Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!
Шрифт:
Впрочем, внутрипартийная борьба – это такая скользкая штука… Вы об этом лучше у Николая Викторовича Ильина поинтересуйтесь, он по этим делам дока.
– Дока не дока, но кое-что соображаю… – совершенно неожиданно для нас раздался голос подполковника Ильина. Мы непроизвольно вздрогнули. Пока мы с разговаривали, он вошел в адмиральский салон совершенно бесшумно. За эту привычку кое-кто прозвал его Призраком. Когда подполковника спрашивали, где он научился так ходить, он неизменно с серьезным видом отвечал, что таким, как он, это положено по службе. Мол, вдруг придется пробраться в спальню британской королевы, чтоб подменить сонные капли на цианистый калий. Да, еще тот юморист наш Николай Викторович…
Получив
– Вы, господин контр-адмирал, не переживайте, никакого роспуска армии и флота, никакого демонтажа государственной машины не будет. Да и зачем? Ведь в результате вместо Русской армии построили Красную, почти точную копию того, что было, за исключением, может быть, элементов декора. А потом и это вернули, и погоны, и аксельбанты и все, все, все. Разве что кроме власти дома Романовых. Так что постулат о «разрушении до основания» положим мы на гроб дорогому Фридриху Энгельсу, хотя практически сделать сие затруднительно, потому что, по желанию покойного, его кремировали, а пепел развеяли над морем…
После наших слов контр-адмирал Пилкин немного повеселел. Тем временем в салон подошли Дзержинский и генерал Бонч-Бруевич. Феликс Эдмундович, услышав о таком тихом и бесславном крахе Временного правительства, поначалу удивился и пробормотал под нос что-то вроде «пся крев». Потом заулыбался и полез поздравлять и жать руку. Нам с подполковником Ильиным пришлось немного охладить его пыл.
– Вы, товарищ Дзержинский, не забывайте одного. Страна, которой вам придется управлять, находится сейчас в таком состоянии, что впору ее сравнить с иной латиноамериканской банановой республикой. Все не просто плохо, а очень плохо. Архиплохо, как сказал бы Владимир Ильич…
– Вот-вот, – подхватил подполковник Ильин. – Двадцать три года правления одного из самых бездарных российских царей, две войны, три революции, Столыпинская аграрная реформа, по поводу которой у меня нет никаких слов, кроме матерных. Потом пришли «временные» и, воплотив свои либеральные мечтания, удобрили все вокруг толстым слоем, с позволения сказать, «шоколада». Одним словом, не страна, а настоящие авгиевы конюшни.
В тот раз все убрали по рецепту Геракла, смыв страну вместе с дерьмом. Мы не можем позволить себе поступить подобным образом, а значит, нам с вами придется все эти фекалии разгребать собственными руками. Вы, Феликс Эдмундович, так головой не крутите, именно вас мы порекомендовали товарищу Сталину на пост министра, то есть народного комиссара внутренних дел. И не волнуйтесь, справитесь вы. Тем более что в Смольном вы уже занимались вопросами безопасности. Ну, а по уголовным делам спецы еще не разбежались, так что рабоче-крестьянскую милицию и уголовный сыск вам создавать есть с кем.
Ну, а в создании разведки и контрразведки вам помогут Михаил Дмитриевич и Николай Михайлович. Эти люди – настоящие профессионалы, и агентура их работает прекрасно. Насчет бывших чинов охранки и корпуса жандармов разговор особый. Есть среди них и порядочные люди, а есть и откровенные подонки. Тут надо кадры просеивать через мелкое сито. У нас говорят: глаза боятся, а руки делают. Вы будете не одни. Стоит вам начать наводить порядок, и врагов у вас, конечно, заведется немало, но еще больше будет друзей и помощников.
Потом я добавил:
– Поскольку мы здесь все в основном решили и договорились о взаимодействии, то завтра рано утром вы с генерал-майором Бонч-Бруевичем вылетите обратно в Петроград. Надо будет принимать дела и браться за работу. Подполковник Ильин отправится вместе с вами и окажет всю возможную помощь. Чуть позже к вам присоединится еще один наш специалист, полковник Антонова Нина Викторовна, но ее мы планировали назначить контролировать в Гатчине царскую семью, которую, впрочем, еще предстоит там собрать –
кто в Сибири, кто в Крыму, кто на Урале. «Временные» разбросали камни, а нам теперь собирать.Подполковник Ильин только кивал. Сейчас, когда события стали набирать скорость и, подобно горной лавине, сорвавшейся с горного склона, понеслись, все сметая на своем пути, необходимо действовать решительно и быстро.
– Э-э… – только и смог произнести Бонч-Бруевич.
– Михаил Дмитриевич, вы что-то хотите сказать? – обратился я к нему.
– Скажите, Виктор Сергеевич, а почему так быстро? – спросил он. – Я еще не закончил знакомство с боевыми возможностями вашего соединения.
– Обстоятельства вынуждают нас к тому, чтобы мы действовали быстро, – ответил я. – Россия отчаянно нуждается в мирном договоре с Германией. Но со слабыми почетный мир не заключают, слабых просто вынуждают принять условия сильного.
После разгрома германского флота нужно нанести поражение их 8-й армии в Прибалтике. Мы сможем перевернуть там все вверх ногами, вдребезги разбомбить штабы, склады и железнодорожные узлы, навести на немецкие войска ужас неуязвимыми танками и боевыми машинами пехоты, но для окончательного успеха необходимо, чтобы русский солдат перестал кормить вшей в окопах, почувствовал себя победителем и пошел занимать освобождаемую немцами территорию. Поэтому мы будем настаивать на вашем незамедлительном возвращении в должность командующего Северо-Западным фронтом. Там, в ходе совместных боевых операций, вы и изучите все наши боевые возможности.
– Ну, разве что так, – генерал Бонч-Бруевич достал из кармана платок и стал машинально протирать пенсне. – Что ж, другие времена, другие нравы. Может, ваша резкость и выйдет кому-то боком. Пока противник приходит в себя, вы уже все сделаете. Только вот, Виктор Сергеевич, я хотел бы сначала наедине переговорить с Владимиром Константиновичем.
– Поговорите, – пожал я плечами, – почему бы и нет. Может, все-таки сагитируете его за советскую власть, а то, как я вижу, господин адмирал пока еще сомневается.
– Да, сомневаюсь, – твердо сказал контр-адмирал. – Вот вы, Виктор Сергеевич, сказали, что планируете собрать всю царскую семью в Гатчину. С какой, позвольте сказать, целью?
– Можно я отвечу, товарищ контр-адмирал? – снова вступил в разговор подполковник Ильин. Я кивнул, и он продолжил: – Владимир Константинович, постарайтесь понять одно – даже отрекшись от престола, Николай Александрович Романов не перестает играть, возможно, и пассивно, политическую роль. Только если раньше он играл эту роль, отдавая распоряжения, подписывая указы и манифесты, то теперь, став заложником обстоятельств, он подвержен воле тех политических сил, во власти которых ему повезет или не повезет оказаться. Один раз он буквально под дулом револьвера подписал отречение… – Пилкин уставился сначала на подполковника, потом на меня выпученными глазами. – Да, да, не удивляйтесь, это была не просто отставка ввиду трудных политических обстоятельств, а самый настоящий заговор генералов. Ведь в случае отказа императору угрожали убийством его самого и всех близких. Лично он своей жизнью не очень-то дорожит, но очень любит жену и детей.
Потом, кстати, то же самое проделали и с великим князем Михаилом, который и сам не горел желанием занимать трон. Да, да, измена, измена, кругом одна измена. И вот теперь мы хотим иметь господ Романовых у себя под рукой. Во-первых, чтобы они случайно не пострадали от местечкового самодурства или иностранного заговора, как это случилось в нашей истории. Во-вторых, мы не хотим, чтобы оставшиеся живыми и здоровыми Романовы оказались втянуты в какую-либо интригу или заговор, направленные против советской власти. В-третьих, их активное и показательное сотрудничество с новой властью должно будет окончательно успокоить ситуацию в стране.