Октябрь, который ноябрь

Лежащий на сукне МР-40 от своих многочисленных родственников ничем не отличался. Катрин проверила магазин - пуст. От ствола шибало гарью, сразу ощущалось, что стреляли недавно. Возиться с оружием под взглядами десятков глаз было не очень приятно, но тут дело понятное.

– Полагаю, вполне очевидно, что оружие было ночью в работе, - сказала шпионка, снимая ствольную коробку.
– Не мешало бы смазать, а так во вполне исправном состоянии. Маркировка деталей видна, остальные надписи забиты и зашлифованы - это тоже отлично заметно. Снимали надписи определенно не вчера, следовательно, готовилось оружие заранее. В остальном можно сказать, что модель редкая, но не уникальная. Но это явный след, товарищи. Нужно по нему идти.

– Это точно немецкая модель?
– спросил кто-то.

– Исполнение, материалы и форма характерные. "Люгер-Парабеллум" так и напрашивается этому стволу в родичи. Какие сомнения?

– Скорее, уточнение. Эта деталь под стволом - она для чего?

– Опорная шина с крюком. Для стрельбы из амбразур, смотровых щелей броневиков и прочих специфических укрытий.

Распахнулась дверь, вошел порывистый человек - жгучий брюнет, с уже тронутой сединой шевелюрой. Пожал руку товарищу Островитянской:

– Работаете? Есть ли успехи?

– Есть, Лев Давидович, но коренного перелома в расследовании пока добиться не удалось.

– Постарайтесь, товарищ Людмила. Еще сутки, и все будет сокрушено безо всяких там переговоров и компромиссов!
– Лев Революции с вызовом глянул на штабс-капитана.
– Так и запомните: не мы это начали, но мы закончим!

Председатель Петросовета перевел взгляд на полуразобранный пистолет-пулемет и брезгливо указал на него пальцем:

– На какие только ухищрение не идет международный милитаризм, в своем желании продолжить бессмысленную и кровавую бойню! Ничего, очень скоро такие пулеметы окажутся в руках германского пролетариата и застрочат в нужную сторону!

– Удивительно точное пророчество, Лев Давидович, - не удержалась и подтвердила Катрин.

Троцкий кивнул, мельком глянул на шпионку, потом еще раз, уже внимательнее:

– Гм, а я ведь вас знаю? Товарищ, э, товарищ...

– Товарищ Мезина, - подсказала оборотень.
– Моя помощница и консультант.

– Понятно, - Троцкий как-то неуверенно одернул полы своего пиджака.
– Вы продолжайте, продолжайте, товарищи. Каждая минута на счету.

В дверях он обернулся, еще раз взглянул на Катрин. Так уже бывало. Нет, это не петля времени, не воспоминание о былом. С Троцким шпионке будет суждено встретиться почти через два года, но та встреча уже свершилась, пусть и не в этой "кальке", и не с этим революционным Львом. Собственно, и шпионка тогда была куда моложе, проще и порывистей. И все же... Все же все миры и любые их отражения объединяет нечто неуловимое, но общее... Время - очень хитрая паутина.

Но думать над теориями было некогда.

– Так, товарищи, время уходит!
– призвала неукротимая Островитянская.
– Пулемет упаковать, опечатать, сдать под ответственное хранение. Я на минуту к руководству и выезжаем по следующему адресу. Пилот "лорина", ты чаю попил?

– Готов хоть щас стартануть!
– заверил шофер, успевший во время ознакомления с таинственным пулеметом умять недурную краюху хлеба с маслом.

– Тогда все к машине! Бодрее, товарищи!
– вдохновила соратников Лоуд, для убедительности подняла и звучно брякнула трубку телефона и умчалась "по руководству".

Как это у нее получается? Мгновенно становится своей, всем знакомой, причем "в глубоком авторитете". Как-то оборотень пыталась объяснить свои способности, напирая на "эффект свадьбы". Вкратце: впечатлениям людей свойственно "отражаться" и видя уверенного персонажа, наблюдая реакцию на него окружающих, человек делает логичный вывод, что сей персонаж находится на своем месте уже давно, многим знаком и глубоко симпатичен. Он родственник со стороны "другой половины" - мало кто знает всех присутствующих лично, предполагая, что незнакомцы, это гости со стороны жениха. Или наоборот. Революция, несомненно, очень большая и многолюдная свадьба. Впрочем, способностей товарища оборотня данная теория не объясняет, поскольку те способности в принципе необъяснимы.

* * *

Выходя к машине, следственная группа дружно убеждала Кольку ехать быстро, но не безумно.

Глава тринадцатая. Накануне. День.

Улица Пушкинская, конспиративная квартира

31 час до часа Х.

...- В самом деле, Алексей Иванович, вы бы стопочку пропустили для поправки здоровья.

– Прекратите хихикать, Шамонит. Я дурно себя чувствую, но спиртное здесь абсолютно ни при чем, - великий литератор выглядел несвеже и тщательное причесывание перед зеркалом недугу помятости вряд ли могло помочь. Впрочем, рассуждал Понедельник вполне трезво: - Если вечером нам вновь брести в этот проклятый Смольный, никаких стопочек. Схожу в кофейню. Заодно раздобуду газет. Грант, вы со мной? А с вами, Петр Петрович, полагаю, уже утром увидимся.

Вот это и к лучшему - не будут мешать собирать вещи. Петр Петрович запер за коллегами входную дверь, и, насвистывая об отворенной калитке^[22], направился в свою комнату. Утро уже перестало быть утром, пора сказать квартире последнее "прощай" и направиться в запасной приют одинокого странника. Шамонит еще третьего дня предусмотрительно снял номер в "Большой Северной"^[23]. Пора, пора заканчивать с этой никчемной мальчишечьей боевкой.

Собственно, саквояж уже был собран. Ничего лишнего Петр Петрович брать не собирался - всякие громоздкие пулеметы и осколочные бомбы уходят в прошлое. Вот бесшумный револьвер вполне способен пригодиться в будущем. Заодно следует прихватить бритву Гранта - изумительная немецкая сталь, держит заточку просто удивительно.

– Прости, Игорь, тебе прибор уже вряд ли понадобится, - молвил практичный отбывающий, снимая с полки бритву с костяной ручкой...

Вот, собственно, и все. Петр Петрович надел пальто, окинул взглядом столовую: не так уж дурно коротали время, пусть временами и случались утомительные моменты, да-с. Шамонит хлопнул себя по высокому лбу, сходил в комнату литератора и забрал коробку револьверных патронов. Пора, пора уходить. Имелось предчувствие, что события ускорят свой ход. Учитывая намеки связника и звонок господина Иваноффа, кризис близок.

По привычке Петр Петрович выглянул из-за шторы на улицу: серо, мрачно, спокойно. Бредет точильщик, две зрелые барышни семенят под ручку - определенно не филеры. Экая унылость. Эх, в Марсель бы, побыстрее. Или в Цюрих?

Барышни на тротуаре шарахнулись к стене дома - донесся визг и рычание мотора - на Пушкинскую на полном ходу вынырнул длинный легковой автомобиль.

Просто прелесть, а не машина. Петр Петрович к классической механике относился с пренебрежением - шатуны и клапаны это вчерашний день, будущее за химией и чистой физикой. Но подобным экипажем следует обзавестись. Когда-нибудь позже, когда основное задуманное сбудется. Можно заказать бронированный экземпляр. Как славно будет пугать обывателей, разгоняясь где-нибудь в Париже или Нью-Йорке. Там, кажется, широкие авеню.