Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

Брайан Джонсон ворвался в комнату к Михаилу, потрясая толстой газетой, и с каким-то плакатом в другой руке.

– Майкл, Майкл, ты тут сидишь и ничего не знаешь! – тараторил он. – Большевики разгромили немцев при Моонзунде, ужасные потери германского флота, десантный корпус почти полностью уничтожен! – в этот момент маленький и полненький Джонсон был похож на мальчишку-газетчика, зазывающего клиента.

– Вранье! – безапелляционно ответил Михаил.

– Какое вранье! Вот смотри! – с этими словами Джонсон раскатал перед Михаилом большой плакат. – Буквально отобрал у расклейщика. Весь город гудит, как растревоженное осиное гнездо.

Михаил склонился над плакатом, да так и застыл. Он увидел нечто совершенно невероятное. Разбитый и полузатопленный немецкий линейный крейсер, всего две дыры в палубе, других повреждений не видно, но корабль полностью уничтожен. Прочие сцены полного разгрома, которому подвергся германский флот, неоспоримы и не могли быть подделаны. А самым главным было то, что с прекрасных цветных фотографий на Михаила будто глянул иной мир. На снимках были не только побежденные и пленные немцы. Там Михаил увидел и победителей, не похожих на русских матросов и офицеров, несмотря на то что на их плечах были соответствующие званию погоны, а над кораблями развевался Андреевский флаг.

И еще. Везде и всюду присутствовал доселе неизвестный Михаилу символ – красная пятиконечная звезда. Пока Михаил не мог сформулировать, в чем именно, кроме совершенно незнакомого оружия и техники, заключается странность всего увиденного, но это чувство было настолько острым, что опять заныл желудок, о котором Михаил уже совсем забыл. Техника, конечно, была совершенно неизвестная, но сейчас она развивается так быстро, что еще десять-пятнадцать лет назад никто и помыслить не мог ни о броневиках и танках, ни о гигантских аэропланах «Илья Муромец», ни о линкорах и быстроходных линейных крейсерах. А вот люди… Люди за это время совершенно не поменялись. Какими они были в Русско-японскую войну, такими же пошли и на германскую.

Михаил прекрасно осознавал, что именно тень той, бездарно проигранной войны, лежащая и на России, и на его брате и привела страну сначала в объятия к Антанте, а потом и в пекло мировой бойни, ненужной ни русскому царю, ни его народу. И вот теперь мы имеем то, что имеем. Михаил был хорошим физиономистом, без этого нельзя было командовать Дикой дивизией. Так вот, на лицах офицеров и нижних чинов большевистской эскадры, запечатленных на фото, лежала тень совсем другой войны. Войны победоносно выигранной, закончившейся взятием вражеской столицы и капитуляцией вражеской армии.

Присев на кушетку, Михаил взял в руки газету. Рядом с ним тихонечко пристроился Брайан Джонсон. Большевистский листок был напечатан на отвратительной по качеству, почти оберточной бумаге, но он был сенсацией. Утренний выпуск, в котором бывшего великого князя интересовал только анонс, был сразу отложен в сторону. Развернув вечернюю «толстушку», бывший великий князь поближе придвинул к себе керосиновую лампу и в полной тишине стал читать. Летели минуты, а Михаил все перелистывал страницы, внимательно вчитывался, иногда задумчиво хмыкал… Потом отложив газету в сторону и внимательно посмотрел на своего друга и секретаря.

– Интересную вещь ты мне принес, Джонни. Ну, что скажешь, что теперь со всеми нами будет?

Джонсон склонился к уху Михаила:

– Известно совершенно точно, что Керенский подает в отставку. Говорят, что он испуган всем этим до нервного тика.

– А кто будет новым премьером, эсер Чернов? – поинтересовался Михаил.

– Ни за что не поверишь, Майкл, – прошептал в ответ Джонсон, – правительство будут формировать большевики, а премьером будет грузин Джугашвили – ну тот, который Сталин…

– Ты уверен, Джонни? – недоверчиво переспросил Михаил.

– Совершенно точно, Майкл! – уверил Джонсон своего друга. – Перепуганный до смерти Керенский – а ведь ты знаешь, какой он трус – сразу после того, как узнал о разгроме большевиками немецкой эскадры, бросился звонить Сталину в газету. Телефонистка, которая их соединяла, просто не могла не прослушать разговор, ну ты же знаешь дамское любопытство. А потом немедленно растрезвонила об услышанном всему городу. Теперь, два часа спустя, об этом, наверное, уже знает каждая собака.

– Понятно, – сказал Михаил и постучал пальцем по газете. – И как думаешь, как скоро эти будут здесь?

– А они уже здесь, Майкл, – с заговорщицким видом сказал Джонсон, – еще утром в редакцию к Сталину явились несколько человек. Представительный пожилой мужчина, молодой офицер кавказской наружности, чернявая девка и несколько жуткого вида головорезов, то ли абреков, то ли дезертиров. После этого все и началось. А перед этим в том районе видели чудную летательную машину с двумя винтами наверху. Вот как на этой картинке. Теперь весь город уверен, что это именно люди Сталина остановили немцев, рвущихся к Петрограду. И ты обратил внимание, – Джонсон кивнул в сторону лежащей на столе газеты, – во всем толстом номере ни единого плевка в сторону «проклятого царского режима», что необычно для революционной прессы.

– Ничего странного, Джонни, – невесело отозвался Михаил, – господин-товарищ Сталин больше похож на льва или тигра, ему плеваться незачем. А вот наши записные либералы и революционеры трибунные – все они первостатейные верблюды. Если не оплюют кого, то спать спокойно не лягут. Опыт у них большой, на Ники долго тренировались.

– Майкл, – ответил Джонсон, – насколько я понял Сталина, это не Ники. Если кто попробует в него плюнуть, то он оторвет такому наглецу голову. Надо бы завтра в Петроград съездить, узнать, что там к чему.

Но следующего дня ждать не пришлось. Михаил поднял голову: где-то в отдалении появился и теперь постоянно нарастал странный звук, будто к Гатчине приближались несколько огромных майских жуков.

Гул все время нарастал. Встревоженные Михаил с Брайаном Джонсоном быстро выбежали на крыльцо перед северным фасадом дворца. Вслед за ними там же оказались также чада и домочадцы Михаила. Звук этот приближался к Гатчине откуда-то со стороны Финского залива, примерно с северо-запада.

– Летят, летят! – острые молодые глаза Таты, в одном наброшенном на плечи пальтишке выскочившей на крыльцо вслед за матерью, разглядели мигающие проблесковые огни над темными водами Серебряного озера.

Михаил, как и все собравшиеся, вглядывался в темноту. Вдруг оттуда ударил сияющий бело-голубой луч поискового прожектора, на мгновение ослепив всех стоящих на крыльце. Секунду спустя к нему присоединился еще один. Немного пометавшись по дворцовому фасаду, круги света остановились на лужайке перед дворцом. Проморгавшись, Михаил увидел два силуэта пузатых летательных аппаратов, зависших на мерцающих кругах винтов над лужайкой перед дворцом. Тугой порыв ветра ударил по собравшимся перед дворцом людям. В воздух полетели сухие листья, мусор и чьи-то шляпы. Хорошо, что осенние дожди давно прибили к земле летнюю пыль.