Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Им в тон радостно умиляются и шипят котелки. Спешу выбраться из толпы в крепость. Совместно с Жендзяном и Павловым решаем немедленно во что бы то ни стало разоружить ударников. Павлов вместе с Трегубовичем уже, однако, успешно выполнили роль парламентеров, идут во дворец с требованием о немедленной выдаче всего имеющегося у ударников оружия. Одновременно с этим по стене крепости в сторону дворца рассыпаем цепь, а к мосту высылаем усиленный наряд кольтистов для разгона толпы. Увидя предпринимаемые нами шаги, толпа почти без всякого сопротивления, если не считать отдельных выкриков, быстро расходится. Джентльмены в штатском удирают в первую голову. Между тем посланные возвращаются из дворца и сообщают нам, что ударники отказываются сдать оружие, так как, по их словам, у них такового нет. Видно, что хотят нас перехитрить и отделаться.

Посылаем вторично, на этот раз с требованием допустить к тщательному осмотру дворца, в случае отказа угрожаем обстрелом. Угроза действует. Выбираем человек 25 кольтистов и во главе с Павловым отправляемся для осмотра дворца. В подвалах обнаруживаем большое количество гранат, винтовок и патронов, а на чердаке пулемет. Командир ударников с наивным видом заявляет нам, что он совсем не знал о существовании найденного оружия. Все найденное отбираем и отправляем в арсенал крепости. Ударники сразу притихают. Объявляем им, чтобы, во избежание всяких недоразумений, они не показывались на улице до полной ликвидации мятежа. Надзор за выполнением этого распоряжения возлагаем на нашу заставу. Между тем Владимирское училище сдается. Орудийный огонь, сдача павловцев и потери, которые юнкера понесли, не могли не сказаться. За несколько минут до сдачи начальник Владимирского училища и его помощник, сняв офицерские погоны, пытаются пройти через нашу цепь, но их задерживают и доставляют в крепость, где им немедленно отводится соответствующее помещение в Трубецком — бастионе. Перелом в нашу сторону наступил везде. Со всех концов поступают сведения о ликвидации мятежа и разоружении ненадежных юнкерских и казачьих частей. Толпы пленных юнкеров двигаются по Каменноостровскому; на грузовиках везут трофеи: оружие и продовольствие, взятые в училищах; всюду слышится радостный смех и веселые прибаутки. Вся эта масса направляется к крепости, исчезает в ее воротах и через минуту заливает крепостной двор. Такой несокрушимой мощью и верой в успех веет от этих пестрых народных рядов, среди которых теряются понурые кучки пленных юнкеров! Революция без труда смела их со своего пути. Хорошо чувствовали себя в эти светлые Октябрьские дни все честные граждане Петрограда. Призрак дождливого, неприветливого и старого октября навсегда исчез для них. Начиналась новая жизнь, и стальные мощные ряды вступили в нее с такой же уверенностью, как в гранитные арки ворот Петропавловской крепости.

В. Невский, член Военно-революционного комитета В Октябре

Когда в июльские дни семнадцатого года наша партия, выполняя свой долг, стояла во главе масс и когда обнаглевшая реакция, на мгновенье победившая, заставила наши партийные организации перейти на нелегальное и полулегальное положение, и мы, т. е. члены военной организации ЦК и ПК, вынуждены были разделить эту участь.

Нас вообще не жаловали органы охранки Керенского. И до июльских дней я замечал наблюдение за моей квартирой в доме моего родственника на Торговой улице. После же июльских дней мною стали интересоваться настолько усиленно, что я вынужден был покинуть гостеприимную студию художника, под стеклянной крышей которой я помещался.

Попросту я должен был (так же, как и мои друзья — Н. И. Подвойский и другие члены военной организации) либо сесть в тюрьму, либо скрыться.

Некоторые, действительно, попали в тюрьму, а некоторые, в том числе и я, на известное время исчезли.

Изменив свой внешний вид до неузнаваемости, я уехал в провинцию и, воспользовавшись этим, побывал в некоторых провинциальных военных организациях, чтобы укрепить те связи, которые у нас — Питерского центра — были и прежде с нашими отделениями.

Н. И. Подвойский остался в Петербурге и развил невиданную энергию по восстановлению разрушенных наших центров и подсобных органов.

Его энергии, уму и талантам мы обязаны были тем, что вместо закрытых наших органов. — «Правды» и «Солдатской Правды» стал выходить «Рабочий и Солдат». Его энергии и организаторским талантам обязана была военная организация тем, что после июльского разгрома она не только оправилась, но еще более окрепла и расширилась.

Когда я дней через десять вернулся в Петербург, я увидел все того же энергичного, радостно настроенного и вечно занятого Николая Ильича, не давшего мне сказать и двух слов и тотчас же засадившего меня за какую-то работу.

Несмотря на большие потери и средствами и людьми, наша организация, перейдя на полулегальное положение, быстро оправилась.

Нас временно приютил Нарвский район Петроградского комитета.

Хотя у нас и не было постоянного и определенного места, где мы могли бы заниматься своими военными делами, но то обстоятельство, что солдаты приходили туда, где всегда толпилось много рабочих, имело свою полезную сторону: рабочие видели солдат, слушали их разговоры, знакомились с ними и понимали, что наша военная организация — дело серьезное и важное. Такие рабочие нередко выражали желание работать у нас, и мы таким образом все теснее и теснее сливали нашу военную организацию с рабочими.

Вообще нельзя себе представлять, что наша «военка» была полукрестьянской, организацией только солдат. Бесспорно, подавляющее большинство полков состояло из солдат-крестьян, но в каждом полку и части были горожане и в том числе рабочие. С ними-то прежде всего мы и устанавливали связи. Рабочие-большевики и составляли ту руководящую головку, которая заправляла от имени нашего военного центра («Всероссийское центральное бюро военных организаций РСДРП (большевиков) в тылу и на фронте») всеми военными частями.

Бюро наше было довольно многочисленно: кроме меня, Н. И. Подвойского, К. А. Мехоношина (арестованного в июльские дни), в него некоторое время входили еще от ЦК тт. Ф. Э. Дзержинский, В. Р. Менжинский, А. С. Бубнов и товарищи солдаты и рабочие от военных частей и полков (Елин, Жилин, Беляков и др.).

Что касается трех вышеназванных лиц (Дзержинский, Менжинский и Бубнов), то они были введены в бюро от ЦК партии после июля для надзора, как выразился Я. М. Свердлов. Как говорил мне Я. М., знавший меня еще с давних нелегальных времен и очень дружески ко мне настроенный, некоторые члены ЦК полагали, что мы, главным образом наша тройка — я, Н. И. Подвойский и К. А. Мехоношин, — а также М. С. Кедров, и были вдохновителями преждевременного июльского выступления и виновниками поражения. Так это было или нет, расскажу когда-нибудь перед смертью (если только удастся написать мемуары, писать которые пока неинтересно и нет времени), но факт тот, что первое время после июля и тов. Дзержинский и тов. Бубнов несколько раз были в нашей военке. Вскоре они, впрочем, перестали бывать у нас, а Феликс Эдмундович как-то при встрече со мной на мой вопрос: «Почему же вы перестали бывать у нас?» — ответил: «Нечего мне делать у вас, так как я убедился, что и линия у вас правильная и ведете вы дело превосходно».

И действительно, ни он, ни тов. Бубнов больше ни разу не явились к нам.

Вскоре все разъяснилось. Свердлов известил нас, что он, по предложению ЦК, должен ознакомиться с положением дела в военке, для чего и нужно собраться.

Н. И. Подвойский, я и еще кто-то, кажется тов. Хитров, встретили его уже на Литейном, где мы основались, уйдя из Нарвского района. Поздно ночью пришел Яков Михайлович и, просидев у нас часа два и поговорив о делах военки, дружески сказал мне на прощанье:

— Ну, вот суд над тобою и кончился! Все хорошо. Жарь вовсю, только прошу об одном: держи со мною связь!.

— Какой суд? — спросил я с удивлением.

— Ну вот, вспыхнул как порох! — еще более дружески заметил Яков Михайлович. — Ты же ведь должен знать, что вами были очень недовольны некоторые товарищи. Говорилось по этому поводу много лишних слов. Мне поручено было ознакомиться с вашими делами. Ну, вот я и пришел. Скажу тебе только еще вот что — когда это было мне предложено, то Владимир Ильич, встретясь вскоре со мной, сказал мне: «Ознакомиться нужно, помочь им нужно, но никаких нажимов и никаких порицаний быть не должно. Наоборот, следует поддержать: кто не рискует, тот никогда не выигрывает; без поражений не бывает победы».

Не ручаюсь теперь, за давностью событий, за точность передачи слов Я. М. Свердлова, но смысл их передаю более или менее верно.

Некоторые товарищи в настоящее время задаются вопросом о том, кто был инициатором июльских событий — ЦК или военная организация, или движение вспыхнуло стихийно.

В некоторых отношениях этот вопрос никчемный и доктринерский. Конечно, движение созревало в глубине самых широких масс, недовольных политикой буржуазного правительства и жаждавших мира. Конечно, это движение, вызванное объективными условиями революционного процесса, было взято под руководство ЦК через нашу военную организацию и ПК, иначе оно окончилось бы полнейшим нашим, хотя и временным, разгромом. Именно благодаря решительному руководству ЦК мы понесли наименьшие мыслимые в тех условиях потери.