Октавия

При виде этого послания лицо миссис Боттомли захлопнулось, как стальной капкан. У Гэрриет - хоть она и умирала от любопытства - хватило ума не задавать вопросов. Она надеялась, что миссис Боттомли сама не выдержит и заговорит с ней о загадочных семейных отношениях своего хозяина. И ее надежды довольно скоро оправдались.

Однажды в конце февраля они вдвоем сидели перед ужином в маленькой уютной каморке при столовой. Над камином висел большой портрет обнаженной Ноэль Белфор. Какая красавица, подумала Гэрриет. Наверное, при виде ее в каждом мужчине просыпается желание.

– Кто это писал?
– спросила она.

Миссис Боттомли негодующе фыркнула и даже покраснела от возмущения, но желание посплетничать было сильнее ее.

– Мастер Кит писал, кто же еще. Но лучше бы он этого не делал.

– Кто такой мастер Кит?

– Младший брат мистера Кори.
– Миссис Боттомли по старинке называла “мастером” младшего сына в семье.

– Брат?
– удивилась Гэрриет.
– Ни за что бы не подумала. У него получился потрясающий портрет.

– Еще бы!
– Миссис Боттомли неприязненно покосилась на роскошное, праздное тело Ноэль Белфор.
– Он ведь долгонько над ним трудился. Помню, мистер Кори только-только уехал за границу, и тут же заявляется мастер Кит и спокойненько так мне говорит: я, говорит, миссис Боссис - это он так меня зовет - пейзажи писать приехал, - а у самого глаза уж блестят не по-хорошему. Я сразу догадалась, что это за пейзажи такие.

– Какой он из себя?
– спросила Гэрриет.
– Похож на мистера Кори?

– Нисколечко.
– Миссис Боттомли подлила себе хересу из бутылки.
– Мастер Кит, он, конечно, красавец - высокий, крепкий, золотоголовый, что твой подсолнух, - но с ним всегда жди беды. Помню, бедная их матушка вечно с ума сходила от беспокойства. Пейзажи, как же! Все его пейзажи кончились в спальне у миссис Эрскин. Она, представь, лежит себе перед ним в чем мать родила, отопление в доме работает на всю катушку, жара, как в июле. В общем, понятно, что у них там были за пейзажи.

– А мистер Эрскин? Что он сказал, когда вернулся?
– поинтересовалась Гэрриет.
– Наверное, дома был грандиозный скандал?

– Да уж, - хмыкнула миссис Боттомли.
– Надо было их обоих видеть. Мистер Кори весь холодный и презрительный, просто лед с ядом, а она бьется в истерике и кричит на весь дом: “Ну и что, ты же сам хотел, чтобы все оставалось в семье!..”

Помолчав немного, миссис Боттомли доверительно продолжала:

– Все дело в том, что мастер Кит был у нее не первый, далеко не первый. Как наш Джон родился, так с тех пор и потянулось: то у нее один, то другой…

– Как же мистер Эрскин такое терпит?
– спросила Гэрриет.
– Разве у него такой уж мягкий нрав? Я что-то не заметила.

– Я тоже не замечаю.
– Миссис Боттомли угрюмо поджала губы.
– Иногда он бывает ой-ой как крут, но с ней - безобиднее овечки. Что поделаешь, любовь.

– И все же они разводятся - значит, он нашел в себе силы?

Миссис Боттомли пожала пухлыми плечами.

– Кто их знает, может, и не разведутся. Она вроде уже совсем собралась выходить за какого-то там Ронни Акленда, но боюсь, в конце концов мистер Кори примет ее обратно. Очень уж ей за ним хорошо: у него и имя, и зарабатывает он вон как. А она, знаешь ли, привыкла ко всему лучшему. А главное, ей приятно чувствовать свою власть над ним, знать, что он всегда у нее под каблуком.

***

Гэрриет понимала Кори Эрскина, как никто другой. Теперь, когда уже не нужно было каждый день ломать голову, чем кормить ребенка, все ее мысли были о Саймоне.

Шло время, но тоска по Саймону не убывала. Она грызла ее день и ночь и выматывала всю душу, оставляя лишь боль да пустоту. Пытаясь заполнить эту пустоту, Гэрриет хваталась за любую работу, а по вечерам до одури пялилась в телевизор или читала, пока совсем не слипались глаза - ничто не помогало. Боль не утихала, одиночество казалось беспросветным, словно ее одну замуровали в бетонной камере без окон и дверей. В тот же вечер, вскоре после того, как миссис Боттомли ушла спать, зазвонил телефон. Гэрриет сняла трубку.

– Звонит мистер Эрскин из Дублина, - равнодушно сообщила телефонистка.
– Будете говорить?

– Да, - сказала Гэрриет, пытаясь сообразить, как Кори Эрскин мог оказаться в Ирландии.

– Кори? Алло! Пожалуйста, пригласите к телефону Кори, - послышался в трубке мужской голос - бархатистый, чарующе-медленный, словно ленивый.

– Его нет, - ответила Гэрриет.

– Жаль. Я надеялся его застать, - сказал голос.
– А где он?

– Он улетел в Антибы. Может, я могу вам чем-нибудь помочь?

– Вряд ли - разве что согласитесь дать мне взаймы пару тысчонок. Я нашел для Кори роскошную лошадь, он наверняка захочет ее купить.

– Если хотите, можете ему позвонить, - сказала Гэрриет.
– Он оставил номер. Скажите мне только, кто вы.

В трубке раздался оглушительный смех.

– Кит Эрскин, паршивая овца семейства Эрскинов, к вашим услугам. Думаю, миссис Боссис наверняка успела вам кое-что обо мне порассказать, верно?

– Нет, ничего такого.
– Гэрриет покраснела и порадовалась, что собеседник на другом конце провода не может ее видеть.

– Знаю, что успела. Но вы не верьте ни единому слову. Клянусь, я чист, как стеклышко.

Гэрриет прыснула, прикрывая трубку рукой.

– А вы, вероятно, Гэрриет?
– продолжал он.
– Несчастная жертва обмана?

– Простите?
– Гэрриет тут же внутренне ощетинилась.
– Кто вам такое сказал?

– Кори. Точнее, не сказал, а зачитал мне длинный-предлинный ультиматум по поводу того, что он со мной сделает, если я посмею на вас покуситься. Это не ваш малыш там так разрывается?

– У него режутся зубки, - сказала Гэрриет.

– Я бы на его месте сходил к дантисту, так ему и передайте. От Ноэль ничего нет?

Гэрриет рассказала ему об открытке с футболистами - что было, пожалуй, не очень корректно, но это она сообразила слишком поздно.

Кит на своем конце провода лениво рассмеялся.

– Мне нравится, как она держит Кори на поводке - да и меня, впрочем, тоже. В иные времена у нее этих поводков скапливалось по стольку, что даже странно, как у нее до сих пор одна рука не стала длиннее другой. Знаете, чем теперь занимаются все наши знакомые? Заключают между собой пари: разведется с ней Кори или нет.

– Извините, но мне нужно подойти к ребенку.
– Гэрриет вдруг осознала, что сплетничать о своем хозяине нехорошо.

– Постойте, не уходите, - попросил Кит.
– У вас просто потрясающий голос. Наверное, вы и сама такая же? Ну-ка, признайтесь, какая вы?

– Бледная и худая, как жердь, - сказала Гэрриет.

– Прекрасно, как раз то, что я люблю. В следующем месяце я должен писать в ваших краях один портрет, так что приеду, сам разберусь. Смотрите, не крутите там без меня с местными кавалерами!..