Окно на тихую улицу

– Взгляни, дорогая, прямо. Во-он тот паренек… Как на тебя косится! Ох, ох, ох!.. У людей, как у собак, – загулявшую сучку за версту чуют. Боже мой! Опусти-ка глазки ниже. Видишь, у него зашевелился? Вах-вах-вах!.. Да ты смотри какой!..

Троллейбус остановился, двери распахнулись, и Эмма бросилась прочь на улицу. Андрей остался. Некрасивый, растерянный, злой, с глазами как у взбесившегося кролика.

– Подонок! – твердила она вполголоса. – Подонок! Подонок!..

У нее началась внутренняя истерика. Она шла, не видя перед собою дороги. Она сдерживала слезы, но они рвались вместе с рыданиями. Ей хотелось плакать, хотелось упасть и плакать, как плачет маленький обиженный ребенок. Но осознание того, что человека, у которого она маленьким ребенком плакала на груди, уже нет, каким-то образом заставляло ее крепиться. И, вместо несчастного выражения, лицо приобретало холодный каменный вид. А просочившиеся слезы катились по ее щекам, будто капли дождя по мрамору.

Она дошла до своего дома, но подниматься не стала. Повернулась и побрела по Бульвару.

Был одиннадцатый час. Любители прогулок уже разбрелись по домам, улицы опустели. Лишь на открытых площадках кафе все еще ворковала молодежь. Звенела музыка, светились витрины, опускалась прохлада. Город медленно отходил ко сну.

Эмма прошла мимо «Башни» и свернула к театру, бессознательно делая круг, чтобы вернуться к дому. У здания высокой гостиницы, где фонари уже не освещали ее, она разрыдалась. Она поняла, что не сможет удержать в себе обиду. Но выплеснуть ее можно было только слезами. И, вынув из сумки платочек, она принялась его, что называется, орошать.

Тут-то и возникла перед ней высокая фигура в распахнутом плаще.

– Эмма, кто вас обидел? – прозвучал приятный успокаивающий баритон, какой мог быть только у нашего Корбута.

Ни волнения, ни особого участия в этом голосе она не услышала. Подняв заплаканный взгляд, она увидела незнакомого мужчину, но тут же узнала его. Всего несколько часов назад он смотрел на нее. Смотрел, как смотрят на женщину, не более. Она его не помнила, но почему-то сразу узнала.

– Вы кто? – спросила она.

– Меня зовут Сережа, – ответил он просто. – Я директор кафе, которое строится в этом театре. Мы, кстати, с вами часто встречаемся. У вас симпатичный сынок. Очень похож на вас. Но все-таки что? Неприятности с мужем?

Прищуренный глаз Корбута внимательно смотрел ей в лицо. Она видела только этот прищуренный глаз.

– Откуда вы меня знаете?

– Ну кто же вас не знает! У нас не так много красивых женщин, чтобы их не знать. Так что же произошло? Могу чем-нибудь помочь?

От этих слов ей неожиданно сделалось легче. Глаза незаметно подсохли, только нос, раздраженный слезами, не позволял свободно дышать.

Эмма улыбнулась и промолчала.

– Не выношу, когда плачет женщина, – продолжал Корбут. – Конечно, я знаю, что ничем не могу вам помочь. Семейное дело! Но хотите, я набью ему морду? Ему обязательно надо набить морду за то, что он вас обидел!

– Да нет, не стоит. Лучше проводите меня до дома.

И они пошли.

Некоторое время молчали. Потом Эмма спросила:

– Но с чего все-таки вы взяли, что меня обидел муж?

Корбут хорошо умел пользоваться полученной информацией.

– Обычная логика, – сказал он. – Мне было достаточно узнать, что вы замужем.

– Ну и что? Разве у меня не могут быть другие неприятности?

– Нет, у вас не могут.

– Почему же?

– Да потому что у вас ревнивый муж! А это такая неприятность, от которой другие неприятности могут быть только приятностями.

Она усмехнулась и пристальнее посмотрела в лицо провожатого. Затем спросила:

– Вы его знаете?

– И знать не хочу.

– Тогда почему так говорите?

– Обычная логика, – значительно повторил Корбут.

– Понятно.

Переходя улицу, он тактично поддержал ее за локоть, после чего рука его нежно скользнула по предплечью и коснулась ладони. Все это произошло в какие-то секунды и, в общем-то, не имело особого значения. Чисто машинальный жест с его мужской стороны. Но она от этого испытала приятное ощущение.

– Ну все-таки? У вас с ним неприятности? – проговорил Корбут.

– Да, неприятности. И очень большие, – ответила она.

– Я это понял.

Она промолчала.

– И вы не очень хотите домой? – продолжал он.

– Мне надо домой.

– Но вы же не хотите его видеть!

– Я живу с матерью. И у меня ребенок, которого я хочу видеть.

– Ребенок, наверно, уже спит. Может, еще посидим где-нибудь?

– Спасибо. Вы и так были добры ко мне.

– Не за что. Рад, что вы немного успокоились.

– Да, я успокоилась. Спасибо вам, Сережа.

– Не стоит благодарности. Давай лучше будем друзьями и перейдем на «ты».

– Хорошо. С радостью.

И Корбут тут же подхватил ее руку, пожал легонько, а потом и поцеловал.

– Мне кажется, твои неприятности просто должны были случиться. Для того, чтобы мы встретились.

Он произнес это, не отрывая липкого взгляда от ее лица. Эмма немного смутилась и отняла свою руку от его губ.

– Что ты делаешь завтра? – спросил он тут же. – Может, встретимся? Я покажу тебе свое кафе. Посидим где-нибудь, поболтаем о жизни.

– Завтра? Завтра днем я свободна, – ответила она.

– Значит, увидимся?

– Не знаю. Может быть.

– Где и во сколько?

– Не знаю.

Вихрь пронесся в голове Корбута. И после этого вихря осталась одна блестящая мысль: «А квартирка-то наша в течение дня будет свободна!»

– С утра мне надо на базу. Потом в исполком. Часам к одиннадцати буду свободен. Так что, если ты не против, давай в одиннадцать на «Башне».

– Хорошо.

Они уже подошли к ее дому. Эмма остановилась.

– Ты здесь живешь? – спросил Корбут, обозревая здание. – Классное место. Квартиры здесь, наверно, хорошие. Я люблю квартиры старой планировки. Высокие потолки, паркетные полы. Простор! У моего друга такая квартира. Так у него в прихожке стоит теннисный стол! Но сам я, к сожалению, всю жизнь прожил в новом доме. Там все рассчитано, продуманно, все рационально. Шаг влево – головой об шкаф, шаг вправо – коленкой об тумбочку. Да еще маманя собачку на старость завела. Такого ублюдка… Я давно уже там не живу.

Он говорил все, что брело ему в голову, говорил, чтобы еще хоть немного удержать ее рядом. Она внимательно смотрела в его лицо, с таким видом, будто слушала. Но она лишь разглядывала его. Она вдруг увидела в нем того мужчину, который напрочь отсутствовал в Роме. И какая-то решительность заклокотала в ней. Она еще не успела ничего определенного подумать, но сердце почему-то отчаянно запрыгало.

– Ну хорошо. Спасибо. Значит, до завтра, – сказала она и повернулась, чтобы уйти.

Корбут взял ее за руку.