Окно в Полночь

Я удовлетворенно улыбнулась, потерла руки и повернулась к Валику:

— Гони коньяк!

Тот, картинно шмыгнув носом, полез в тумбочку. Фотограф же, кряхтя, встал и глянул на меня с подозрением:

— А по какому случаю пьем?

— А по случаю выигрыша!

— Васька!..

— Валик со мной поспорил, что твое кресло развалится после новогодних праздников, а считала, что до них! — я с готовностью «сдала» старого друга.

Игорек был добрейшей души человеком.

— А я, как причина спора, требую участия в распитии! — заявил он.

Валик достал из тумбочки коньяк и с грохотом поставил его на стол:

— Надеюсь, меня позвать не забудете?

Из «клоаки» озабоченно выглянула Анютка:

— Что-то шумно сегодня… О, Валик, у тебя что, день рождения?

— Нет, предпраздничный синдром, — проворчал он. — Готовлюсь к каникулам и закаляю организм.

— А ну работать, бездельники!.. Все, шоу масок гоу вон!

Засим веселье кончилось, ибо часы пробили двенадцать дня. Я спрятала трофейный коньяк в сумку и уткнулась в монитор. Журналисты разбрелись по своим местам, Валик в расстройстве ушел курить, а Игорь занялся креслом. И все пошло своим чередом — статьи, верстка, обед и снова статьи. И, слава богу, отсутствующий Муз. Сегодня мне некогда от него отбиваться, больно работы много. Даже привычную утреннюю медитацию над кофе пришлось проводить за редактурой. Впрочем, я фотографу за украденное время отомстила, и на душе было легко и приятно.

Книга однако не отпускала. И в короткие перерывы, за чаем и пирожками, я усердно гуглила в Яндексе — искала подходящие картинки. Испытательную башню нашла, природы много красивой нашла, а вот похожего на героя блондина… Увы. Ничего приличного. Только неприличное. Вместо мужественных и брутальных парней — одни остроухие большеглазые педики, прости, господи. В бронированных корсетах и с цветочками в ушах. Аналогии с ориентацией и психическим здоровьем художников напрашивались сами собой, но мою задачу не облегчали. Сестру, что ли, попросить нарисовать?..

День пролетел незаметно, как и вечер. Сдавая номер в печать в среду, во вторник мы работали до упора. Мы — это выпускающая бригада в количестве трех человек: меня, редактора и Валика. Рекламщики, шурша баннерами и возмущаясь, разбежались по домам еще в пять, журналисты — в шесть, а мы просидели над версткой до десяти вечера. Тексты кончились, и я взялась за вычитку полос. Спать раньше трех ночи не лягу — работу домой забрать придется, но все же…

— Василиса, опять?.. — шеф бегал от своего компа к Валику и постоянно за нами бдил. — Тебе полосы для правки печатаются, а не для размышлений о вечном! Ты что там Валику пишешь?

— Признание в любви.

— Дай-ка посмотрю… «Заг кривой, добавь воздуха, ужми размер, подзаг болтается»… Ты что-нибудь понимаешь?

— Она меня очень любит, — Валик уныло рассматривал полосы с заметками. — Но я умру раньше…

— Ой, не жалуйся, — я отложила в сторону вычитанную полосу. — Дел — на пятнадцать минут, больше ноешь. Бывало и хуже. Я тебя еще жалею. Зря, наверно.

В одиннадцатом часу ночи, после пятого звонка гришиной жены, шеф устало махнул рукой и велел нам «на сегодня кончать». Мы, естественно, не возражали. И шустро сбежали из офиса раньше редактора.

И в лифте Валик таки спросил:

— Вась, вот признайся честно, ведь сломала же кресло?..

— Да вот еще! — обиделась я, надевая перед зеркалом шапку. — Мне делать больше нечего?

— Нечего, — согласился он.

— Думай, как хочешь, — я пожала плечами.

Мы проехали два этажа, и Валик снова заговорил:

— Вась, вот скажи, честно глядя мне в глаза, что это не ты!

— Это не я! — и честно посмотрела ему в глаза, завязывая шарф.

Он застегнул пуховик и покосился на меня с подозрением. Я снова пожала плечами:

— Невиновный не оправдывается.

— Ладно, извини… И за то, что Игорю лишнее сболтнул, тоже.

Мы вышли из лифта и кивнули на прощание охраннику.

— Уже простила и забыла, — ответила искренне.

— Подвезти до дома? — Валик открыл передо мной дверь.

— Не, спасибо, сама добегу, — я натянула на лицо шарф. — До завтра!

— Пока!

Мы разошлись в разные стороны, и я перевела дух. Не люблю врать, но… Не мы такие, как известно, жизнь такая. Темными переулками я поспешила домой, по дороге сочиняя план на сегодняшний вечер, банальный и простой. Прийти домой, накормить зверя, поставить чайник, что-нибудь съесть, вычитать прихваченные с работы полосы, умыться и лечь спать. Серая тоскливая реальность скромных писателей, да. Которая тем серее, чем реже появляются музы — помощники и проводники, рассказывающие о других мирах и чужих жизнях. Которая тем тоскливее, чем меньше у нас свободного времени и чем крепче сжимает в тисках жизненное «надо».

Вот и сейчас. Я торопливо шла домой по парковой аллее, и над моей головой плели кружева покрытые инеем ветки деревьев, весело плясали крупные снежинки. А у меня нет времени остановиться и полюбоваться ночной сказкой зимы. Надо домой, надо работать, надо успеть все сделать и умудриться выспаться к завтрашнему дню, надо, надо, надо… Я вздохнула и подняла глаза к белому от снежных туч небу. Когда ж…

— Ой-е-е-е!..

Крутая заледеневшая дорожка змеей выскользнула из-под ног, и я, шлепнувшись на пятую точку, с визгом скатилась в ближайший сугроб. Спасибо маме с папой за подаренную шубку… Я села и потерла ушибленный копчик. А вот и бумеранг… Или глупая невнимательность. Я поправила съехавшую на лоб шапку, встала, отряхнулась и побрела домой. Спешить расхотелось. Копчик вредно ныл. Четко выстроенный план на вечер забылся. Я дошла до ближайшей скамейки, отряхнула с нее снег и села, подложив под себя сумку. Ну и что, что на улице минус сорок… Какая мелочь.

Я вновь подняла глаза к небу. Крупные снежные хлопья отплясывали незамысловатый танец, сверкая в зеленоватом свете фонарей, ровной периной устилая парковые дорожки, укутывая вуалью спящие деревья. И высветляя темные рукава шубы. В детстве мы гадали по форме снежинок: если больше кружевных — значит, следующий день будет хорошим, а если много остроконечных — то и день не задастся. Как и любое гадание, оно иногда сбывалось, а иногда — нет, поэтому я не расстроилась большинству остроконечных. Впрочем, среда есть среда… Ноги начали замерзать, как и все сопутствующее, а вдали завыла метель. Встав, я перекинула через плечо сумку и побрела домой.

Хата встретила привычным — тьмой, урчанием Баюна и сквозняками. Кот, с любопытством обнюхав мои сапоги, устремился на кухню. С сожалением сняв шубу и поежившись, я пошла следом за котом. Включила свет, насыпала живности корм и поморщилась, заглянув в холодильник. Каждый выходной я обещала себе набрать продуктов на неделю, и каждый раз находила тысячу и одну причину не выползать на улицу. Как итог — в холодильнике, по выражению моей сестры, мышь не повесилась, а съела от безнадеги саму себя.

Баюн заразительно захрустел кормом. Я включила чайник, помыла вчерашнюю посуду и устроилась за кухонным столом вычитывать полосы. Но от занимательного занятия отвлек знакомый шорох крыльев. Муз, подлое создание, сидел на столе и с аппетитом жевал баранку. И так захотелось бросить нудную вычитку, нырнуть в постель с ноутбуком и часик подумать над книгой… Но работа — важнее. Поэтому…

— Брысь, — я сердито уставилась на текст статьи, — мне некогда! Иди лесом!

Муз потер животик и многозначительно улыбнулся. Странно, что он без спиртного…