«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I

Прошло уже около месяца после ареста злосчастной типографии, когда я вдруг получил запечатанный конверт от директора Департамента полиции на мое имя, в «собственные руки», «конфиденциально» и прочее. Разворачиваю пакет - в нем письмо… М.И. Трусевича, директора Департамента, в котором он, сообщив мне, что произведенный мною арест тайной типографии возбудил «нежелательные толкования» в местной администрации, просит меня в «совершенно откровенной форме» поставить его в известность о всех фазах этого дела и о причинах, которые могли вызвать такие толкования. Скрепя сердце я засел за это объяснение и в форме «доверительного» письма на имя директора Департамента полиции составил его в тот же вечер.

Объяснив по порядку, как сложилось дело, указав на отсутствие в нем «агентуры», ибо оно началось с установленного мною наружного наблюдения за лицом, кравшим и выносившим из частной типографии шрифт, я отметил, что самый несколько несвоевременный и, вероятно, преждевременный арест типографии указывает, что «агентура» в этом деле отсутствовала, а следовательно, не было возможности так или иначе «формировать» работу тайной типографии. Я просил М.И. Трусевича верить моей честности, не позволяющей мне прибегать к сомнительным приемам в розыске, и, с другой стороны, не отказывать мне и в уме, ибо, если бы я прибегнул к таким приемам, я также знал бы, в какой момент ликвидировать типографию. Сама несвоевременность ликвидации говорила ясно в мою пользу. Я, конечно, откровенно рассказал об источнике «нежелательных толков». Дело этим и закончилось. Какие «конфиденциальные» письма получили после моего объяснения местные власти, я не знаю, но знаю что доверие ко мне со стороны как губернатора, так и прокурора судебной палаты укрепилось.

Расскажу теперь о третьем выдающемся случае из моей служебной деятельности все того же первого периода службы в Саратове, а именно о покушении на жизнь саратовского губернатора графа С.С. Татищева группой

РоссшКмемуарах

молодежи при саратовской организации Партии социалистов-революционеров.

Произведя по моему поручению обыск на квартире рабочего, полиция препроводила в Саратовское губернское жандармское управление задержанного при обыске мальчишку лет шестнадцати-семнадцати, у которого в кармане пиджака оказался обрывок прокламации. Обнаружено было также и письмо с приглашением «зайти и переговорить». Доводы к задержанию ничтожные, и ясно было, что он выйдет на свободу. Я присутствовал при опросе этого парня. Мальчишка показался мне занятным. Я стал беседовать с ним и обещал ему похлопотать об освобождении его из-под ареста. Через день я снова зашел в управление, чтобы присутствовать при его освобождении. Выйдя с ним на улицу, я предложил ему побеседовать «по-хорошему», сказав, что я интересуюсь его дальнейшей судьбой. Малец почувствовал ко мне симпатию и согласился. Существовал в Саратове недалеко от центра города не то трактир, не то ресторан, с садом. Сад был большой, и в нем были понаставлены беседки, как бы вроде отдельных кабинетов. Это было удобное место для кратковременных свиданий днем. Мы завернули в этот сад, заняли одну из уединенных беседок и, потребовав пару пива, завели разговор.

После недолгой, но задушевной беседы мальчишка усвоил мое служебное положение и пришел к убеждению, что я спас его от крупных неприятностей. В благодарность за это и за обещанную ему мной в будущем денежную поддержку он стал откровенно объяснять мне, почему именно в кармане его пиджака оказался клочок прокламации и что означало собой приглашение «зайти и переговорить».

С этого момента я в первый раз напал на след налаженной организационной работы местной организации Партии социалистов-революционеров. До этого, несмотря на отдельные и удачные ликвидации, я еще не мог добраться до центров, откуда исходили директивы. На этот раз я почувствовал, что, дернув за нить, могу размотать весь клубок.

Вот что я узнал на первых порах. Одним из известных «народников» был некий Петропавловский, саратовец, по литературному псевдониму Каро-нин. Был он тогда, насколько я помню, в ссылке ⁸². У него был сын, юноша лет восемнадцати. Он не то еще числился в гимназии, не то уже был уволен из нее. По справкам охранного отделения этот многообещавший в делах революции юнец уже «проходил» по делам отделения как замешанный в связях с местными социалистами-революционерами. Молодой Петропав-

Россшг^^в мемуарах

ловский и был автором письма, обнаруженного по обыску у моего парня. Парень, назову его Мишей (насколько я помню, это и было его имя), снюхался незадолго до своего случайного задержания с Петропавловским и группой молодежи, его окружавшей. Они давали ему революционную литературу и «развивали» его. В последнее время эта группа стала подготовляться к террористическому выступлению.

Мише было предложено участвовать не в самом террористическом акте, а в пособничестве к нему. Ему была обещана полная тайна и отсутствие ответственности. Группа под руководством юноши Петропавловского, входившего от имени этой группы в саратовский комитет эсеров, подготовляла убийство губернатора графа Татищева к 6 декабря 1906 года. Решили убить его бомбой, брошенной в коляску, при проезде из губернаторского дома в собор на торжественное богослужение в царский день ⁸³или при обратном проезде из собора домой. Я вел беседу с Мишей в пятницу, а на следующий день, в субботу, ему предстояло идти на собрание у Петропавловского.

Передо мной встала огромной ответственности задача - надо было в течение приблизительно месяца раскрыть подробности готовящегося покушения. Я бросился прежде всего за подтверждением рассказа Миши о Петропавловском как об авторе письма к нему. Я нашел собственноручно написанную им просьбу в полицейское управление и сличил почерки. Сомнений не было! Я установил наружное, очень осторожное наблюдение за Петропавловским. Наблюдение отметило на другой же день сходку молодежи в его квартире, и охранное отделение установило вскоре личности участников сходки. Все это были незрелые юнцы.

На втором свидании Миша рассказал мне подробно обо всем, что происходило на квартире у Петропавловского. Оказалось, что собравшиеся у него на квартире предназначаются быть «махальщиками» при проезде губернатора. Окончательное распределение ролей предполагалось сделать перед самым актом. Миша рассказал мне, как Петропавловский читал революционную литературу, «развивая» в слушателях революционное сознание, и говорил речь о необходимости бороться с властью террором.

Миша был по натуре оживленный, смышленый парень, не без оттенка юмора. Помню, как он мне говорил об этой сходке: «Сижу это я, слушаю Кольку (Петропавловского), а сам, как вспомню о вас и что надо это вам все передать, стараюсь запомнить, хмурю брови, а Колька смотрит на меня и поди думает: вот как ему слова западают в душу! Чуть не улыбнусь при этом, да вспомню опять ваши наставления и продолжаю слушать» Мише все его

мемуарах

участие в деле представлялось какой-то актерской игрой. Мне-то оно этим не казалось, конечно!

Я поехал к губернатору и рассказал о готовящемся на него покушении и о тех средствах, которыми я обладаю к раскрытию последних приготовлений и к своевременной ликвидации заговора. Признаться откровенно, я и тогда не знал в точности этих средств.

Уже потом, после достаточной практики в деле политического розыска, я пришел к одному определенному выводу, а именно что ликвидация подпольного революционного сообщества или «предприятия», им осуществляемого, является для лица, ведущего розыск, всегда задачей «со многими неизвестными» и потому со многими решениями. Можно решить в одном направлении, но потерять при этом кое-что можно решить задачу и в другом направлении, но и тут потерять кое-что другое: то потеряешь сотрудника (а это - Боже сохрани!); то ликвидацией устранишь от активности не очень активную организацию, на место которой станет другая, куда более активная; то случайно при ликвидации будет отсутствовать руководящее лицо, из-за которого, собственно, и производишь самую ликвидацию. Решениям нет конца!

На этот раз мне надо было выяснить, кто же является главным террористом и как его обнаружить и вовремя задержать с «доказательством» на руках. Одно время я склонялся к мысли, не сам ли Петропавловский является этим террористом. Но это предположение скоро отпало, ибо на одном из свиданий его с членами группы «махальщиков» он заявлял, что будет в их числе и будет руководить их действиями. Значит, террористом, взявшим на себя задачу бросания бомбы, является кто-то другой.

Вести систематически наружное наблюдение за Петропавловским было невозможно. Как и в других случаях, этому мешали условия городской жизни и быта. Внутренняя же агентура, в данном случае Миша, мой, может быть, и верный, но глуповато-наивный осведомитель, не пользующийся в подпольной работе полным доверием, был для меня недостаточным подспорьем. Время шло. До затеянного покушения оставалось несколько дней Выявились некоторые подробности. По плану и решению Петропавловского проезд губернатора в собор состоится в обычном порядке и по обычному пути. Губернатор к началу церковной службы выедет из своего дома в коляске один, повернет за угол по Мало-Сергеевской или обогнет другой угол дома и поедет по Мало-Кострижной. В обоих случаях он выедет на Александровскую улицу, по которой поедет далее к собору. По тому же плану

Россшг^^в мемуарах

группа «махальшиков» должна была ходить друг за другом на известном расстоянии, и первый из них, кто увидит коляску губернатора, обязан махнуть платком.

Махнуть платком - значит подать кому-то знак. Кому? Конечно, террористу, который откуда-то выбежит и бросит бомбу. Таким образом, предстояло наблюдать за домами по всему проезду губернатора, а проезд был немалый.

Если бы Петропавловский заранее назвал район, который оцепят «махальщики», то, может быть, я смог бы наметить слабые и узловые места, где мог прятаться террорист, но Петропавловский заявил, что он расставит «махальщиков» только в самое утро покушения.