Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
– Понятно, барышня, - врач неожиданно успокоился, достал папиросы.
– К стене, так к стене. А что товарищам революционерам от меня-урода нужно, кроме как расстрелять?
– Три тела. Привезли утром от Ерорхинской фабрики. Огнестрелы, - поспешно сказал штабс-капитан Лисицын, явно поверивший, что доктора могут немедля кончить.
– Этих знаю, в третьей лежат, - сказал, закуривая, хозяин преисподней.
– Их с документами привезли.
– А эти все бездокументные?!
– поразился Дугов.
– Вы догадливы, молодой человек. Шестьдесят четыре тела: здесь и в анатомическом
Доктор довел следователей до двери в небольшую комнату:
– Ваши слева. Впрочем, разберетесь. Тех что справа, топором отработали, внешне немного отличаются. Документы на столе.
Доктор утопал, не дожидаясь ответа, а следователи вошли в комнату.
Трупы лежали тесно, но в относительном порядке, под простынями и с бирками.
– Яаан Лайттонер, мещанин, 35 лет, уроженец города Цесиса...
– зачитывал штабс-капитан.
Остальные следователи сличали фото удостоверений личности с малоузнаваемыми мертвыми лицами, осматривали повреждения на телах. В общем-то, во вскрытии нужды не было - и так все понятно.
Мальчик лежал третьим. Круглолицый, глаза закрыты - верхнюю часть головы пули не затронули. В остальном...
– Да, явно не на шальную пулю налетел, - с сочувствием сказал анархист.
– За что его так?
– Похож он на кого-то, - в замешательстве, столь несвойственном ей, прошептала оборотень.
– Лицо знакомое. С отцом я его виделась, что ли?
– Выписка из метрической книги. Борис Сальков, - зачитал Лисицын, - четырнадцати неполных лет, в январе исполнилось бы. Знаете каких-либо Сальковых, а, товарищ Людмила?
– Вроде бы нет, - Лоуд явно силилась вспомнить.
– Похоже, его почти в упор расстреливали, - сказала Катрин.
– Надо бы одежду посмотреть. Может, в карманах что-нибудь найдется. Возможно, его как свидетеля убирали.
– Свидетеля?
– оборотень бестрепетно взяла негнущуюся руку покойника, принюхалась.
– Не, паренек не из жертвенных был. Сам стрелял. От правой порохом так и разит. Держу пари, как говорили в нашей лондонской эмиграции, он вот того толстого и уложил. Это как раз в комнатушке было.
– Да ладно, мальчишка же совсем, - не поверил товарищ Дугов.
– Порох - субстанция весьма пахучая, - напомнила Лоуд.
– Иди-ка сюда, сам нюхни.
– Чего идти, у меня насморк, - уклонился анархист.
– Ладно, они, значит, в комнате были, расстреляли друг друга, а снаружи добавили. Но кто тогда уличного мещанина Лайттонера добил? На нем кучно, прямо в корпус. Кстати, кто вообще такие эти эстонцы?
– Видимо, исполнители, - ответила Катрин, прощупывая извлеченную из отдельных мешков одежду покойников.
– Шли они кого-то зачищать, но что-то повернулось не так.
– "Зачищать" - странноватое определение, - отозвался штабс-капитан.
– Кстати, третьего, того что стоял на улице, могли убрать свои. При условии, что он получил ранения и не мог самостоятельно двигаться. Увы, слышал я о таких фактах у преступников. Шуму нападавшие наделали,
Предположение было разумным. Больше у следственной группы никаких мыслей не возникло - возня с одеждой оказалась малопродуктивной, никаких писем, шифровок, тайных знаков найдено не было. От одежды вроде бы попахивало оружейной смазкой, но пятен на брюках и рубашках имелось столько, что что-то определенное сказать трудно. Решили изъять ключи покойников - вдруг что-то подскажут.
Следователи поспешили на свежий воздух, а Катрин пошла искать, где можно помыть руки - заскорузлые частички засохшей крови стряхиваться не желали. В коридоре опять начался ад - в "неопознанной" мертвецкой кто-то нечеловечески выл - узнали таки своего, пропавшего. Мигал на потолке желтый свет ламп - опять на электростанции чудят. Навстречу Катрин из засады качнулся батюшка, забормотал:
...- Отпусти ему вся согрешения его вольная и невольная, словом и делом, ведением и неведением coтвopeннaя... Отпеть недорого, обмыть, обрядить. Есть хорошие специалистки, опытные, знающие, монастырские.
Про монастырь это он зря упомянул, шпионка и так была на взводе. Катрин сгребла батюшку за рясу на широкой груди, с силой обтерла о ткань ладони.
– Ты что, дщерь божья?!
– перепугался чуткий служитель культа.
Шпионка выдернула из-за пояса маузер, ткнула ствол в поповскую бороду:
– Еще раз здесь увижу, шлепну.
– Да за что, безумица безбожная?! Страждущим утешение надобно, иначе как...
– В церкви утешенья обрящут. А здесь мирское, здесь не душе, а телам последний долг отдают. Нашел место мошну набивать, гадина.
Поп панически фыркнул, вырвался, протопало сводчатым коридором эхо его сапог, сгинуло в полутьме. Катрин, морщась, сунула пистолет на место.
– Стало быть, мне можно не удирать?
– спросили из сумрака.
– Доктор? Все опасаетесь?
– Не особенно. Привык-с. А вы всех подряд пистолетом пугаете?
– Нервничаю. Готова извиниться, - пробормотала Катрин.
– Но не буду. Толку от моих извинений маловато, да и сама я проезжая, мимолетная, ненастоящая. Но если доведется говорить с людьми, облеченными властью, про здешний ужас непременно упомяну. Невыносимо стыдно для столицы. Даже для переломного исторического момента, очень стыдно. Полагаю, должны помочь людьми и деньгами.
– Практичная вы женщина, - восхитился доктор.
– Слушайте, оставайтесь, а? Будете документацию вести, по вышестоящим инстанциям ездить. Сработаемся, потом я вас замуж позову.
– Предложение неожиданное, но лестное, - улыбнулась шпионка.
– Увы, я уже очень семейная женщина, даже многодетная.
– Вот так всегда. Очень жаль.
Оставив веселого доктора в его аду, Катрин вышла во двор, вспомнила, что руки так и не помыла. Ладно, о батюшку вытерлись, тоже очистительная, отчасти богоугодная процедура. Следственная группа мрачно курила у автомобиля - возвращение из преисподней требовало паузы на отдых.
– Слушайте, а вы обе и по медицинской части, что ли?
– поинтересовался анархист, предлагая папиросы.
– Уж на диво хладнокровны.