Океан. Выпуск второй

— Знаете, кто вы, капитан? Вот здесь пишут…

Его качало. Матрос едва держался на ногах. За спиной у него стояли двое. В полутьме Калласте не мог разглядеть их лиц.

К трапу шагнул третий. Свет, падавший из иллюминатора, осветил его. Это был Карл Пиик.

— Вы коммунист, капитан! — выкрикнул Ялокас и двинулся к Калласте.

В это мгновение крепкая рука взяла его за борт пиджака.

— Ты перепутал, приятель, коммунист я, — сказал Карл Пиик, подтянув к себе пьяного матроса. — Но поговорим мы завтра, а сейчас иди проспись.

Наутро шестнадцать человек из команды отказались работать. Накануне они были в эстонском кабачке и возвратились далеко за полночь.

— Они на баке, — доложил капитану Игнасте, — вожаком у них Рихард Ялокас.

— Ялокас? — переспросил капитан и, вспомнив ночной разговор у трапа, сказал: — Да, конечно, Ялокас, это ясно. Хорошо, я поговорю с ними.

Капитан шагнул к дверям. Ярость вспыхнула в нем.

«Чего они хотят? — подумал он. — Остаться здесь? Завладеть кораблем? Жить на чужбине? Но все это вздор! Человек не может жить на чужой земле». Капитан за свою жизнь видел множество земель, но среди всех для него родной и желанной была только одна — Эстония.

— В чем дело? — спросил Калласте, выйдя на бак. — Деньги будут выплачены. Начинайте работать. Или уж очень сладка водка Кутмана?

Сидевший на бухте каната Ялокас поднялся:

— Капитан, скажите лучше, куда вы поведете судно из Буэнос-Айреса.

Мгновение над судном висела тишина. Все ждали, что ответит капитан. Калласте оглядел собравшихся и сказал:

— Я поведу судно в Таллин, на родину. — И повторил еще раз: — В Таллин. Вы слышали? У «Каяка» нет другого пути. Это эстонское судно, и оно будет служить Эстонии.

Из судового журнала:

Желающие остаться на берегу: Артемий Андрексон, старший механик; Николай Лаак, второй механик; Иоганос Слусолу, второй механик; Яан Зирк, радист; Арнольд Кизи, третий помощник; Манфред Сарапик, матрос; Альберт Ярвина, старший кочегар; Борис Лахт, кочегар; Рейп Мериззар, угольщик; Рихард Ялокас, матрос; Аркадий Раук, матрос; Вальтер Саав, младший матрос; Константин Марддик, матрос; Петер Раук, кочегар; Рустан Сунк, угольщик; Герман Кираст, стюард. Всего 16 человек.

Через несколько дней из Таллина приняли радиограмму о национализации эстонского флота и создании Эстонского государственного морского пароходства. А еще через два дня аргентинские газеты сообщили об аресте эстонских судов «Марет», «Хаджюранд», «Коткас», «Сигие», «Курасаар». Были возбуждены судебные дела по задержанию судов «Веннер», «Отто», «Пирег», «Маал». Самые худшие слухи, ходившие в порту, подтвердились.

Газеты на судно принес Игнасте и положил на стол капитану. Калласте прочел сообщения. Суда и порты, в которых их задержали, были ему хорошо известны. Знал он и многих капитанов арестованных судов. А припомнив их, сказал:

— Не так просто задержать эти суда… Нет, не просто… — Капитан отложил газеты: — Думаете, и на «Каяк» наложат арест?

— Все может быть, — ответил Игнасте.

В каюту вошел Карл Пиик. Лицо его было радостным.

— Амторг перевел из Нью-Йорка деньги для расчета с командой. Только что принесли телеграмму.

Лицо Калласте оживилось, но тут же, посуровев, он сказал Карлу:

— Почитайте эти газеты.

Карл Пиик просмотрел подчеркнутые капитаном строчки.

— Круто, — сказал, — круто.

Капитан смотрел в иллюминатор на негритенка, ловившего с причала рыбу. Когда ему удавалось вытянуть, он приплясывал, радуясь своей добыче. Солнце припекало жарко… Калласте вспомнил таллинских мальчишек, которые вот так же приплясывали, вытянув рыбку, и ему неожиданно подумалось: «Взять билет на пароход, и через три недели дома. Шезлонг, хорошая каюта, в баре тихая музыка… В Таллине встретит Гельма».

Он отвернулся от иллюминатора.

— Меня вызвали в префектуру. Надо срочно получить деньги и рассчитаться с командой.

Над портом плыли голоса. Где-то гремел металл, надрывались звонки кранов, с лязгом сталкивались буфера подгоняемых на причалы вагонов. Тонко и одиноко кричал в канале маленький буксирчик.

Калласте сошел на причал и зашагал к морской префектуре.

Ответив на вопрос, куда он поведет судно, капитан почувствовал, что с плеч его свалилась огромная тяжесть. Ушло ощущение неуверенности, раздвоенности, угнетавшее его все время. И если до этого разговора он ощущал за спиной пустоту, то теперь Калласте был убежден, что стоит твердо.

Когда капитан вошел в комнату дежурного по префектуре, тот одним пальцем выстукивал какой-то документ на пишущей машинке. Занятие это явно раздражало его. На лице дежурного было выражение страдающего зубной болью. Не поднимая головы, он промычал:

— Направо по коридору, третий кабинет.

Калласте отворил дверь в коридор. На одинаковых, выкрашенных шаровой краской дверях темнели номера: первый, второй… Вот и третий. Калласте постучал.

— Войдите! — ответили из-за дверей.

Первым, кого увидел Калласте в кабинете, был Кутман. Тот встал, шагнул навстречу. У стола сидел вице-префект и неизвестный капитану человек с толстым портфелем на коленях.

— Это капитан «Каяка» Калласте, — не отпуская руки капитана, представил его Кутман.

— Садитесь, капитан, — миролюбиво сказал вице-префект.

— Я слышал, Калласте, — начал Кутман, — вы собираетесь идти в Таллин?

— Да, — сказал капитан.

— Это окончательное решение?

— Да, — повторил капитан.

Видно было, что Кутман едва сдерживает раздражение:

— Мне известно, что не все члены вашего экипажа разделяют это желание.

— Капитан «Каяка» я, господин Кутман, и мне предоставлено право решать все вопросы, связанные с судном.

— А кто вам предоставил это право?

Калласте понял, куда клонится разговор.

«Ничего, — подумал он, — я тебя сейчас загоню, как мышь, в угол».

Но ответил он спокойно:

— Таллинское пароходство.

Неожиданно вступил в разговор человек с толстым портфелем на коленях:

— Я, как адвокат господина Кутмана, должен представить префектуре документы.

Он щелкнул замком портфеля и положил перед вице-префектом какие-то листки.

Вице-префект взглянул на них и подвинул Калласте: