Окно в природу-2004

Но и пять сотен ульев - немало. Школы у Валентина Семеновича нет - дело это семейное, но в Синьково приезжают много людей: одни - за медом, другие - за опытом. «Мед - за деньги, опыт - бесплатно. Сам учился, знаю, как важно понимать тонкости жизни пчел».

ПЧЕЛЫ - животные не домашние, прирученные. Человек «захомутал» их и изощренно принудил делиться своей драгоценной добычей. Пчелы покорно делятся медом с людьми, но, размножаясь, могут и улететь (рой!) из колоды и из улья и сделаться дикими - припеваючи будут жить в ближайшем лесу. Дело пасечника - не упустить рой, а хороший пасечник множеством разных приемов вовсе не допускает роенья, делает отводы семьи в новые ульи. Так росло хозяйство Семеныча. «Уследить за кипучей жизнью в пяти сотнях ульев - дело далеко не простое. Летом работаем с восхода и до заката. А день-то - семнадцать часов!»

Большую помощь увлеченному человеку оказывал и оказывает пчеловодческий институт в городке Рыбное. В последние годы положение изменилось: теперь уже практикой умелого пасечника проверяются научные разработки главного центра по пчеловодству в России. «Моя пасека - вроде бы как полигон для науки, а я - что-то вроде живого «учебного пособия», - смеется бородатый мой собеседник.

Материальная сторона дела... «В годы пресловутой «перестройки», когда много говорили о фермерстве, я как раз ферму организовывал. Выжить было трудно - разговоры о фермах оказались лишь болтовней. Но я, перебиваясь с хлеба на квас, все-таки выжил - мед в те годы мало кому был нужен. А сейчас я на коне. Взяток кругом хороший - сады, цветочное дикое разнотравье, посевы гречихи, клевера, на лесных опушках растут у нас липы и клены. Это всё ждет появленья пчелы. Сборы? Семь - десять тонн в лето - надо считать добычей хорошей. А в 2001 году теплое лето хорошо сочеталось с влажностью - собрали мы двадцать тонн! Но такое бывает раз в сотню лет».

Неожиданностью для меня в рассказе Валентина Семеновича стало то, что мед является не главной статьей дохода на этой пасеке. Главное - продажа «зачатков» пчелиных семей: четыре рамки с маткой и рабочими пчелами. «Помещай пакет этот в улей, и летом будешь иметь полноценную, работящую семью пчел... С продажей меда есть трудности. Наш мед вывозить на базар невыгодно. На базаре нередко продают меды некачественные, а то и вовсе поддельные, нам такое соседство не нужно. Предпочитаем продавать на месте. Есть у нас много покупателей постоянных, привозят с собой и новых. Наш мед заслуживает благодарности. Покупка его на месте всё равно что покупка парного молока у деревенской бабушки».

Разговор наш несколько раз прерывается голосом сына Дмитрия: «Батя!..» Бородач надевает маску и спешит к улью. Попыхивая дымарем, отец с сыном что-то оперативно решают, и наш разговор продолжается. «Зимой отдыхаете?» - «Ну, конечно, летнего напряжения нет. Но работа имеется - неспешно приводим в порядок живое наше хозяство. Инстинкты у пчел за миллионы лет не изменились, и уход за пчелами принципиально тот же, что был во времена Прокоповича, но техника пасек меняется непрерывно. Медогонок, какие были у вашего деда, нет - теперь ручку крутить не надо, крутит рамки в оцинкованной емкости электричество. Есть у нас транспорт, хорошая мастерская, маленькая лаборатория, приличная библиотека...»

«Приятно видеть, когда жизнь у человека сложилась, как он хотел...» - «Прибедняться не буду. Хлеб зарабатываю любимым и интересным делом. На пролетающий самолет по-прежнему поглядываю с волненьем, но счастье мое тут - на пасеке».

21.10.2004 - Челноки на Воронеже

Левобережье «корабельной реки»

«По реке и лодка», - сказал на Ангаре мужик-лодочник. Мы стояли у замерзшей реки. По ней бежала с санями лохматая лошаденка, а на берегу чернели тяжелые просмоленные лодки. «Вот эту я соизладил в прошлом году, а эти две - пять лет назад. Исправно служат».

У каждой реки свой норов, и лодки на реках разные. По горному стремительному Абакану можно проплыть только на длинной, как щука, «абазинской» лодке (строят в городе Абаза). Лодка прочна. Как у корабля-парусника, в её нутре проглядывают ребра шпангоутов. На такой лодке мы пронеслись однажды по Абакану от избы Лыковых до Абазы в два дня. И мне, повидавшему много разных опасностей, рискованность плаванья по Абакану показалась особенной.

На аляскинском Юконе сто пятьдесят километров проплыли мы в добротной, тяжелой смоленой лодке с канадским мотором марки «Черная сучка». На Вологодчине по притокам озера Лачо ходили на легкой долбленке, искусно сделанной из распаренного ствола тополя. Видел я лодки на Миссисипи, на Ниле, бурном в верховьях, на Волге. Плавал на экзотической, лакированной, как рояль, с высоко задранным носом гондоле в Венеции... В счет не идут современные алюминиевые и пластиковые плавучие средства - в них нет поэзии, тогда как лодки из дерева привлекательны на воде так же, как копны сена на лугах в речной пойме.

Самым изящным из малых плавучих средств мне представляется маленький челночок для одного-двух людей. Правит им и гонит по тихой воде один гребец одним веслом. Легкая эта лодочка, очертаньем такая же, как ткацкий челнок, скользит по водной глади послушно, стремительно. Я эти лодки повсюду видел ранее на Воронеже, на Хопре, Битюге, Тихой Сосне. Легкий этот челнок, как индейскую пирогу из бересты, можно перетащить через мели, перебраться в нем по протоке в пойменное озеро или речную старицу. Лодки эти не только удобны, но и красивы - любуюсь ими на снимках, сделанных в 50-х годах. Я, тогда еще не видевший мира, догадывался: воронежские челноки - шедевры мастеров-лодочников.

Нетрудно было докопаться и до истоков их мастерства. Они связаны со строительством Петром Первым морского флота в Воронеже. На первой в России верфи трудились знатные мастера и, помимо морских судов, строилось много маленьких лодок для обслуживания самой верфи, для плаванья к Дону и вверх по Воронежу. Рассказывают, будто в местечке Маклок на Усманке существовала малая верфь, где строили лодки. Мастера, соревнуясь друг с другом, достигли совершенства в своей работе.

Когда большая корабельная верфь перестала существовать, зачахла и верфь на маленьком Маклоке. Но мастерство и традиция строить челноки для «корабельной реки» и её притоков остались, укоренились в приречных селах, и пятьдесят лет назад в селе Чертовицком я разыскал мастера, который ладил старинные челноки, как сказывал сам он, на совесть. Мастера помоложе уже норовили халтурить, этот же марку держал - делал лодки изящные, с боками и днищем гладкими, как яичко.

Не один час просидели мы с Иваном Гавриловичем на берегу в разговорах о лодках. Я, тогда молодой журналист, добивался: правда ли, что старенький топоришко мастера дошел до него со времен царя-корабельщика? Иван Гаврилович отвечал неопределенно: «Кто знает. Старый топор...» А мне тогда очень хотелось верить, что «помнит» топор корабельные годы. Теперь понимаешь, что была то легенда, которая поддерживала славу лодочника. Иван Гаврилович рассказал мне лишь маленький эпизод из своей лодочной биографии. «Молодым был. Приехал из Воронежа в Чертовицкое мастер-краснодеревщик Левонов. Важный - при усах, в атласной жилетке, на животе цепь из золота... Походил, оглядел на приколе все лодки. В мою ткнул тростью: «Кто делал?» «Кликните Ивана! Сына зовите!» - что есть мочи кричал отец, и сам кинулся в гору меня разыскивать. С минуту краснодеревщик глядел на босоногого малого - осьмнадцать лет мне было. Потом сказал: «Лучший матерьял даю. Заморское дерево. Не оплошай...» Я сказал: «Сделаем». Заказчик не стал более говорить, сел в пролетку, приподнял шляпу: «За ценой не стою, но чтоб лебедем шла...» Через три недели опять подкатила коляска. Знатный заказчик оглядел лодку, потрогал днище ладонью, велел спустить на воду... И тут же при всех на берегу расцеловал меня. Все помню, как будто вчера это было».

Иван Гаврилович был последним «полноценным», как он говорил, мастером в Чертовицком. Я рыбачил с его челночка, радуясь послушности и резвости лодки. В те годы реку уже заполонили шумные алюминиевые моторки. А когда в 75-м году с земляком Вадимом Дёжкиным мы снарядили экспедицию на Воронеж - посмотреть, что стало с «корабельной рекой», то челноки видели уже редко.

Александр Николаевич Трухачев на своей «верфи»

Ав этом году, побывав на Воронеже, я обнаружил на реке тишину - дорог бензинец и лодки утихли. А вблизи селенья Вертячье в пойменной старице вдруг увидел знакомый по очертаниям челночок недавней постройки. «Где сработано?» «А вон село на бугре, - указал на Вертячье хозяин лодки.
– Спросите, где живет Кабан, всякий укажет».

Кабана (он без обиды отзывается на деревенское дворовое прозвище) застал я в пору выхода из запоя. «Да, делаю лодки. Но видите сами, сейчас не в форме. Когда сделаю что-нибудь, мой сосед в Москву по мобильнику просигналит».