Око Силы. Трилогия. 1991 -1992 годы

Мика поражала привычка прадедов ходить к начальству по любому поводу. Его просили о переводе в другую часть, ходатайствовали об устройстве судьбы сестры или тещи, о служебном повышении, а порою и доносили на сослуживцев. Причем все догадывались, что полковник Плотников не сможет им в большинстве случаев помочь, но все равно просили – на всякий случай. Порою предлагали взятки – от пачки засаленных керенок до такого, что даже у не особо целомудренного Мика краснели уши.

В этот день он был не в настроении, быстро спровадив просителей и даже не пообещав «разобраться», как он это делал обычно. Адъютант доложил, что в коридоре ожидают еще двое. Мик устало кивнул, но тут же вскочил со стула и чуть ли не впервые за этот день улыбнулся. В дверях стоял Ухтомский.

– Разрешите войти, господин полковник?

– Виктор! – Мик поспешил навстречу, показывая, что не намерен поддерживать служебный тон. – Очень хорошо, что вы зашли! Ну, как дела?

– Спасибо, Михаил, – Ухтомский натянуто улыбнулся в ответ и присел на краешек стула. – Не стал бы к вам напрашиваться, но мне не к кому обратиться. Меня не желают слушать. Даже Антон Васильевич...

– Да что случилось-то? С кем-нибудь повздорили?

Виктор покачал головой.

– Михаил... Господин полковник! Мне стыдно признаваться, особенно вам. Это ведь не ваша война, а вы все-таки здесь! Я и сам... Прибыл в Ростов еще зимой семнадцатого... Михаил, я не хочу больше воевать!

– И чего тут стыдного? – поразился Мик. – Это я от армии косил, а вы столько лет воюете, дважды ранены...

– Трижды... – бледно улыбнулся Ухтомский.

– Тем более! Так...

Плотников на секунду задумался, затем достал большой роскошный блокнот в кожаной обложке.

– Сегодня же поговорю с Антоном Васильевичем. Для начала отправим вас в отпуск. В Крыму сейчас плохо, лучше в Ниццу...

– Не надо, – Виктор положил ладонь на открытый блокнот. – Я не о том... Михаил, за что мы воюем?

Плотников на секунду растерялся, но затем ответил четко, не задумываясь:

– За право России самой выбрать свою судьбу. За то, чтобы не было семидесяти четырех лет позора!

– Конечно, – вздохнул князь. – Михаил, когда я узнал, что мы начинаем закупать у вас оружие – и какое оружие! – то чуть не умер от радости. Ей богу! У нас ведь даже патронов не хватало! И вот первые танки, ваши добровольцы... Бои под Орлом, помните? Тогда я впервые поверил в победу. Впервые! Но потом...

Он помолчал, опустив глаза и стараясь не глядеть в лицо Мику.

– Когда первый раз отдали приказ об обстреле «Градами» жилых кварталов, я вначале просто не поверил. В том пригороде Орла жило десять тысяч! Остался только пепел, да что я говорю, и пепла не было!... А потом... Бомбежки, ракеты, этот... напалм... Разве так воюют?

– Война, – философски заметил Мик. – Лес рубят...

Он не договорил, вспомнив, чью фразу повторяет.

– Да, щепки! – выдохнул Ухтомский. – Русские щепки! Мы оставляем после себя выжженную землю. Мы хуже СС! Да, я читал, я видел по телевизору, когда был в Столице! Мы вешаем пленных!..

– Красные поступают так же, – развел руками Плотников. – Вы читали последний приказ Троцкого?

– Да. Но мы-то не большевики! Кого мы освобождаем? Пустыню, пепел? Там даже стекло плавится... Я долго молчал. К красным тоже стало поступать ваше оружие, и я думал, что иного выхода нет. Но теперь их Канал не работает, танки у красных без запчастей и боеприпасов. Уже неделю их аэропланы не взлетают. А мы? Вчера один эшелон, сегодня другой. К ракетам привинчивают какие-то секретные боеголовки...

– Вы правы, – Мик улыбнулся, – сейчас мы уже сильнее. Да что вам, Виктор, коммунистов жалко? Через недели три мы будем в Столице!

– Да, – отрешенно кивнул князь, – мы будем в Столице. Один концентрационный лагерь – в Лужниках, второй – на Ходынке. Публичные казни на Тверской...

– А-а! – понял Плотников. – Вас знакомили со Специальной программой?..

– Из соседних сел уже взяты заложники, в пяти верстах строится лагерь для неблагонадежных. Там даже крематорий будет!.. Чем же мы лучше большевиков?

– Тем, что мы – не большевики! – отрезал Мик. – Ваши прежние вожди слишком либеральничали. Сунем в топку сотню-другую коммуняк – и порядок на сто лет вперед! Кстати, в Омске, у Адмирала, с нами полностью согласны.

Ухтомский побледнел и медленно встал.

– Год назад мы спорили, допустимо ли расстреливать пленных. Многие были против. Даже у войны есть законы, Михаил! А теперь мы сжигаем целые города и строим свой ГУЛАГ – так, кажется, у вас это называлось? Что же будет, когда мы победим?

– Порядок! – Плотников тоже встал. – Лет на десять запретим всяких социалистов с демократами, чтобы выросло новое поколение. Знаете, Виктор, я сам почти диссидент, насмотрелся на всякие митинги с пикетами. И... И хватит об этом, хорошо?

– Так точно, ваше высокоблагородие! – вздохнул Ухтомский.

– Да не обижайтесь, Виктор, – поморщился Мик. – Еще не хватало нам погрызться из-за прав человека!.. Кстати, вам привет от Келюса... от Лунина. Он о вас очень беспокоится, теперь вижу, что не зря. Да садитесь вы!..

– Спасибо, – штабс-капитан неуверенно взялся за спинку стула, но так и не присел. – Как там Николай Андреевич?

Когда они распрощались, на пороге возник адъютант. Мик обреченно вздохнул – его ждал еще один посетитель.

Этот полный краснолицый человек мало походил на офицера. Форма сидела на нем как-то криво, да и весь вид не внушал особого доверия. Однако при виде гостя Плотников поспешил встать. Перед ним был начальник контрразведки Ударной группы.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – соблюдая старомодный этикет, поздоровался гость, хотя сам был подполковником и имел полное право обращаться к Мику по званию. – Не смел бы вас беспокоить в этот поздний час, если бы не служба-с...

Плотников вопросительно поглядел на контрразведчика. Тот сделал значительное лицо, при этом щеки еще более раздулись, а глаза превратились в щелочки.

– Хотел бы доложить о некоторых особо любопытных пленных. Есть двое-с...

– Это не мое ведомство, – сухо ответил Мик. Он и раньше старался пресекать попытки контрразведчика знакомить его с делами, но тот прекрасно понимал, что значит докладывать об успехах офицерам вышестоящего штаба.

– Я бы и не смел беспокоить, если бы не ваш собственный приказ, господин полковник. Один из этих двоих – ваш. Ну, вы меня понимаете-с...