Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы
Шрифт:
– А что! – неожиданно предложил Найденов. – Давайте-ка спросим у него, когда они второй фронт открыть думают?
– Скоро. Ты газет не читаешь. А там сказано, что адмирал Джемс уже выступил в парламенте…
– Это про то, что английский флот уже готов к открытию второго фронта?
– Да, – сказал Русланов, – ведь Черчилль и Рузвельт обещали, у них в настоящий момент очень широкие планы.
– Эх, планы, планы! – засмеялся Ставриди. – Как говорят, начерчиллили планов – и никаких рузвельтатов!
– Хе-хе, – без улыбки произнес боцман. – Вот обождите, они начерчиллят, а нам с вами рузвельтатить придется! Наш фронт как был, так и останется первым!
– Да удержишь ли, боцман? – съехидничал Ставриди. – А вдруг вырвемся?
– Не вырветесь… Я однажды тигру за хвост держал, и та не вырвалась!
Матросы грянули дружным хохотом:
– Не трави баланду, черт старый! Кошку, может быть, и держал ты, только не тигра. Может, вот еще за подол держался!.. Ха-ха!..
Антон Захарович намек раскусил и заметно обиделся.
– Не верите? – спросил он. – Ну так слушайте тогда… Давно это было, – начал старый.
Его тут же перебили:
– А как давно?
– При царях еще! Тебя, салагу, даже в проекте никто не держал. А я тогда уже в унтерах ходил. Нашивки имел. Красивым был. Да-а… И, помню, в Кронштадт балаган из Питера привезли. А там тигров показывали. Ученых, конечно. Хотя и мало жалованье, а все купил билет в первом ряду. Не париться же в галерке. Мы – люди гордые. Да-а… Ну, тигры сигают по арене, через кольцо прыгают. Цигарки курят. Потом рядком уселись, на дрессировщицу глядят. А один – как раз насупротив меня уселся. И хвост-то свой меж прутьев выставил. Покрутил им, покрутил и ко мне, вижу, кладет…
«Аскольд» затрясло и повалило в затяжном крене. Через раскрытую дверь было видно, как заметались в узких проходах потоки воды, затрещали под ветром полотнища парусины. Пенистые струи с шипением размывали на палубе остатки шлаковых отбросов.
Где-то вылетела из шаблонов посуда и со звоном разбилась.
– В океан выходим, – сказал боцман и продолжал свой рассказ дальше. – На чем я остановился-то?
– На хвосте, – подсказали ему.
– Ну, значит, хвост. Пушистый такой, красивый. Прямо у меня на коленях лежит. И на конце – кисточка. Помню, я еще подумал тогда: вот бы для бритья такую… Ну ладно. Сижу, значит. Хвост при мне. Тигра тоже сидит. Тут я и решил: если уж трогать, так трогать сейчас. Другого такого случая не будет. Да и похвалиться на корабле перед ребятами хотелось. Мол, что вы! А я вот тигра за хвост держал. Оно, конечно, время такое. Молодость! Да-а… Уже без четверти, – заметил Антон Захарович, глянув на часы. – Вам, ребята, на вахту скоро пора…
– Да давай, не тяни ты, рассказывай!
– И расскажу. Вот я его и погладил. Вдоль хвоста. Тигре это, видать, не понравилось. Все-таки – не кошка ведь. Он хвостом-то кэ-эк махнет! А рядом со мной купчиха сидела. Прямо по морде ее так и стебанул! А купчиха кра-асивая такая. Я хвост от нее вежливо отвел и говорю: «Извините, мол, животная – не человек, она же не понимает». И держу хвост. Тут моя тигра кэ-эк рявкнет на дрессировщицу! Да как бросится в ее сторону! Не давать же пропасть дамочке. Я тут хвост на руки намотал, ногами в барьер уперся. Натянул что есть силы. Дело-то ведь привычное. Что канат, что хвост. Тут молоденький матрос подскакивает: «Господин унтер, говорит, не надо ли помощи?» А в балагане народишко-то…
Вошел рассыльный Мордвинов и прервал рассказ боцмана:
– Комендоры! Готовьтесь на вахту.
– Есть, идем! Что наверху?
– Наверху – небо, внизу – вода, слева – берег, справа – море…
Через
несколько минут, одетые по-штормовому, комендоры поднялись на верхнюю палубу. Легкая прозрачная дымка – предвестница ночи – неторопливо сгущалась над морем. Тени двух транспортов колебались во мгле призрачными плоскими силуэтами. Звезды еще не обозначились на горизонте. Летела водяная пыль, ветер тонко и надрывно посвистывал в мачтах. Щелкал телеграф на мостике.Рябинин стоял в ходовой рубке. Кок принес пробу ужина, балансируя на прыгающей палубе, едва-едва не разлил содержимое тарелки.
– Ты как несешь? – сердито спросил Пеклеванный, берясь за ложку и откусывая кусок хлеба.
– Несу… Только бы не ошпариться. Прямо с жару!
– А пальцы у тебя где?
– Как учили, товарищ лейтенант. На отлете держу.
– Врешь! Опять у тебя пальцы в тарелке купались. Смотри, даже ошпарил их…
Такие сцены во время пробы на походе повторялись уже не раз, и на них мало кто обращал внимание. Может быть, кок и вправду залез нечаянно пальцем в тарелку.
– Но надо же понять и кока, – говорил Рябинин. – Ты, парень, только руки мой почаще. А вот скажи, нет ли косточки у тебя? Моселка бы мне поглодать!
Скоро кок принес на мостик большую кость с сочными махрами мяса, и Рябинин, чрезвычайно довольный, что ему угодили, забрался в угол рубки, стал работать зубами. Занятие с костью не мешало ему наблюдать за морем, и он часто покрикивал в сторону рулевого Хмырова:
– Правее, правее немного. Следи за гребнем…
Матрос, прищурив острые раскосые глаза и ссутулив плечи, цепко всматривался в картушку магнитного компаса. Широкие ладони его лежали на штурвале, сжав точеные медные рукояти.
– Рулевой, видишь? – спрашивает Рябинин.
– Так точно, вижу.
Перед патрульным судном встает вспененная гряда. При матовом свете догорающего неба она фосфорится и играет недобрым блеском.
– Раскромсай ее форштевнем к чертовой матери!
– Есть принять волну…
Водяной вал медленно наступает на корабль, угрожая свирепо свистящим гребнем. Рябинин высасывает из кости мозг и смотрит на волну, рассчитывая на глаз расстояние и силу удара. Минута, другая… Раз! «Аскольд» уже погрузил в страшную волну свой полубак, тяжко содрогается машинами и корпусом от напряжения и дифферента. Вода, нависнув над его палубой, кажется, уже никогда не отпустит его.
– Ну-ну, дорогуша, – говорит Рябинин. – Что же ты? Давай, выкарабкивайся как можешь… Покажи свою прыть!
И, развалив волну, с грохотом отряхиваясь от непомерной тяжести, патрульное судно рывком выносится наверх – такое гордое своей победой, все в туче брызг, в каскадах пены.
– Ловко получается! – заметил Самаров. – Любо-дорого посмотреть, приходи, кума, любоваться!
– Неплохо! – крякнул Рябинин. – А все отчего, ты думаешь? А оттого, что ежели имеешь дело с водой, то прежде посоветуйся с опытом, а потом с разумом.
– Как вы сказали? – забеспокоился штурман. – Это очень хорошо. Почти афоризм. Позвольте, я запишу на память?
Он тут же достал блокнот и, закрываясь от пронизанного брызгами ветра, записал полюбившуюся ему фразу.
– Ну-ка, – сказал Прохор Николаевич, – покажи, что у тебя там такое? Ты ведь у меня умница!
– Да так, – смутился юноша, – разное… Для памяти!
Прохор Николаевич глянул на свежую запись, внизу которой в скобках стояли его имя и дата.
– Только ведь это не мои слова, – заметил он, снова принимаясь за кость. – Ты меня здесь зачеркни и поставь Леонардо да Винчи: это он так мудро сказал о воде.