Олег – диктатор Рима?
Шрифт:
— Линия жизни подмечает, что противник твой появился из ниоткуда и становится лишь сильнее. Ничто не остановит в его пути, разве только…
— Точно Метелл! Выскочка, сам вылез из параши и прёт как тупой бык! Сволочь такая! А ведь я его как человека просил…Ладно, не даёт мне в Нумидии себя показать, всячески унижает и принижает, но в Рим-то он мог отпустить! Настоящая тварь! Теперь ещё попытается подставить! Вот как с такими людьми нормально общаться?
— Успокойся, римлянин, и дослушай!
— Да, продолжай, пожалуйста. Ты сказала, что можно его остановить.
— Есть небольшой шанс.
— Какой же?
— Он должен сам сломаться, а иначе этот человек захватит весь Рим.
— Что? Весь Рим? Да он уже консул! Если только захочет быть царём или…О Юпитер, вот куда метит этот Метелл! Диктатором, он может стать диктатором! Германцы, нумидийцы и ещё куча непонятно кого сейчас вокруг Рима! Ему дадут полномочия диктатора! Как я был слеп!
— В твоих руках его остановить.
— И как же? Я не понимаю, как лишить его власти! Всюду сидят верные люди Метелла!
—
— Благодарю, прорицательница. Мне есть на самом деле, над чем подумать. Положение у меня сейчас, конечно, тяжёлое, но я легионер по духу! Буду бороться до конца!
Закончив с гадалкой, Гай Марий сел за письмо к Сулле. То, что просил Марий на бумаге, мог выполнить только этот изворотливый парень. Другой кандидатуры на данную роль он просто не видел, а поэтому пытался как можно точнее объяснить сложившуюся ситуацию:
'Квинт Цецилий Метелл затягивает кампанию. Он крайне мало сделал в Африке, если не считать своих корыстных интересов. Полагаю, что консул намеренно затягивает войну, чтобы слава и власть его росли. В одном из разговоров Метелл заявил: дабы ослабить позиции царя Югурты, необходимо сжигать урожай неприятеля и уничтожать нумидийские города, особенно те, что побогаче. В результате мои земли и земли других римских граждан в этом регионе подверглись разорению, поскольку репрессии в отношении Нумидии происходят теперь в самой Римской провинции. Вся долина реки Баград, столь важная для поставок зерна Риму, живёт в постоянном страхе. Кроме того, выяснилось, что консул не способен управлять даже своими легатами, не говоря уж об армии. Он сознательно впустую растрачивает потенциал солидных и опытных людей. Например, меня, да и нашего общего товарища Публия Рутилия Руфа фактически задвинули на положение рядовых офицеров. Поведение Метелла в отношении же местной элиты непереносимо высокомерно, бездушно, а иногда попросту жестоко в своей бессмысленности. Могу заявить, что все, без сомнения, достигнутые некоторые успехи были обязаны только моим и Публия Рутилия Руфа усилиям. Однако за свои немалые старания мы не были удостоены даже похвалы.
Уважаемый Сулла Корнеллий, возможно, ты спросишь, почему Цецилий Метелл имеет наглость так себя вести? Отвечу, — его прикрывают в Риме. Чтобы не творил консул в Африке и самом Риме, как бы он не сорил государственными средствами, ему всё сходит с рук. Защищает его цензор Марк Эмилий Скавр. Пользуясь тем, что все проверки его деятельности липовые, Метелл может делать что только ему взбредёт в голову. Подозреваю, что война затягивается по той причине, чтобы Цецилий вновь переизбрался и так по нескольку раз. С учётом же нападений множества врагов на Рим, также возможно и скрытое желание Метелла заделаться диктатором. В этих тяжёлых условиях как для нас, так и для Рима в целом, надо постараться ослабить позиции Цецилия Метелла. Скоро будут назначены ежегодные выборы консулов, и я собираюсь участвовать в них. Квинт Цецилий Метелл запретил мне покидать армию, но это не значит, что я не могу претендовать на должность заочно. Сулла, дорогой друг, прошу помочь устроить моё выдвижение на данный пост. Из всех кандидатур друзей-сенаторов ты видишься мне наиболее способным для этой роли. Задача, о которой тебя прошу, не скрою сложна, и не каждый был бы способен к ней даже подступиться. Но я уже видел тебя в деле. Твои речи в суде и в Сенате дают мне чёткое понимание твоих сил. Ты, должно быть, спросишь, как действовать, захочешь узнать точные шаги решения задачи. Скажу, — тут сложно. Выдвинуть меня в консулы может каждый, но не каждый сможет достичь в этом успеха. Род Метеллов заодно с цензором, и преодолеть эту силу будет непросто. Но сидеть сложа руки, и ждать, что ситуация разрешится сама по себе, считаю невозможным. Поэтому выбор вариантов решения этой сложной задачи отдаю в твои руки, финансирование ты получишь в полном объёме. Сама же награда будет достойной. Клянусь тебе всеми богами, что в случае моей победы на выборах, ты получишь должность при мне. Я всеми силами буду продвигать тебя, и уверен, что со временем достигнешь небывалых высот. Ты еще юн Сулла, но в тебе есть небывалый потенциал роста. С этим письмом, молодой человек, я даю тебе в руки шанс прийти к величию. Стану консулом я, и перед тобой откроются все дороги. Ты получишь деньги, славу, известность и первое положение. Воспользуйся этим шансом Сулла. Добейся успеха для меня, и ты получишь то, о чём только мечтал…'
Глава 19
Сижу у себя в кабинете и занимаюсь любимым, после чтения книг делом — разбираю почту. Нынче я стал известен. Пишут мне много. Вот приглашения в гости с супругой, тут предложения поработать адвокатом, просьбы принять в клиенты, просьбы денег, просьбы…Хорош уже просить…А вот это уже интересно. Читаю письмо Гая Мария с удивлением. Мой бывший работодатель был явно на взводе. Судя по всему, дела в Нумидии у него идут не очень. Тем не менее его предложение меня заинтересовало. Моя позиция в Сенате хоть и прочна, но никаких шансов для своего роста я не видел. Слишком молод, нет опыта и нормальных связей…Хотя вон смотрю, тесть и так мною недоволен. Наверное, думает, что я какие-то схемы кручу за его спиной. Кое-что на самом деле удавалось, но не на таких условиях, что он там себе в голове надумал. Организация общественных работ через строительство дорог, мостов, осушение болот прямо-таки напрашивались. Помню, ещё в институте проходили американского президента Рузвельта. Тот якобы видел в таком способе один из выходов из экономического кризиса. А в Риме ситуация хуже. Толпы нищих и бездомных
просто повсюду…Это же ходячая гремучая смесь. Мало того что люди находятся в ужасающих условиях и буквально выживают, так они сами по себе представляют ходячую инфекционную и преступную угрозы. Тут для них всякие дурацкие бесплатные цирки устраивают, да хлеба немного выдают, но это не решение проблемы. Вот я и поговорил с некоторыми лидерами фракций, а те меня поддержали, но очень, на их взгляд, хитро. Идея новая и крайне рискованная, — ряд сенаторов полагали, что народ не захочет работать, ибо привык бомжевать. Отсюда выходила возможность бунта. Чиновникам же идея нравилась, — был вариант получить дешёвую рабочую силу, избавиться от части нищих, а главное — «сесть» на серьёзные финансовые потоки. Поэтому проект публично признали моим, а денарии потекли по большей части сильным мирам сего…Во всей этой ситуации меня позабавила роль Гая Юлия Цезаря. Он был политиком средней руки, но упорно лез в борьбу высших. Я объяснил ему суть проекта, а он вдруг решил присвоить его важнейшие части. Выступил на заседании и тут же получил резкую отповедь. Пришлось снова выходить за трибуну и спасать проект. Стало понятно, почему Цезарь не может залезть выше, — в политике он слишком негибок. Меня, почему согласились продвинуть, — деньги заплатил, не наглею, на хлебные должности не пропихиваюсь. А кроме того, молод, красноречив и не имею большого влияния. На такого сенатора в случае чего можно спихнуть ошибки, а ещё всегда есть вариант использовать в каких-то целях. «Гибкие» политики, особенно если они умеют держать язык за зубами и понимают настоящий расклад сил, необходимы всем и пользуются поддержкой. Выступление тестя лидеры фракций восприняли как дерзость. В их глазах выскочкой оказался не я, а зрелый, «попутавший берега» рядовой сенатор. Свою небольшую часть пирога мне удалось получить и на этом всё. Но для меня были важны не деньги и даже не резко возросшая популярность, а само население Рима. Удивительно, что в этом мире во мне пробудились такие чувства. Живя в России, я не только не ходил на выборы, но и вообще не интересовался общественной жизнью. Дороги, бомжи, коррупция, коммуналка — плевать было на всё, если это не касалось лично меня. Теперь же поставлен в такие условия, что буквально обязан исправлять своё прежнее безразличие. В конце концов, простые люди они везде и во все времена беззащитны…
Упоминаемый в письме цензор Марк Эмилий Скавр раздражал не только Гая Мария. Меня он тоже успел напрячь и давно был у меня в ленивой разработке. Этот нехороший человек везде имел свою долю, причём, на мой взгляд, чрезмерную. И ладно бы речь шла только о деньгах, — своими действиями он разлагал само государство. Страдало качество принимаемых работ, выдача гражданства (проблема с мигрантами была и в Риме), распределение финансов. Разобравшись с цензором, убью сразу 2 зайцев: сделаю обязанным Гая Мария и уберу собственную проблему. Но как решить эту задачу? Была у меня одна идея…
Сегодня проводим время с Юлиллой в цирке… Любит она это дело. Сам цирк располагался в глубокой и узкой долине между Авентином и Палатином и, на мой взгляд, никак не соответствовал своему названию. Хотя, как я понял, его так назвали из-за формы места. «Circus» обозначал любую фигуру без углов, будь то круг или эллипс. Здание в виде большого вытянутого овала было предназначено для конских скачек и состязаний в скорости езды на колесницах. Для себя этот цирк я обозначил как ипподром, и на этом перестал искать всякие аналогии. На обеих длинных сторонах и на одной короткой, полукруглой в три яруса были установлены сиденья для зрителей. Нижние ярусы — каменные, а две верхние — деревянные. Вокруг самого «ипподрома» шла аркада с различными лавками и мастерскими. Тут же шастали дурацкие астрологи, от которых с трудом удалось оторвать супругу. Крыши у здания не было, зато натянуто полотно для защиты от солнца. Напротив полукруглой стороны были расположены стойла, из которых выезжали колесницы. Посередине между стойлами находились ворота, предназначенные для торжественной процессии. Над этими воротами располагалась ложа для магистрата, отвечающего за устройство игр. Мы с Юлиллой заняли свои вип-места. Занятно, что такие здесь тоже есть. Ждём представления по-разному: азартная жена в предвкушении, а я, как обычно, с раскрытыми от удивления глазами. В прошлой жизни скачки только по телевизору видел. Даже сложно подобное с чем-то сравнивать…
С обеих сторон за стойлами были башни с зубцами, а ещё виднелись колонны с разными статуями и счётчик туров. Последний был представлен семью дельфинами. После каждого тура одного дельфина поворачивали хвостом в противоположную сторону. Как я понял, колесницы должны были объехать арену семь раз… Наконец, магистрат бросает вниз белый платок. Выезжают четыре колесницы, запряжённые четвернёй. Возницы двух из них были в белых туниках, а другие — в красных. Это отличие показывало на принадлежность к определённой партии. Народ тут к ним сильно привязан и даже делают ставки. Юлилла умудрилась поставить на красных 7 тысяч денариев, — совсем одурела. Мне прошлой жизни хватило этих ставок на спорт, — теперь сижу ровно. Народ орёт, Юлилла визжит, а я продолжаю наблюдать…
Гонка закончилась. Победили красные, и супруга прыгает от радости и бьёт в ладоши. «Выкусите, белые! Красные вперёд!» — во весь голос кричит Юлилла. Нда, а ведь люди-то не меняются и спустя столетия…
Разговор у Квинта Цецилия Метелла выдался сложным. Гай Марий и Публий Рутилий Руф упорно пытались вразумить консула.
— Я настаиваю на своём желании отбыть, — в который раз заявил Гай Марий.
— Уже слышал. Незачем повторять.
— Мне надо стать консулом.