Оковы для ари

Упрямец. Обманщик. Только непонятно, кого сейчас обманывает: меня или себя.

Приблизилась к Ледяному, заглянула ему в глаза.

— Ты хочешь искренности между нами, говоришь, что ненавидишь фальшь. Но всё это ненастоящее. Наши отношения не будут настоящими, пока один из нас продолжит лгать. Да что там… Возможно, скоро не станет нас.

Тальден нахмурился. На широком лбу пролегла упрямая складка, и я поняла: вот сейчас меня перебьют и продолжат убеждать, что всё под контролем, Игрэйт слабак, и нечего тут паниковать.

Вскинула руку, останавливая этого ледяного барана, и заговорила ещё быстрее:

— Да, Игрэйт безумен. Да, он мечтает о троне и готов на что угодно, лишь бы подгрести под себя империю. Но в то же время он трус, привыкший прятаться за чужими спинами. Что-то он замышляет, есть у него какой-то козырь, иначе бы к тебе не сунулся. Я видела его сегодня: он абсолютно уверен в победе и ничего не боится. Поэтому не говори мне, что всё будет хорошо. Пока ты душишь в себе зверя, тем самым делая себя слабее, ничего хорошего не будет. Прекрати это немедленно! Слышишь?!

Не знаю, чего в тот момент во мне было больше: желания хорошенько его треснуть (может, тогда мозги встанут на место) или прижаться к сильной груди и банально разреветься. Позволить себя успокаивать, утешать и снова обманывать: что завтрашний день не станет концом нашего света.

Моего и Герхильда.

— Я просто пытаюсь тебя защитить. — Меня всё-таки обняли, несмотря на попытку отстраниться и не сдавать свои позиции. Горячее дыхание скользнуло по виску вместе с поцелуем и едва различимым шёпотом: — Защитить от себя.

— Сильно же ты меня защитишь, погибнув! — не хотела, но всё равно всхлипнула. Постаралась протолкнуть застрявший в горле солёный ком, который в любой момент мог прорваться наружу слезами.

А мне сейчас сырость разводить никак нельзя. Нужно опилки из кое-чьей головы скорей доставать и, пока не поздно, заменять их мозгами.

— Но если перестану сдерживать дракона, мы вернёмся к тому, с чего начали, — звучал, обволакивая хрипотцой, как снежной крошкой, голос Ледяного. — Когда зверь силён, мне сложно его контролировать. А иногда — невозможно. Его мысли — мои мысли. Всё, что чувствует он — чувствую я. Я не хочу, всякий раз, видя тебя, злиться и вспоминать, что нас разделило. Аня, пойми, если не буду сдерживать свою звериную сущность, я снова могу сделать тебе больно.

— А вот злись! — вскинула голову и вперилась взглядом в этого каменно-отмороженного. По-другому и не назовёшь. — И ничего не сдерживай. Больше не смей! Пусть лучше муж меня всю жизнь будет ненавидеть, чем лишится этой самой жизни! Разве не понимаешь, что тогда заберёшь и мою жизнь?

Герхильд и на это раз не растерялся. Заключил моё лицо в ладони, по-хозяйски так, властно, и произнёс совершенно невозмутимым голосом, отчего желание треснуть возобладало над желанием расплакаться:

— Я уже об этом думал. Сегодня же проведём обряд. Что бы ни случилось, Игрэйт тебя не получит. Ты вернёшься на Землю, Аня. Я сделаю так, чтобы это произошло завтра же.

А Фьярра, значит, сюда? Из-под Лёшкиного крыла к князю? Какие бы чувства я ни испытывала к алиане, ни одной девушке, даже Фьярре, я не желала участи стать беспомощной игрушкой в руках сумасшедшего дракона.

— Нет, — сбросила удерживавшие меня руки, отстранилась резко.

— Аня, это не обсуждается, — голос у Герхильда тоже был как будто каменным. И взгляд ему под стать: сталь, замурованная во льдах.

— Я не сбегу и тебя не брошу, — сказала твёрдо, чтобы не думал, что только он тут имеет право проявлять характер. — И крови моей для обряда ты не дождёшься. Хочешь защитить — прекрати душить в себе дракона и направь всю его злость и ненависть на это темнодольское отродье. Пусть оторвётся.

— Аня… — от низких, глубоких ноток дрожь пробежала по коже, но я не отступила, упрямо выпалила:

— Бегать по мирам — не выход!

— Ритуал нужно провести сегодня. Завтра уже может быть поздно. — А он как будто меня не слышал. — Тебе в любом случае лучше вернуться на Землю. Сейчас в Адальфиве неспокойно. Потом, когда разберусь с Игрэйтом, когда выясним, кто воскрешает Перевоплощённых, я верну тебя. Но не раньше.

Как со стенкой разговариваю. Ледяной и непрошибаемой.

— Не будет никакого ритуала, Скальде. — Кажется, ещё немного, и я тоже начну рычать, не хуже дракона или кьёрда.

Его Упёртость попытался схватить меня за руку и, кажется, силой отволочь к Хордису, а может, и сам бы справился. Но я взбунтовалась. Ещё не хватало, чтобы мне насильно делали кровопускание!

— Даже не вздумай! Я не футбольный мяч, которым можно голы в ворота забивать: бросать из мира в мир. Я сделала свой выбор. Будь добр его принять! Или думаешь, если погибнешь, пока я на Земле буду отсиживаться, мне будет легче пережить твою смерть? Считаешь, я смогу жить дальше? Скажи, Скальде? Хотя нет, лучше я скажу: не смогу! Погибнешь ты завтра, и я тоже умру. И Игрэйту, вообще-то, ничего не стоит вернуть меня обратно, если это тело будет в его власти.

— Какая же ты всё-таки упрямая! — рыкнул и, несмотря на сопротивление, вновь притянул меня к себе. — Нет в тебе ни капли алианы!

— И не будет! — подтвердила своё упрямство, а потом тихо взмолилась: — Скальде, пожалуйста, перестань себя мучить, и тогда у нас появится шанс на будущее. — Привстала на носочках, прошептала в любимые губы, прежде чем они накрыли мои жадным поцелуем.

Глава 29

Я не успокоилась, пока не взяла с мужа, этого живодёра и мазохиста подмороженного, клятвенное обещание, что он перестанет истязать своего дракона и с Блодейны пример брать не будет. Не будет против моей воли вытряхивать меня из этого тела и отправлять на Землю сходить с ума от неизвестности.

— Сегодня мы больше не увидимся, — предупредил Герхильд, явно намекая на то, что я не захочу присутствовать при реанимации его зверя.

Я послушно кивнула, в последний раз… (то есть не в последний, конечно!) почувствовала вкус его поцелуя, тепло объятий, в которых дрожь, штормовой волной накрывшая тело, чудесным образом исчезла. А потом я снова обхватила себя за плечи, когда тальден отстранился, и со всех сторон ко мне потянулись острые щупальца холода.

— Но завтра после боя я буду всецело твой, — с улыбкой пообещал Ледяной.

А у меня сердце, вдруг возомнив себя тараном, отчаянно ударилось о рёбра. Раз, другой.

— Ловлю на слове, — пошутила еле слышно и как-то уж очень тоскливо.

Сделав над собой усилие, попыталась улыбнуться в ответ, вот только не уверена, что у меня что-то вышло.

— До завтра, Аня.

— До завтра…

Не оглядываясь, поспешила в покои ари, мариноваться в собственной тревоге и сжиравших мне душу страхах.

Фрейлины мариновались со мной за компанию, и кьёрд всё кружил по комнате, не способный успокоиться. Может, отправить его развеяться, поохотиться? На одно вредоносное насекомое, что с недавних пор завелось в Лашфоре.