915 года один из высших руководителей политического розыска, С.Е. Виссарионов, упрекал меня в том, что у меня нет секретной агентуры по партии максималистов, т.е. партии, которая, в сущности, не будучи политической партией в настоящем значении этого слова, была вызвана к жизни временно в бурные 1905-1907 годы и затем исчезла из революционного подполья. Московский градоначальник генерал Е.К. Климович, казалось бы, большой эксперт по политическому розыску, в том же 1915 году высказал мне удивление, что я не направляю секретной агентуры на максималистов, и предлагал мне совершенно серьезно возобновить связь с известной эсеркой Зинаидой Жученко, его же секретной сотрудницей, к тому же давно проваленной! У генерала мысль вертится все в том же направлении: на уловление «боевиков»… Но «боевиками» в 1915-1916 годах оказываются совсем другие элементы. Они не вооружены больше револьверами; на ремне, перекинутом через шею, уже не прикреплена бомба, как это было обычно в 1905-1906 годах; нет, на таком ремне висит теперь безобидный полевой бинокль, дополняя установленную декоративную форму «земгусаров»… Новые боевики вооружены еще одним оружием в борьбе против своего правительства и верховной власти - это оружие старо, как мир, но оно оказывается сильнее бомб: это клевета! Под ее ударом падает историческая Российская Верховная Власть…
Как относится Департамент полиции к проводимому мною постоянному продвижению наиболее интеллигентной части секретной агентуры из бездействующего в 1914-1916 годах революционного подполья в новые, выдвинутые во время войны общественно-политические образования, как, например, Военно-промышленный комитет? Долгое время критически, и только в 1916 году Департамент признает мое осведомление наиболее полным из всего того осведомительного материала, который к нему стекается со всех концов России. Но и признав это, он не делает никаких практических выводов: он не меняет общего руководства, он не делает соответствующих руководящих указаний на местах. Если Департамент полиции, сообразуясь с ходом политического и общественного движения в стране, указал бы начальникам политического розыска на местах необходимость освещения также и других, выдвинутых жизнью, общественных группировок, объяснил бы попутно их цели и тактику и назвал бы лидеров, может быть, я подчеркиваю, может быть, политический розыск в России пролил бы больше света на затеи главарей так называемого Прогрессивного блока 12*, хотя бы на предварительные переговоры с командующими армиями о необходимости «дворцового переворота».
мемуарах
Как я понимаю, в распоряжении Департамента полиции были только разрозненные материалы относительно этой преступной затеи, но, по-ви-димому, не было полной осведомленности. И понятно почему; все по той же причине: не успели и не поняли вовремя необходимости «переставить» секретную агентуру и не пытались рискнуть бросить большие денежные ассигнования на подкуп крупных политических фигур.
В Департаменте полиции издавна применялось скопидомство; охали и кряхтели, когда платили Азефу 500 рублей в месяц! Когда в конце 1916 года ко мне пришел трепещущий и бледный от волнения прапорщик какой-то артиллерийской части в Москве и, сознавшись в растрате 2000 рублей из казенного ящика, попросил меня немедленно дать ему эту сумму к «завтрашней» ревизии, обещая взамен освещать круги, близкие к жившей в то время в Нижнем Новгороде известной бывшей «шлиссельбуржке» Вере Фигнер (к чему у него были действительные возможности), мне пришлось специальным разговором по телефону (шифрованно-условным, конечно!) и срочной телеграммой уговаривать директора Департамента полиции разрешить выдать этому прапорщику просимую им сумму.
Широким размахом в ассигновке денежных средств на усиление политического розыска Департамент полиции не отличался.
Я только что затронул вопрос большой важности: недостаточной осведомленности нашего центрального руководственного аппарата по политическому розыску, т.е. Департамента полиции, по отношению к подготовке лидерами Прогрессивного блока так называемого «дворцового переворота». Слухи об этой затее, конечно, ходили, и кто тогда, в 1916 году, их не слышал? Но конкретно на чем они основывались?