Окно в Полночь

— Выпить хочешь?

Он радостно встрепенулся. Я вздохнула и пошла за бутылкой. Все равно много не выпьет, он ростиком — как раз с коньячную бутыль. Поставив на стол свой выигрыш, я предупредила:

— Выпил и исчез, ясно? Я сегодня занята другим!

Муз споро открыл бутылку и вопросительно приподнял бровь. Я в сомнении посмотрела на крылатого прохвоста. Вообще-то я не пью, тем более — на голодный желудок, но… Ладно, день был жутким, длинным и напряженным, и у меня… стресс. И дома холодно, а чая много не влезет.

Я достала рюмку, предупредив:

— Чуть-чуть… Куда полную?! Сам допивать будешь! — и чокнулась с ним. Пока — рюмкой.

Коньяк обжег горло и приятным теплом разлился по телу. Так, теперь работать. Подумаешь, перед глазами плывет… Опыт не пропьешь. Муз громко сглатывал, присосавшись к бутылке. В моем животе, поддакивая, согласно и голодно заурчало. Баюн, запрыгнувший ко мне на колени, с интересом уставился на Муза.

— Брысь, я сказала!

Кот вопросительно встрепенулся и на всякий случай заурчал. А вот крылатый подлец не реагировал. Я сердито фыркнула и залпом допила вторую кружку чая. Муз снова забулькал. У меня лопнуло терпение. И без того день выдался тяжким, хоть и веселым… Ах, поганец, все выпил, и куда только влезло?.. Валик смертельно обидится…

— Баюн, ты его видишь? — приподняв мордочку кота за подбородок, я показала на Муза. — Видишь? Отлично. Взять!

Умный мне все-таки зверь попался… Услышав команду, кот встал, потянулся и одним прыжком подмял Муза под себя. Крылатый поганец, выронив недоеденную баранку, громко взвизгнул, извернулся и рванул прочь, по пятам преследуемый Баюном.

— Только не сломайте ничего! — крикнула вслед я.

И — тишина. Муз, похоже, забрался на люстру, а кот — засел в засаде на стеллаже, выжидая. И лишь тиканье кухонных часов нарушало хрупкое затишье. Пользуясь случаем, я снова уткнулась в недочитанную полосу. Всего-то пять осталось просмотреть, как раз до полуночи успею…

На автомате отмечая ошибки, я допивала третью кружку чая, когда настенные часы торжественно пробили полночь. Я удивленно моргнула. Мир, пошатнувшись, поплыл. Расплывались очертания кружки, и ручки, окна и стола, сливаясь в сплошное яркое пятно. Шатаясь, я встала и схватилась за скатерть. Предметы обстановки заходили ходуном, и от их безумной карусели у меня закружилась голова. Зажмурившись, я плюхнулась на стул.

Мама…

Глава 3

«Где мой мир, безупречный и правильный?

Он рассыпался облаком пыли…»

(«Город 312»)

Телефон орал, не умолкая. Сев, я протерла ладонями лицо и с минуту бессмысленно таращилась на… одеяло. Да. Одеяло. Которое я нежно обнимала руками и ногами. Ничего не понимаю… Если меня на кухне вырубило от усталости, то что я делаю в постели?.. Перебралась лунатиком? Черт. Надо срочно что-то бросать — или пить, или писать. Или в отпуск удрать, и гори работа синим пламенем?.. Кстати, и время на книгу будет… Точно.

Отключив будильник, я сонно выползла из спальни. Сидящий в коридоре Баюн встретил меня тихим урчанием и заинтересованным взглядом. Да-да, мне тоже любопытно, когда я успела в пижаму переодеться. Ни фига не помню… В ванной я включила холодную воду и, стуча зубами, умылась. Полегчало. Пока в зеркало не посмотрела. Оттуда на меня испуганно вытаращилась бледная взъерошенная девица с ядовито-сиреневыми глазами. Моргнув, я крепко зажмурилась. Быть того не может… Я, конечно, ненормальная, но не до такой степени… Вновь взглянув в зеркало, я перевела дух. Почудилось… Пожалуй, брошу пить.

Разминая шею и плечи, я откинула голову и замерла, уставившись в потолок. Твою мать, да что ж за утро!.. На потолке, цепляясь когтями за трещины меж плиток, спал красный птеродактиль. Красный. Птеродактиль. На моем потолке. В моей хате. Ёпт… Я со стоном уткнулась в полотенце. Глаза тоже ненормальными чудились, и прошла же блажь… Посчитав до десяти и выдохнув, я вновь подняла голову. В полной уверенности, что глюк исчез. А он, сволочь, никуда не делся. Может, и писать тоже бросить?..

Птеродактиль тихо всхрапнул и спрятал голову под перепончатое крыло. Я с трудом поборола желание дернуть ящера за свисающий хвост. А как иначе проверить, глюк или нет?.. Но еще неизвестно, что страшней — собственная ненормальность или наличие нового «жильца»… Помешкав, я повесила полотенце на крючок и, попятившись, вышла из ванной, тихо закрыв дверь и выключив свет. Я, конечно, привыкла худо-бедно к странностям квартиры — к тем же возникающим из ниоткуда вещам… Но — птеродактиль?.. Его, в отличие от канделябров, я не наследовала и в подвал не прятала!..

Обернувшись, я встретила уже два заинтересованных взгляда. Рядом с Баюном сидел Муз и, сопя, грыз бублик. Я села на пол и обняла дрожащие колени. Да, как и любая творческая личность, я всегда была ненормальной. И, работая над книгой, слегка ехала крышей, как того требовала включенность в творческий процесс. А она требовала замещения реальности — для вящей достоверности. И в моменты работы мне всегда снились безумные сны, мерещились тени и слышались голоса. И выдуманное так заслоняло привычный мир, что я в сорокоградусный мороз не ощущала холода, могла весь день не вспоминать о еде и спать по три-четыре часа, высыпаясь.

Но то — временное замещение! А сейчас… Сейчас выдуманное вторгалось в реальность, нагло и безответственно. И как понять, где творчество переходит в безумие, где она, эта грань, между вдохновением и помешательством? И ведь в процесс-то не включилась толком — в понедельник вечером страниц десять написала от силы…

— Уверена? — просипел, чавкая Муз.

Я удивленно уставилась на своего случайного собеседника. Однако мне оказали величайшую честь — со мной заговорили! Коньячный дар пошел на пользу хоть кому-то?..

— Конечно, уверена, — огрызнулась устало и помассировала виски. — Когда бы я больше написать успела, если у меня одна работа круглосуточно?..

Муз хмыкнул и вынул из-за пояса новый бублик. Меня затерзали смутные сомненья. Ладно, забудем пока о птеродактиле… Я встала и устремилась на кухню, где меня ждало два сюрприза. Первый — вычитанные полосы ровной стопкой лежали на краю стола. А я точно — вот точно! — помню, что вычитала штуки три до того как… И тем более я не… Запустив ноутбук, я на пару минут выпала из реальности, пролистывая документ. Я не могла написать за ночь пятьдесят страниц! Мой потолок — десять-пятнадцать, да и то, если с мыслями соберусь, а утром не нужно на работу! Мой потолок… И крыша. Куда ж ты полетела, дорогая, мне без тебя плохо…

Откинувшись на спинку стула, я бессмысленно уставилась в окно. Не может быть. Это все не со мной. И вообще, наверно, я сплю. Да. Муз, присев на крышку ноута, паскудно хихикнул. Хорошая месть за вчерашнее, ничего не скажешь… Дай пять, морда запойная. Баюн уныло и многозначительно зашуршал пустой миской, возя ее носом по полу. И старинные часы не менее многозначительно пробили десять. Я вздрогнула. Пора бежать на работу…

Есть не хотелось, и собралась я быстро. И, заплетая перед зеркалом французскую косу, мучилась двумя вопросами. Да-да, сразу. Во-первых — кто писал книгу? Кто? Потому что я — удивительное рядом — выспалась. Кабы всю ночь писала — то никаким будильникам меня не поднять, я их не слышу в принципе. А я чувствовала себя так, будто проспала девять часов — с двенадцати ночи до девяти утра. Так кто?.. И что делать с птеродактилем? Уверенности, что он — глюк, нет, а Баюна с ящером наедине оставлять боязно, вдруг сожрет… Соседу кота отдать временно? Наврать только правдоподобно, легенду сочинить душещипательную…