Оксфордские памфлеты. Часть I

Этот соус — вообще не во здравие. Я никогда не спрашиваю его без некоторой неохоты, и я никогда не беру вторую ложку без чувства опасения, что ночью меня будут преследовать кошмары [100] . Это естественным образом подводит меня к предмету Математики и к вопросу «испомещения» Университетским Руководством всех тех, кто производит вычисления, столь необходимые для этой важной области Науки.

Так как Членов Конвокации вынуждают (либо личным образом, а либо, что менее раздражительно, письменно) рассматривать предложения от Кларендон Трастис, так же как и любые другие вопросы, затрагивающие человеческие, а равно нечеловеческие, интересы и хоть в какой-то мере поддающиеся рассмотрению, мне пришло в голову предложить Вашему вниманию соображение насчёт того, насколько крытые постройки желательны для проведения математических вычислений. В самом деле, из-за неустойчивого характера погоды в Оксфорде совершенно нецелесообразно пытаться организовать деятельность, малоподвижную по природе, на открытом воздухе.

100

См. прим. [65], [66]. Доджсон сам, в собственном примечании к «Записке», указывает на эти два своих примечания к «Выборам в Еженедельный совет». От начала и до этого места «Записка» пародирует начало уже известного нам письма Голдвина Смита преподобному Чарльзу Уолдгрейву Стэндфорду, старшему цензору Крайст Чёрч:

«Мой дорогой Стэнфорд!

В письме, предметом которого были последние выборы в Еженедельный совет, Вы между прочим заметили мне, что затеянные нами на этих выборах комбинации „хотя и необходимы, всё же не всегда во благо благо“.

Они — всегда во зло. Я никогда не иду на сходку без некоторой неохоты, и я никогда не пишу агитационного послания без чувства отвращения к этому делу».

Опять же, студентам часто бывает невозможно выполнять математические расчёты в тесной близости друг к другу, приводящей ко взаимному трению и влекущей всеобщие переговоры, а следовательно, эти процедуры требуют отдельных помещений, в которых неугомонные любители поговорить, которых предостаточно во всех Общественных Сферах, могли бы содержаться заботливо и безвыходно.

Ради удобства стоит перечислить пока следующие реквизиты; другие можно добавить после, когда фонды позволят.

А. Очень большое помещение для вычисления Наибольшего Общего Делителя. Ему можно бы придать ещё небольшую комнатку для расчёта Наименьшего Общего Кратного, однако без неё можно и обойтись.

В. Участок открытого пространства для культивирования Корней и упражнения в их извлечении; при этом Квадратные Корни целесообразно культивировать на расстоянии друг от друга, поскольку они могут попортить соседа своими углами.

С. Помещение для приведения Дробей к Наименьшим Членам. Его следует снабдить подвальчиком для хранения находимых Наименьших Членов, который может быть пригоден также для содержания в нём тех Членов Студенческого Сообщества, которые любят отлынивать от занятий.

D. Большое помещение, которое можно будет затемнить и заполнить волшебными фонариками с целью проявления Периодических Дробей в процессе расчётов. Такое помещение может также быть снабжено буфетом со стеклянными дверками для хранения различных Шкал и Систем Счисления.

Е. Узкая полоска земли, огороженная с боков и тщательно выровненная, для изучения свойств Асимптот и проверки на деле, встречаются между собой Параллельные Прямые или не встречаются, для чего она должна, говоря выразительным языком Евклида, непрерывно простираться «впрямь» [101] .

101

«Впрямь» — так буквально было передано выражение Евклида в переводе на русский язык, выполненном в начале XIX века неким Петрушевским («Евклидовых начал восемь книг, содержащие в себе основания геометрии». СПб, 1819, а также «Евклидовых начал три книги, содержащие общую теорию чисел древних геометров». СПб, 1835.). Даже Д. Д. Мордухай-Болтовский, автор советского перевода «Начал» (1948 г.), в комментарии к этому месту, а именно ко II постулату («И что ограниченную прямую можно непрерывно продолжать по прямой») одобряет это слово перевода Петрушевского («впрямь» вместо «по прямой»), замечая, что, «к сожалению», ныне его использовать невозможно, поскольку в современном языке оно получило другой смысл (с. 14). Петрушевский «и впрямь» широко использует это «выразительное Евклидово» слово в своём переводе; см., например, определение плоского угла как «взаимное наклонение двух линий, на плоскости встречающихся и не впрямь лежащих».

Эта последняя процедура, а именно «непрерывное продолжение Прямых», может потребовать многих столетий, но такой период времени, хоть и долгий по сравнению с жизнью индивидуума, всё равно что ничего в жизни Вселенной.

Поскольку нынче для запечатления выражений человеческого лица широко применяется фотография, то почему бы не приспособить её также для алгебраических выражений? Тогда желательно наличие и небольшой фотографической комнаты — как для обычного использования, так и для фотоизображения разнообразных явлений Нарушения Симметрии — следствия процессов Рассеяния, Затмения и Вырождения, часто возникающих по причине Общего Тяготения в моменты строгих математических расчётов, и производящих любопытное действие на черты лица.

Могу я надеяться, что вы немедленно уделите внимание этому чрезвычайной важности предмету?

Заверяю Вас

в искренней преданности.

МАТЕМАТИКУС

6 февраля, 1868 г.

ПОКИНУТЫЕ ПАРКИ [102]

Solitudiem faciunt: Parcum appellant [103] .

Музей [104] ! Строения прекрасней нету ныне, Где Черуэлл [105] петляет по равнине. Как часто я бродил в соседских кущах, Всегда спокойной радостью влекущих! Как часто медлил, провожая взглядом Дитя и няню, проходивших рядом, И озирал скамью под пышной кроной Для резвых крошек, для четы влюблённой, Глядел на сорванцов, в кулачном бое Усердье проявлявших молодое (Две фразы лишь могли все чувства в нас Спугнуть: «Простите, сэр, который час?» И «Бросьте, сэр, монетку!» Эти фразы Просты и величавы, как приказы.) — Вот вещи, привлекавшие вниманье, Но все они теперь — воспоминанье. Угнетены прекрасные беседки — Палатки им назначены в соседки; А на лужайках новые забавы — Там фракции орут для пущей славы, И мышь летучая на крикетных воротцах Визгливо вопиёт... или смеётся. Пригорки срыты. Гладко, голо, скучно, Но запускать мячи теперь сподручно; Когда бы не испуг и не ушибы, То просто так детишки не ушли бы. Не ладно там, где роскошь заправляет. Коль ставка на барыш — душа страдает. В расцвете спорт или пришёл в упадок — На всё есть мода, уж таков порядок, Но чудный парк, отраду городскую, Не возместить, коль уничтожен всуе. Взгляни и ты, чиновный друг порядка: Здесь весело богатым, бедным — гадко. У мест счастливых велико отличье От мест, принявших роскоши обличье: По тропкам франты ходят величаво, При глупой шутке восклицая: «Браво!» — И богатеи (так нам заявляют) Нешуточные суммы оставляют. Сведём баланс. Доход — одно названье, Поскольку средств не видно прирастанья. Не то — потери. Богатей таков: Займёт пространство многих бедняков — Займёт для игрищ и прокатных лавок, Займёт для зрелищ и лотков для ставок. Сам голени набивкой защищает, А яркий луг в пустыню обращает; Элитный спорт, что держит парк в неволе, Простых людей подальше отфутболил И по лужайкам, тишины палач, Гоняет с гиком свой набитый мяч. А помните профессора и дона, Беседовавших здесь непринуждённо? Прохожих изумляли старики — Те «мёртвыми» зовутся языки. (Пишу как Хэбер [106] . Нет уж, дам зарок Не портить Голдсмитовский плавный слог.) Профессор тот к питомцам снисходил, На полусотню в год прилично жил И так бы жил, я думаю, доднесь, Когда б друзья (как именно — не здесь Мне говорить) манером Джона Пога В его пирог не влезли понемногу И не добыли пальчиком счастливым В пять сотен фунтов весом сочной сливы [107] . В трудах учёных он закончил дни, Не требуя богатства, как они. О Роскошь! Проклятая небом сила! Ты парк всех этих прелестей лишила. Твой броский яд не служит утешеньем — Он с ликованьем занят разрушеньем. Здесь бадминтон, кларет или полпиво В мужчинах возбуждают стих глумливый И, напитавшись их душком угарным, Всяк удальством заносится вульгарным. Ещё глоток — и сумасбродство злее, Уже друзья взирают сожалея; Удар клюкой — и пухлый мяч несётся, Сбивая в прах крикетные воротца. Как далеко заходит разоренье! Совершено полдела, без сомненья, И сельских добродетелей венок Вот-вот забудет бедный городок. Умеренность в быту, в сужденьях зрелость, Добрососедство — всё куда-то делось; И трудолюбье, чуждое соблазна Беспечно жить и развлекаться праздно, Что каждый час наукам посвятило И среди нас поддержку находило, И ты, Пристойность, бытия опора, Защитница от крайностей и вздора — Любимое и обжитое место Вам всем покинуть суждено безвестно! Но даже в эти сумрачные дни, Оксония, растлителя гони! Внуши ему, что праведное слово Не так цветисто, но зато сурово, Что в интерес партийный нет резона Вникать — там нечего искать «pro bono» [108] , Что подойдёт к концу и царство фракций, Коль здравым смыслом все огородятся, И не затронет ничьего ушка Могучий клич: «Валяйте дурака!»

102

Поводом для написания (и последующего распространения печатных копий среди членов Клуба профессоров Крайст Чёрч) послужило предложение Университетскому собранию со стороны Университетского клуба устроить в так называемых Парках площадки для игры в крикет (в то время — 1867 г., — правда, отклонённое, но впоследствии возобновляемое). Памфлет является перепевом большого стихотворения Оливера Голдсмита (1728—1774) «Покинутая деревня», написанного на схожую тему бедствия и разорения родного поэту Обурна, причиной которых стало огораживание. Использованы Доджсоном также многочисленные мотивы другого большого стихотворного сочинения Голдсмита, по порядку написания предшествующего «Покинутой деревне», — «Путник, или Взгляд на общество». С голдсмитовскими сочинениями кэрролловское местами совпадает текстуально («Обурн! Прекраснее строений нету ныне...»).

103

Создают пустыню, называя это Парком (лат.). Перефразировка обвинения в адрес римлян из «Агриколы» Тацита (XXX, 4): «Создают пустыню, называя это миром», т. е. pacem вместо parcum.

104

Имеется в виду Музей естественной истории, расположенный у южной оконечности Университетских парков, на границе земель, принадлежащих Крайст Чёрч и Мертон-колледжу. Создание этого музея является заслугой главным образом Генри Экленда, с 1845 года преподавателя анатомии из Крайст Чёрч, который стремился сосредоточить в одном месте многочисленные коллекции естественнонаучных экспонатов, до того разбросанные по всему Оксфорду, а также разместить исследовательское и учебное оборудование, не вмещаемое Анатомическим музеем при Крайст Чёрч, в котором Экленд также работал. Идею поддерживал декан Лидделл. В 1853 году под строение были выкуплены четыре акра земли у Мертон-колледжа, в следующем году к ним добавлены ещё четыре. Открылся музей в 1860 году.

Кэрролл любил посещать этот музей, в том числе в компании Алисы Лидделл и её сестёр. Некоторые экспонаты Музея естественной истории возродились в персонажах знаменитой сказки. Например, считается, что Додо, к которому Кэрролл испытывал особую симпатию (как к персонажу и как к экспонату), шагнул в сказку прямо с картины Йана Сэйври, висящей на западной стене музея. Теперь в музее существует специальный отдел, посвящённый Кэрроллу и его героям.

Сам Оксфорд также часто именовался «Мусеем»: «Verum secretumque Mouseion» — истинный храм уединения.

105

Одна из двух Оксфордских рек. Айсис (фактически, отрезок Темзы) ограничивает Оксфорд с западной стороны, тогда как Черуэлл — с восточной. Вдоль Черуэлла по городскому берегу располагаются многочисленные луга и парки, в том числе Крайст Чёрч Мидоу, примыкающий другой стороной к Крайст Чёрч.

106

Хэбер, Реджинальд (1783—1826) — английский церковник и религиозный поэт, кэрролловский земляк (родился в Мальпасе в графстве Чешир). В конце жизни — епископ Калькуттский. Знаменит строками из поэмы «Палестина» (1807 г.), повествующими о возведении Иерусалимского храма.

107

Имеется в виду стихотворение из корпуса «Рифмы Матушки Гусыни»:

Джонни Пог, Джонни Пог Со стола схватил пирог И уселся в уголок. Пальцем корочку проткнул, Пальцем сливу потянул — Помогите, караул!

По поводу «пяти сотен фунтов», «добытых» некими «друзьями» из «пирога», см. памфлет «Новый метод получения численных значений», эпиграфом к которому служат три первые строки этого же стихотворения.

108

Т.е. «pro bono publico» — нечто, представляющее собой интерес для публики.

Май 1867 г.

НОВАЯ ЗВОННИЦА КРАЙСТ ЧЕРЧ, ОКСФОРД Монография D. C. L. [109]

«Прекрасное пленяет навсегда» [110] .

I. ОБ ЭТИМОЛОГИЧЕСКОЙ МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНОСТИ НОВОЙ ЗВОННИЦЫ, К.Ч.

109

«Оксфорд неизменно проявлял чувствительность в отношении своих новых зданий: имея право гордиться старинными строениями, город тем самым признавал за собой привилегию оставаться сверхкритичным в отношении всего, что по своей природе являлось нововведением. Величайших из современных архитекторов неизбежно прогоняли сквозь строй насмешек, стоило им только наложить руку на университетские здания, но, возможно, никогда для насмешки не было большего основания, чем то, которое мистер Доджсон усмотрел в „трёх Т“ Крайст Чёрч».

Так писал Льюис Сержант в предисловии к данному памфлету, переизданному племянником Льюиса Кэрролла и автором его первой биографии Стюартом Доджсоном Коллингвудом в составе второй книги, посвящённой творчеству дяди и вышедшей в 1899 году. Книга называлась «Альбом Льюиса Кэрролла»; краткие предисловия к включённым в неё кэрролловским сочинениям разъясняли события тридцатилетней и более давности, ставшие их темой. Появлению данного и следующего памфлетов предшествовало вот что.

С момента своего назначения на пост в 1855 году декан Лидделл постоянно находил время заниматься ремонтом и реконструкцией зданий Колледжа и Собора. Когда в 1871 году одна из квартир, ранее предназначавшихся каноникам и расположенная в здании Колледжа как раз между Оксфордским собором и внутренним двором, Квадратом Тома, освободилась, то появилась возможность произвести давно задуманное удлинение нефа Собора в эту сторону — добавить к нему дополнительный отсек, через который также осуществить доступ в Собор напрямую из Тома Квада. Таким образом, в сплошной каменной кладке со стороны внутреннего двора был пробит проход, начинающийся двойным арочным проёмом. Значительная длина этого прохода дала основание обывателям отзываться о нём как о „Туннеле“.

В то же время выяснилось, что после многих реконструкций внутри Собора его башня едва ли выдержит колокола. Решено было соорудить новую звонницу в непосредственном соседстве с соборной башней, над лестницей, ведущей в Трапезную. «По недостатку ли средств или по другой причине, но идее Бодли о колоколенке из дерева и меди отказали в осуществлении, а колокола разместили в простой прямоугольной строительной коробке из дерева, которую автор „Новой Звонницы“, впервые напечатанной в 1872 году и разлетевшейся среди Оксфордской публики пятью изданиями, безжалостно высмеял. Он уподобил её холодильнику, ящику, Греческому Лексикону, параллелепипеду, купальной кабинке, куску мыла, цыбику чая и раме для сушки белья. Но любимым доджсоновским названием для неё было „коробка из-под чая“ [„Табачный ящик“ в нашем переводе ради сохранения начального „Т“, тогда как в оригинале „Tea-chest“ — А. М.], — писал Льюис Сержант. — В оправдание мистера Бодли следует сказать, что он, не теряя времени, принялся укрывать деревянную строительную коробку, воздвигнутую им в северо-восточном углу Большого Квадрата, под невысокой башней с четырьмя угловыми башенками. Едва ли стоит говорить, что теперь Табачный ящик — дело прошлое, и только память о нём живёт благодаря „Придиркам оксфордского прохожего“». Всё же эта башня с угловыми башенками была завершена лишь в 1878 году; она носит название Башня Уолси (Уолси Тауэр).

Однако, чтобы придать этой новой конструкции вид подлинной башни, хотя и невысокой, было решено удалить часть верхней балюстрады, из-за которой новая звонница зрительно как бы сливалась с Трапезной. Образовавшийся теперь уже поверх здания Колледжа проём Доджсон обозвал Траншеей ради третьего «Т». Почему именно «Т»? Забежим вперёд, ибо этот вопрос относится к следующему памфлету. Буква «Т» в английском обозначает т-образную подпорку для удочки с опущенным в воду крючком, да и начинается памфлет как пародия на книгу Исаака Уолтона о рыболовстве. Читатель настраивается на одно, и не сразу ему становится ясно, что речь идёт о других «Т».

Буквы D. C. L. — это инициалы имени автора. Инициалы переставлены, ведь нормальный порядок инициалов в подписи — прямой: первое имя, второе имя, фамилия. В таком переставленном порядке инициалы означают «доктор церковного права», то есть собственного права церкви (в нашем случае — Оксфордского собора) на приличный внешний вид.

110

Джон Китс. Известная строка из поэмы «Эндимион», книга I. Пер. Б. Пастернака.

[Эта первая главка построена на игре слов, которую невозможно перевести, остаётся только показать. По-английски «звонница» — belfry. Доджсон «объясняет», что это слово происходит от французского bel, т.е., по-английски, ‘beautiful, becoming, meet’ (‘прекрасный, идущий к лицу, уместный’), и немецкого frei ‘free, unfettered, secure, safe’, (‘свободный от чего-л., нестеснённый, надёжно защищённый, безопасный’). Слово Belfry, обозначающее новую звонницу для Крайст Чёрч, мы, таким образом, можем понимать как «надёжно лишённый всякой красоты»; мало того, утверждает Доджсон, данное слово — абсолютный синоним слову meat-safe ‘ящик для хранения мяса, холодильник’ (meat ‘мясо’ звучит точно так же, как meet — см. выше), «а с этим предметом новая Звонница имеет полнейшее сходство, доходящее едва ли не до совпадения».]

II. О СТИЛЕ НОВОЙ ЗВОННИЦЫ, К.Ч.

Подобный стиль в обиходе известен как «ранний испорченный» — несвоевременно ранний и удивительно испорченный.

III. О ПРОИСХОЖДЕНИИ НОВОЙ ЗВОННИЦЫ, К.Ч.

С упорством, переходящим в личные выпады, и с отчаянием, почти не отличимым от безумия, посторонние интересуются, кому именно должны мы приписать первоначальную идею всего сооружения. Не Казначей [111] ли, говорят они, пригвоздил им несогласный Колледж к земле? Доктор ли, дон [112] спроектировал этот оскорбляющий глаза ящик? Или то был Цензор [113] , чьи колдовские заклинания породили эту ужасающую штуковину на погибель нашему и последующим поколениям? До того часа, как на эти и другие вопросы не последуют хоть каких-нибудь разъяснений, они должны — и будут — оставаться безответными вечно!

111

Джон Буль, член капитула Крайст Чёрч; «видная фигура своего времени», как отозвался о нём Льюис Сержант.

112

В этих словах зашифровано имя уже известного нам Генри Лиддона (см. прим. [12]).

113

Здесь это Томас Вир Бейн (1829—1908), чьё имя также зашифровано в тексте, но нами шифр не воспроизведён. В Оксфорде Бейн был старейшим приятелем Доджсона: они вместе росли в Дарсбери, одновременно учились в Университете и одновременно стали донами из Крайст Чёрч. Бейн также предшествовал Доджсону на посту куратора профессорской Крайст Чёрч.

А в таких случаях обычно возникает Слух. Кто-то говорит, что будто бы Руководящий Орган официально утвердил идею всем конклавом, причём исходным предложением было взять за образец Башню cв. Марка в Венеции, а уже потом в результате ряда улучшений она была низведена к простому кубу. Другие утверждают, будто бы ни кто иной, как Преподаватель Химии предложил такую форму — форму кристалла. Есть и третьи, которые настаивают, что Лектор-математик отыскал её в одиннадцатой книге Евклида [114] . По-правде говоря, несть числа всевозможным мифам, толкующим сей предмет.

114

Одиннадцатая книга Евклидовых «Начал» посвящена геометрии трёх измерений.

Настоящее же происхождение всего замысла излагается ниже; наш источник заслуживает доверия.

Глава Колледжа, а с ним и архитектор, почувствовав естественное желание придать своим именам осязательную вещественность каким-нибудь бросающимся в глаза способом, помимо некоторых перемен, отложенных на будущее, задумали блестящий и удивительный план воплощения в новой Звоннице гигантской копии Греческого Лексикона [115] . Но не успели ещё низвести данную идею к действующей модели, как обстоятельства позвали их обоих на несколько дней в Лондон, и во время их отсутствия каким-то образом (эта часть дела так пока и не нашла удовлетворительного объяснения) вся задача была перепоручена заезжему архитектору, который оставил нам даже своё имя — Джиби. Бедолага отсиживается теперь в заточении в Хануэлле, поэтому мы не станем порочить его память и напомним только, как он во всеуслышание заявлял, будто этот образ явился ему в порыве вдохновения, когда он от нечего делать разглядывал те ярко раскрашенные и весело разрисованные ящики, наполненные высушенными листьями с кустов крыжовника и живой изгороди, которые притворяются, будто содержат в себе табак самого что ни на есть кубинского происхождения. А разве не было в таком его выборе чего-то воистину пророческого? Найдется ли путешественник, с чьих уст, буде он впервые посетит это великое учебное заведение и взглянет на его новейшее убранство, не сорвётся возглас недоумения: «То — бочок, и то — бочок. Где же фасад?». А зачем фасад ящику под табачок?

115

Издатель признаёт в этом месте трудность. Не было предъявлено никаких разумных доводов, почему именно благодаря копии Греческого Лексикона удалось бы придать «осязательную вещественность» именам двух вышеназванных выдающихся деятелей. — Прим. автора.

Между тем не является большой загадкой, почему в этом и следующем памфлетах Греческий Лексикон, то есть, собственно, «Греко-английский лексикон Лидделла и Скотта» пришёлся лыком в строку: творцом этого монументального словаря является не кто иной как декан Лидделл — совместно с Робертом Скоттом, однофамильцем архитектора Скотта (см. следующее примечание)! Лексикон Лидделла и Скотта является основным английским словарём греческого языка и переиздаётся по сю пору (последнее, десятое, значительно дополненное, издание вышло в 1996 году). 

Как и декан Лидделл, Роберт Скотт известен в кэрролловедении. Он перевёл «Бармаглота» на немецкий язык. (См. об этом в кн.: Кэрролл Л. Указ. соч. С. 126.)