Океан. Выпуск второй
Шрифт:
Он глянул вниз. Между бортом «Каяка» и причалом, на узкой полосе воды, толстым слоем скопились гниющие листья, обрывки газет, какие-то куски тряпок и пакли — весь тот портовый мусор, которым обрастают долго стоящие у причалов суда. Калласте пошел в каюту. До полудня, когда должно было начаться слушание дела о пароходе «Каяк» в суде, оставалось еще два часа.
…Судья взмахнул молоточком.
— Вызывается истец Кутман.
Кутман прошел между кресел и, поднявшись на возвышение, положил руку на Библию. Было видно, что он волнуется.
— Я обязуюсь говорить правду, только правду и всю правду, — откашлявшись, произнес он.
В своем иске лжеконсул вновь сослался на, телеграмму
Судья вызвал ответчика. Калласте прочел телеграмму Нейхауса об аннулировании полномочий. Ведущий процесс наклонился к сидящему справа человеку в черной мантии, затем склонился к коллеге слева. Тот что-то быстро-быстро заговорил с ним, все время выразительно поглядывая живыми черными глазами на Калласте. Это был еще молодой, но уже полный человек, и его черная мантия, казалось, вот-вот лопнет на плечах. По выражению их лиц Калласте понял, что телеграмма Нейхауса произвела впечатление. Опровергая второе заявление Кутмана, Калласте представил суду расписки членов экипажа о полном расчете.
Председательствующий вновь склонился к соседу справа, затем к толстяку слева.
Позже выступали адвокаты. Защитник Кутмана произнес длинную антисоветскую речь. Судья выслушал его, не задав ни одного вопроса. Судья ударил молоточком.
— Суд считает: притязания господина Кутмана на владение пароходом и снятие капитана Калласте с его должности необоснованны. Суд оправдывает действия капитана Калласте и отменяет временный арест судна «Каяк».
Судья еще что-то говорил, но Калласте уже понял: процесс выигран.
26 декабря 1940 года. 19.00. Все формальности таможни выполнены. Начальник, чиновники полиции, агент фирмы «Мур — Мак-Кормик» прибыли на судно для оформления свободного выхода.
19.10. Радист Брунк явился к капитану и заявил, что по заключенному контракту он с пароходом не пойдет, потребовав заключения нового контракта, на 5000 песо в месяц. Капитан ответил Брунку, что время действия ранее заключенного контракта не окончилось и потому речи о новом контракте быть не может. Брунк обязан идти с пароходом, и прежний контракт остается в силе. Но радист сошел с парохода.
В Судовую роль был вписан исполняющим обязанности радиста Гейнрих Сиречко, на жалованье юнги. Сиречко имел свидетельство почтово-телеграфного ведомства двадцатилетней давности, но по аргентинскому законоположению этого было достаточно.
19.30. Разрешение на выход в море оформлено. Чиновники сошли на берег.
Лоцман и капитан поднялись на мостик. К борту подошли буксиры.
— Отдать концы! — подал команду капитан.
С высоты мостика ему отчетливо было видно, как запенилась вода за кормой у буксиров. С берега отдали швартовые. Буксиры потянули судно от стенки.
«Ну, вот и все», — подумал капитан.
У брашпиля стоял Карл Пиик. Он сорвал с головы берет и радостно взмахнул им. Сантиметр за сантиметром пароход отходил от берега.
Неожиданно капитан увидел, как из-за портовых складов на причал выехала серая легковая машина. Видно было, что водитель очень и очень спешит.
Судно уже отошло от стенки метра на три. Автомобиль резко затормозил. Из кабины выскочили полицейские. Один из них, сложив рупором ладони, крикнул:
— На «Каяке»! Выход в море вам запрещен. Запрещен!
Полицейский выхватил из кармана какую-то бумагу и помахал в воздухе. Калласте показалось, что тяжелая рука сдавила ему горло, кровь ударила в виски.
— Что с вами? — спросил лоцман. Следя за буксирами, он не заметил полицейских.
— Ничего, — сказал Калласте, — ничего.
Он повернулся спиной к берегу, закрывая
от лоцмана и полицейских, и машину, и всех провожавших. Игнасте видел, что полицейские еще кричали, метались по пирсу. Потом машина сорвалась с места.Буксиры отошли в сторону. Вот уже остался позади американский банановоз, стоящий у электростанции Чада, прошли два судна под английским флагом. С борта одного из них вслед «Каяку» помахала платком какая-то женщина.
«Уйдем, — подумал капитан. — Уйдем. Нам только бы вырваться за трехмильную зону».
С бака крикнули:
— Справа по борту катер!
Но капитан уже и сам видел этот катер. На его палубе стояли полицейские. Катер подошел к «Каяку».
— Лоцман, остановить судно, — сказали с катера. — Пароходу выход в море запрещен!
Лоцман глянул на капитана и положил руку на рукоять телеграфа.
— Прошу вас, — сказал Калласте, — продолжайте вести судно.
Но лоцман покачал головой:
— Я не могу не выполнить указания полиции. Меня снимут с работы.
— Мы составим акт, что отстранили вас от проводки. Судно я выведу сам. На внешнем рейде мы высадим вас.
Лоцман мгновение раздумывал, потом снял руку с телеграфа.
Калласте перевел рукоять телеграфа на «полный вперед». Палуба задрожала под ногами. Буксир с полицейскими начал отставать.
Но было поздно. У створов выхода из Нового порта поперек фарватера встал второй катер. Калласте понял, что «Каяку» не уйти.
Нью-Йорк, Амторг. «Каяк» задержан. Разрешение на выход в море от 26 декабря 1940 года изъято. Капитан Ю. Калласте.
Определив, что наша стоянка будет продолжительной, мы погасили топки, чтобы зря не жечь уголь. Свежее мясо, взятое на рейс, посолили, чтобы не испортилось, так как ледник перестал работать из-за отсутствия пара на корабле.
Представитель фирмы «Мур — Мак-Кормик» заявил, что фирма отказывается от обслуживания «Каяка». Отказалась от обслуживания парохода и фирма «Де-Негри и К°». Функции агента принял на себя.
8
Над портом разразился ливень. Тучи скапливались с утра, постепенно застилая все небо. Наконец упали первые капли, и неистовый ливень обрушился на причалы.
Калласте в своей каюте слушал радио. Треск разрядов глушил голос выступавшего, но капитан не отходил от приемника. Радиостанции Аргентины транслировали речь Адольфа Гитлера. Поднимая голос до визга, Гитлер кричал о непобедимости тысячелетнего рейха. Калласте выключил радиоприемник. Фокстерьер, почти не видевший хозяина последнее время, положил теплую морду капитану на колени. Слова Гитлера все еще звучали в ушах капитана. Он отчетливо понимал, что обстановка в мире предельно накалена. Куда направит свои следующие удары бесноватый фюрер? Что будет с его родной Эстонией?
Дверь в каюту распахнулась. На пороге в мокром плаще стоял полицейский.
— Вас вызывают в префектуру.
Калласте встал:
— Сейчас? Может быть, переждем ливень?
— Нет, — сказал полицейский, — мне приказано немедленно доставить вас.
— Если это арест, то где ордер?..
— Не умничайте, капитан, — грубо прервал полицейский, — если вы не пойдете сами, мы поведем вас силой.
Меня привели в кабинет вице-префекта. У дверей стали два полицейских. Вице-префекта не было. Я хотел связаться со своим адвокатом доктором Де ля Вега, но мне не разрешили пользоваться телефоном. Я повторил вопрос: «Арестован ли я?» Полицейские не отвечали, но, когда я попытался выйти, один из них загородил мне дверь. Это продолжалось более двух часов.