Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

После моего выступления и речей нескольких товарищей кольтистов-большевиков собрание оканчивается с таким же успехом, как давеча в команде складов. Наша победа совершенно очевидна; иду в дежурку; страшно хочется есть. Из беды выручает тов. Жендзян, пославший за солдатским обедом, Из Смольного звонит Лашевич и спрашивает о положении. Кратко передаю ему события дня. Несмотря на довольно позднее время, оживление в крепости громадное; начинают приходить делегации от заводов, моряков и воинских частей за оружием, приходят товарищи от Совета Петроградской стороны и соседних воинских частей и заводов для связи; телефон беспрерывно трещит и приносит вести о наших новых успехах на собраниях и митингах. Иногда чей-нибудь незнакомый голос сообщает провокационные слухи о прибытии на вокзалы карательных отрядов с фронта. Но мы знаем цену этим слухам, привыкли к ним, и это нас не тревожит. Сон бежит от глаз. Ночь быстро-быстро проходит.

Утром 24-го курьер из Смольного привозит секретный пакет. Чувствую недоброе. В пакете записочка — приказ, наскоро напечатанный, за подписью тов. Подвойского, предупреждающий о том, что Керенский стягивает надежные воинские части с фронта к Петрограду и при помощи их и юнкеров хочет задавить революцию. Военно-революционный комитет призывает комиссаров быть особо бдительными и принять все меры обороны. Немедленно созываем военное совещание из крепостных [16] работников, сообщаем о полученном приказе и предлагаем срочно принять меры по охране крепости. Наспех намечаем план тех пунктов, где должны быть выставлены пулеметы, заставы и полевые караулы, даем распоряжение вооружить местную команду (оружие взять из арсенала). Намеченное быстро проводится в жизнь. Крепостная стена принимает боевой вид. Устанавливаются пулеметы для обстрела Троицкого моста и набережной; вышка Народного дома занимается отрядом кольтистов; к воротам крепости выставляется усиленный караул, а за ее стены в разные направления высылаются патрули. Команда Кольта приводится в боевой вид, идет чистка пулеметов. Получаю известие, что комендант крепости Васильев очень часто сносится по телефону со штабом Керенского, помещающимся на Дворцовой площади, — якобы имеет намерение, опираясь на часть самокатчиков и местную команду, арестовать меня и ячейку и водворить в крепости «порядок». Почти одновременно по телефону из Смольного мне позвонили и сказали, что есть основание предполагать, что в крепость для ее занятия должны прибыть казаки. Атмосфера начала сильно сгущаться.

16

Работников Петропавловской крепости. (Примеч. ред.)

Даю приказание тов. Кондакову и Павлову немедленно арестовать коменданта крепости Васильева и его адъютанта, снять телефонные аппараты как у них, так и вообще на офицерских квартирах. Распоряжение, несмотря на отчаянные протесты полковника и его истерику о том, что с виновниками будет поступлено по всей строгости военных законов, проводится точно и быстро в жизнь. Коменданта заперли в своей квартире и к нему приставили часовых.

Между тем происшествия сыплются одно за другим, как из рога изобилия. Прибегает вестовой из комендантской канцелярии и просит прийти туда, так как Зимний дворец срочно вызывает к телефону коменданта. Бледный и растерянный начальник канцелярии штабс-капитан Лашков, прикладывая руку к голове, на которой нет фуражки, другой показывает на стол, где лежит телефонная трубка. Тут же замечает свое неловкое отдание чести, еще больше теряется и отходит в сторону. Беру трубку и узнаю, что со мной говорит адъютант Керенского. Адъютант хочет узнать, почему не действует телефон коменданта и что вообще происходит в крепости. Сведения, по его словам, ему нужны для срочного доклада Керенскому. Прежде всего сообщаю, что он говорит с представителем Военно-революционного комитета, передаю обо всем происходящем в крепости, не умалчиваю и об аресте коменданта и прошу передать Керенскому, что крепость теперь исполняет распоряжения Военно-революционного комитета, с которым он и может в дальнейшем сноситься. В ответ слышу сначала какое-то неясное бурчание, а затем крик: «Так вы вот как… Это восстание… хорошо же!» — и трубка с размаху бросается на крючок.

Тов. Подвойский сообщает по связи, что мне для поддержки посылается броневик. Это очень кстати. Тем временем члены ячейки уже разъяснили солдатам события; арест коменданта не вызывает никаких осложнений. Самокатчики и местная команда упорно молчат. Надо принять меры и растопить, наконец, этот лед молчания, который не на шутку меня смущает. Было совершенно очевидно, что раскаленная атмосфера крепости и революционная энергия кольтистов начали оказывать благотворное действие не только на колеблющихся (таких было много среди самокатчиков), но и на враждебно настроенных к нам лиц. Нужно было ускорить этот процесс разложения еще отуманенных фразеологией Керенского частей (самокатный батальон принадлежал к таким частям).

С местной командой дело, по-моему, обстояло безнадежно, и ее привлечь на нашу сторону было нельзя, да она и не могла быть опасной, так как за последний день почти вся разбрелась по домам (налицо была едва одна треть). Решаем устроить специальный митинг для самокатчиков и пригласить на него наши лучшие агитационные силы.

Нужно сказать, что первая попытка организовать такой митинг во дворе крепости с участием членов Военно-революционного комитета потерпела неудачу, так как самокатчики на митинг почти не явились. После мы выяснили, что главная причина их нежелания прийти заключалась в сильной офицерской эсеровской агитации, а в некоторых случаях — в запрещении начальства оставлять казармы (воинская дисциплина палочного характера еще существовала у самокатчиков даже и в это время). Случайно вошедших на крепостной двор убеждали не слушать ленинцев и вернуться в казармы. Через тов. Попеля и других самокатчиков-большевиков нами было сделано все, чтобы вызвать на предстоящий митинг в цирк «Модерн» солдат самокатного батальона. Там-то и предполагалось выступление большевиков. Офицеры и эсеровский элемент, которого было в батальоне изрядное количество, видя, что почва начинает уходить из-под ног и масса все равно пойдет на митинг, решили мобилизовать все свои силы и пригласили «тяжелую артиллерию» в лице полковника Параделова. Митинг состоялся в 5 часов; самокатчики были все налицо. В конце митинга громадное большинство самокатчиков высказалось против Временного правительства, за резолюцию большевиков. Вопрос с самокатчиками был наконец, решен.

По возвращении с митинга в крепость меня ожидала целая куча новостей. На Невском юнкера задерживали рабочих. Казаки пытались неудачно развести Литейный и Троицкий мосты. Оружие из арсенала выдавалось с прежней интенсивностью. Крепость по-старому кишела людьми. Производим осмотр подступов и решаем увеличить число караулов. Уже спускается ночь, когда мы возвращаемся обратно. Пишу донесение в Военно-революционный комитет, обмениваемся с товарищами мнениями о событиях. Ночь по-прежнему проходит без сна. Все так же весело трещит телефон и звучит оживленный говор в маленькой, наполненной табачным дымом комнатке. Всем нам, работникам крепости, страшно надоело выжидательное положение последних дней. Хотелось скорее кончить и действовать немедленно и решительно. Около 12 часов дня отправляюсь на бывшем комендантском автомобиле в Смольный с твердым намерением предложить Военно-революционному комитету наступательный план действий — атаку Зимнего, в котором засело Временное правительство под охраной юнкеров и ударников. Первый, кто попался мне на глаза при входе во второй этаж, был тов. Антонов-Овсеенко. Он втащил меня в помещение Военно-революционного комитета, где у карты Петрограда, покрытой флажками, оживленно беседовали тт. Подвойский и Чудновский. Мое предложение о наступлении на Зимний не дало ничего нового, так как товарищи сами ранее меня пришли к этому.

Наскоро мы начали разрабатывать план военных действий и произвели приблизительный подсчет наших сил. Главным опорным пунктом и базой должна была быть Петропавловская крепость, которая связывалась с соседними частями и с «Авророй» (Антонов должен был ехать на «Аврору»). Воинские части должны были со стороны Миллионной улицы, Невского и других прилегающих к Зимнему улиц изолировать плотным кольцом Зимний дворец и затем по первому сигналу постепенно суживать это кольцо вокруг дворца. Против предполагаемого выступления ненадежных казачьих частей и юнкерских училищ были выставлены заслоны от ближайших большевистских воинских частей и заводов. Эти заслоны должны были парализовать возможный удар в тыл наступающим на Зимний дворец нашим частям. Провести этот план в жизнь нужно было немедленно. Общее наступление и бомбардировка Зимнего дворца должны были начаться сегодня же не позднее 9 часов вечера, после того как все будет готово, по особому сигналу из крепости. Подробности плана должны были выработать я и Антонов на месте.

Распределив между собой участки и командование, мы поспешили на места, так как каждая минута была дорога, а тревожные вести о подходе к Питеру преданных Керенскому казачьих частей долетали все чаще и чаще. Антонов сразу поехал на «Аврору», стоящую у Николаевского моста, а я на одном автомобиле с Чудновским — в крепость. У въезда на Троицкий мост я простился с тов. Чудновским, отправившимся в Павловский полк, которым он должен был руководить при наступлении на Зимний. Чудновский обещал выслать от себя заставу на Марсово поле к концу Троицкого моста, а я, со своей стороны, высылать периодически патрули для связи с этой заставой и установить пулеметы для продольного обстрела моста (в предупреждение возможной попытки развода). Около бывшего дворца Кшесинской (против крепости) было заметно сильное оживление. Дворец после июльского разгрома Временным правительством большевистской военной организации, помещавшейся в нем, был занят «ударниками» и георгиевскими кавалерами — частями, преданными Временному правительству. Теперь эта публика, по-видимому, к чему-то готовилась. Старший нашего крепостного патруля, узнав меня, остановил автомобиль и подтвердил своим сообщением мое впечатление о том, что у дворца Кшесинской делается что-то подозрительное. По словам старшего, ночью к ударникам приезжали какие-то автомобили; и, при проверке предъявившие пропуска ВЦИК, группами выходили люди, некоторые были вооружены винтовками. Приказываю выслать разведчиков с заданием проникнуть во что бы то ни стало внутрь дворца и, потолкавшись среди ударников, выяснить их настроение и намерения. Охотник сейчас же нашелся из среды патрульные В крепости вместе с Жендзяном даем распоряжение выставить на всякий случай пулемет на стену, в сторону дворца Кшесинской. Операция, намеренно проделанная нами с большой гласностью и шумом, обращает на себя внимание ударников и, видимо, производит действие (до 27-го ударники оставались пассивными).

Начинаем готовиться к бою. Крепость может стрелять только из пулеметов и винтовок: орудия, грозно стоящие на парапетах, для стрельбы не приспособлены и поставлены были исключительно для большего эффекта (стреляла только одна пушка, заряжаемая с дула и возвещавшая время). Нужно было подумать о том, чтобы достать орудия и их установить. После недолгих поисков на дворе арсенала мы нашли несколько трехдюймовых орудий, по внешнему виду нам, не артиллеристам, показавшихся исправными и годными к употреблению. Совместными усилиями, под предводительством Кондакова, орудия были вытащены за стены крепости в «лагери» (лагери — это небольшое пространство между крепостной стеной и Обводным каналом Невы, раньше, действительно, место для лагерного расположения частей Гарнизона, а теперь просто свалочное место); выбрать иной позиции для орудий не представлялось возможности, так как без всяких приспособлений втащить орудия на крепостную стену было невозможно (поставить орудия за стенами было нельзя по причине близости цели — Зимнего, расстреливать который можно было только прямой наводкой).

С наступлением темноты Кондаков и Павлов должны были выдвинуть орудия из-за куч мусора, где мы их на время оставили, опасаясь, что они будут замечены наблюдателями с Зимнего, на заранее выбранные места у самого берега Невы. Небольшое количество снарядов к орудиям нашлось в арсенале, другая часть нами была затребована дополнительно с Выборгской стороны из склада огнеприпасов и своевременно выслана. Плохо было с артиллеристами. Крепостная рота, как я уже раньше указал, не могла считаться надежной. В последние дни командный состав роты и часть солдат — жителей Петрограда — на службу не являлись. Но выбора не было. С болью в сердце поручили мы тов. Павлову наметить несколько наиболее надежных артиллеристов и командира для обслуживания орудий и выслать их незамедлительно для осмотра орудий и выбранного нами места. Скоро ко мне явились делегаты крепостной роты и ее командир (фамилию не помню), молодой прапорщик. Они заявили мне, что уполномочены общим собранием роты довести до нашего сведения, что рота так же, как и в дни 3 и 5 июля, намерена остаться нейтральной и потому отказывается выделить артиллеристов к орудиям и вообще выступать с оружием в руках на чьей бы то ни было стороне.

Положение создалось критическое, — других артиллеристов не было. Немедленно направляемся в казармы крепостной роты. Там все в полном сборе: видимо, ждут ответа от своих делегатов. Объясняю собравшимся, что занятая ими позиция не выдерживает никакой критики, требую именем Петроградского Совета подчиниться моим распоряжениям и предупреждаю, что неисполнение их повлечет весьма нежелательные последствия. Заявление производит большое впечатление. Подтвержденные мною распоряжения о высылке потребного количества артиллеристов для осмотра орудий и производства стрельбы из них по Зимнему после некоторого колебания выполняются, и группа артиллеристов во главе с командиром роты отправляется в «лагери» к орудиям. В это время получаю сообщение о приезде тов. Антонова с матросами с «Авроры». Антонов сообщает о своем намерении подвести «Аврору» еще ближе к Николаевскому мосту, а может быть даже продвинуть ее за мост к самой крепости. Для связи крепости с «Авророй» будет выслан к Петропавловке паровой катер. Быстро намечаем детали дальнейшего плана действий. Решаем, что после того, как выясним готовность к бою всех частей, окруживших Зимний, и выдвинем орудия на приготовленные для них места, на мачте крепости будет вывешен красный сигнал (фонарь, дающий знать о готовности). После этого «Аврора» открывает огонь из орудий первоначально в воздух, в случае несдачи Временного правительства — начинает стрелять уже крепость боевыми снарядами. И только если и после этого Зимний проявит упорство, «Аврора» откроет действительный огонь из своих орудий. Составляем ультиматум Временному правительству о сдаче, даем ему срок на размышление — двадцать минут с момента вручения ультиматума.