Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы

Дела были плохи – хуже некуда. На собрании должен был выступить Ежов, но он почему-то отмолчался, передоверив эту ношу новому заместителю. Все началось обычно, но затем, процитировав в должном количестве вождей, докладчик спокойно, будто речь шла о вещах обыденных, сообщил, что в стенах Главного управления действует вражеская нелегальная организация, известная как «Вандея». Некоторое время Ахилло еще надеялся, что дело закончится общими словесами, но докладчик начал называть фамилии. Кое-кто уже был осужден, попав в члены подполья как бы посмертно, но вот прозвучало имя Фриневского, затем полковника Альтмана, и, наконец, – старшего лейтенанта Пустельги. Что последует дальше, Михаил уже знал. Новый заместитель перешел к «соучастникам» и тем, кто «потерял бдительность», работая с врагами. Фамилий называлось много, из всех отделов, даже из неприкосновенного – иностранного. Капитан ждал: если он окажется «соучастником», то ему не дадут даже выйти из здания. Став лишь «потерявшим», можно было прожить еще неделю-другую.

Михаил немного ошибся. Его скромной персоне был уделен отдельный пассаж, из которого капитан узнал, что проявил «подозрительную слепоту», «доверчивость на грани предательства», «непрофессионализм», допустив вдобавок «игнорирование указаний руководства». Стало ясно, что Ежов не простил ему «слепоты», проявленной в Теплом Стане. На миг Ахилло ощутил нечто, похожее на злорадство: все-таки припек этого карлика с блеклыми глазками! Впрочем, это был не тот случай, когда он мог посмеяться последним.

Это было приговор. Докладчик упомянул, что чрезвычайные партсобрания состоятся послезавтра. На одном из них и будет решена судьба «матерого двурушника» Ахилло. Впрочем, исключения из партии часто происходили уже после ареста.

Михаил стоял у подъезда, докуривая папиросу. Страшно не было, скорее, он ощущал тупое безразличие. Конечно, можно еще побарахтаться. Сообщи он об убежище в Доме на Набережной, а заодно о некоторых делах Теплого Стана, чашу могла пронести мимо. Но вскоре заклание повториться. Тянуть время? А, собственно говоря, зачем? Ахилло помнил, как подследственные сходили с ума в ожидании ареста. Лучше сразу...

По улице торопились поздние прохожие, снег продолжал падать, желтые окна в доме напротив дышали покоем и уютом. Сегодня Михаил еще мог вернуться домой, увидать отца. В последний раз? В предпоследний? Какой-то сосед, заходя в парадное, вежливо поздоровался. Михаил кивнул, не задумываясь. Может быть, именно этого пригласят в понятые... Плохо, если арестуют дома: отец может не вынести. Бежать? Но куда? Никто не поможет, он теперь чумной. Даже Карабаев не подошел к капитану после собрания...

Пора было идти домой. Михаил по давней привычке оглянулся, и тут слух зафиксировал еле слышное гудение – где-то в начале улицы двигалась мощная машина. По позвоночнику пробежала дрожь: это могли ехать за ним. Если так, пусть берут здесь!

Мелькнул свет фар. Сознание автоматически фиксировало: «ЗиС», уже не новый, за рулем некто в штатском. Значит не за ним, «свои» разъезжают по-другому. Михаил уже собрался уходить, как вдруг замер на месте. Старый «ЗиС», черный или темно-синий, одинокий шофер! Конечно, это могло быть совпадением, подобных машин в Столице немало. Сейчас она проедет мимо, можно будет спокойно идти домой...

Автомобиль снизил скорость и начал тормозить. Открылась дверца. Высокий человек в сером плаще шагнул на тротуар. Из-под большой плоской кепки выбивались пряди белых волос. Седой неторопливо огляделся, заметил Михаила, немного подождал, а затем поднес руку к кепке:

– Товарищ Ахилло? Добрый вечер... Я вам звонил, но вы еще не вернулись...

Голос был спокойный, словно речь шла об обычном деловом свидании. Лицо незнакомца скрывала тень, но было заметно, что он совсем не стар, а седой парик лишь не особо удачная маскировка.

– Чем обязан? – вздохнул капитан. – Явились с повинной?

Седой покачал головой:

– Речь не обо мне, речь о вас. Товарищ Ахилло, Ежов завтра подпишет ордер на ваш арест. Что будет дальше, объяснять не буду. Я предлагаю иной выход...

– Дом на Набережной, четвертый подъезд? – усмехнулся Михаил. – Клетку с канарейкой брать?

– Знали? – в голосе Седого мелькнуло удивление. – Знали – и молчали?

– Знал. И молчал. Кстати, ваша конспирация никуда не годится. Любой хороший оперативник раскроет вас за неделю.

– Благодарю за предупреждение, – послышался негромкий смех. – Но у Ежова не осталось хороших оперативников. Значит, молчали? Выходит, те, кто рекомендовал вас, не ошиблись.

Ситуация была дикой, нелепой, и вдруг Ахилло сообразил, что это и есть спасительный выход. Забрать отца, сесть в машину и исчезнуть. Пусть ищут! Пусть кусают локти с досады!..

– Гражданин Седой, но ведь «Вандея» не спасает таких, как я, «малиновых». За что такая честь?

– Вам объяснят, – Михаилу показалось, что Седой улыбается. – Мы не судьи, мы лишь спасаем тех, кого еще можем...

С каждым словом капитан чувствовал, как на душе становится легче. Его не бросили! В этом страшном мире есть еще Бог, в которого он, Микаэль Ахилло, осмеливался не верить! Да, Бог есть! Его спасут. Гонимые, затравленные люди выручат «малинового» волка...

– Нет...

Слово вырвалось неожиданно, само собой. Михаил глубоко вздохнул и повторил:

– Нет, не поеду... Спасибо вам, но... Я не имею права. Мы – враги. Я служил этой власти. Вы – боролись...

– Почему вы думаете, что мы враги? – удивился подпольщик. – Я член партии с 17-го, никогда из нее не выходил и не выйду. Мы верим, что эти искривления когда-нибудь кончатся и партия во всем разберется. Но для этого нужны живые, а не мертвые! Вы – тоже нужны, Михаил Александрович...

Ахилло кивнул. Да, кто-то обязан уцелеть, выжить. Наверняка он понадобиться подполью. Но...

– Нет, – повторил он. – Не имею права. Пусть я не пытал, не насиловал, не грабил, но я из той же стаи. Мне не было больно, когда они творили зло. Я должен получить свое...

Седой задумался, качнул головой:

– Это – буржуазный индивидуализм, товарищ Ахилло. Вы коммунист и должны быть выше интеллигентских слабостей. Ваша жизнь важнее...

Михаил отвернулся. Чья жизнь? Волка? Полицейской ищейки?

– Спасибо. Если можно, помогите отцу... И еще... У вас в Доме на Набережной, в последнем подъезде, живет семья Шаговых – отец и дочка. Не забудьте их...

Седой бросил на капитана внимательный взгляд:

– Шаговы? Вчера мы их переправили. Но может, вы все же...

Ахилло почувствовал: еще секунда – и он согласится. Но чувство справедливости взяло верх. Он выбрал свою дорогу и обязан пройти ее до конца. Он не сможет пожать руку тому, кого выслеживал. Он грешен, а за грехом следует воздаяние. Умирать страшно, но тем, кто погиб по его вине, было еще страшнее...