Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле
Шрифт:
С Литвой и Ордой рязанские князья старались дружить, дабы иметь в них опору в своем давнем противостоянии с Москвой. Так делали отец и дед Олега, его двоюродные и троюродные дядья. По этому же пути шел и Олег, сначала женившийся на знатной татарке, а после ее смерти взявший в жены дочь литовского князя Ольгерда.
Старик Ольгерд так и не смог победить Дмитрия, хотя совершил три похода на Москву, а его брат Кейстут разорил Дмитров и Переславль-Залесский. Москва теперь высится перед Литвой, как неодолимая гора. Ольгерд уже не смеет воевать с Дмитрием после того, как московские полки покорили Тверь. Ольгерд теперь пытается дружить с Дмитрием. Он выдал свою дочь от второго брака за Владимира Андреевича, двоюродного брата московского князя.
Владимир Андреевич держит свой княжеский стол в Серпухове, его владения
В прошлом году Владимир Андреевич приезжал в Рязань, поддавшись на уговоры своей жены Елены, которой непременно хотелось повидаться с Евфросиньей. Елена Ольгердовна доводилась Евфросинье Ольгердовне сводной сестрой, так как матери у них были разные.
В это лето Владимир Андреевич снова пожаловал в Рязань, на этот раз по поручению московского князя. Вот он сидит напротив Олега и ведет речь о том, что пора бы рязанцам и московлянам, позабыв прежние обиды, объединить свои силы против татар.
Олег Иванович внимает своему гостю с благосклонным выражением лица, незаметно приглядываясь к нему. Во внешности Владимира Андреевича гармонично сочетаются благородная красота и физическая мощь. Он высок ростом и широк в плечах. В свои двадцать четыре года Владимир Андреевич уже прослыл бывалым воителем, поскольку ему довелось повоевать и с литовцами, и с ливонцами, и с соседними князьями, враждебными Москве… До сих пор Владимир Андреевич не потерпел ни одного поражения.
«Не зря Ольгерд породнился с Владимиром Андреевичем, — думал Олег. — Старик понимает, коль случится с Дмитрием непоправимая беда, стол московский неминуемо достанется Владимиру Андреевичу. Малолетние сыновья Дмитрия еще не скоро дорастут до зрелых лет».
Владимир Андреевич предлагает Олегу Ивановичу присоединиться к московскому князю, который скликает соседних князей в поход против Араб-Шаха. Разбитый Мамаем Араб-Шах подался со своим конным войском в мордовские земли. Там, на реке Мокше, уже более двадцати лет существует основанный татарами град Наровчат, укрепленный рвами и земляными валами. Основал этот город ордынский царевич Тагай, некогда сражавшийся с Азиз-Шейхом за ханский трон в Сарае. Разбитый Азизом Тагай обосновался среди мордовских племен близ юго-восточных окраин Руси. Тагай совершил набег на Рязанское княжество, но жестоко поплатился за это, с трудом унеся ноги от Олеговых полков. Неизвестно, где сгинул Тагай, а в основанном им граде сначала сидел независимым правителем Хаджи-Черкес, потом Хасан. Оба в свое время безуспешно воевали за трон в Сарае с Мамаем и Урус-ханом. В конце концов, Хаджи-Черкесу удалось закрепиться в Ас-Тархане в дельте Волги. Хасан обосновался в Булгаре на Средней Волге.
Наровчат долгое время пребывал в запустении. Ныне в этой земляной цитадели утвердился воинственный Араб-Шах, который уже обложил данью мордовских князьков и, конечно же, не оставит в покое русские города на Оке и Волге.
Собираясь нанести упреждающий удар по Араб-Шаху, Дмитрий беспокоился прежде всего за Нижний Новгород, куда перебрался из Суздаля его тесть Дмитрий Константинович, затеявший перестройку нижегородских стен и башен. Общий сбор русских полков был назначен возле Мурома.
— Муромский князь изъявил готовность выступить на Арапшу вместе с московлянами и суздальцами, — молвил Владимир Андреевич. — Городенский князь Борис Константинович тоже надумал сражаться с Арапшой, а также ярославские князья иже с ним. В Костроме и Юрьеве тоже ратники собираются на сечу с Арапшой. Неужто рязанцы в стороне останутся? Ведь и на рязанские земли может нагрянуть разбойный Арапша.
— А что же тверской князь? — поинтересовался Олег. — Он-то готов ли выступить на Арапшу по зову московского князя?
— Обиду затаил Михаил Александрович на Дмитрия Ивановича, — со вздохом сожаления проговорил Владимир Андреевич. — Гнетет тверского князя договор, который ему пришлось подписать, дабы замириться с Дмитрием Ивановичем. По этому договору Михаил Александрович и все его потомки не имеют права претендовать на великое Владимирское княжение. Отныне князь Михаил считается по отношению к Дмитрию «братом молодшим», и сие ему вельми тягостно.
— Это и понятно, —
усмехнулся Олег. — Михаил Александрович по возрасту Дмитрию в отцы годится. Унизительно для него чувствовать себя «молодшим братом» перед тем, кто сам гораздо моложе его.— Договор есть договор, — заметил Владимир Андреевич с жестким оттенком в голосе. — Пусть Михаил Александрович благодарит бога за то, что Дмитрий не сбросил его с тверского стола. Хотя следовало это сделать за те бесчинства, сотворенные Михаилом в Торжке и Угличе! Сожженный им Торжок новгородцам пришлось отстраивать заново. Такие зверства жители Торжка видели токмо при Батыевом нашествии!
Владимир Андреевич напомнил Олегу Ивановичу о том уважении, какое питает к нему московский князь, предоставивший ему полномочия третейского судьи в своем договоре с побежденным тверским князем. Это было записано в договоре буквально так: «Коль случится спор о земле иль о людях, то московские и тверские бояре пусть съедутся на рубеже для мирного разбирательства. Ежели сами не сговорятся, то пусть призовут третейским судьей великого князя рязанского Олега Ивановича».
В ответ на это льстивое напоминание Олег раздраженно бросил своему собеседнику, мол, истинное уважение проявляется в равноправии при ведении переговоров и в исполнении данных обещаний. Дмитрий же давно уже разговаривает с рязанцами свысока и не собирается возвращать Олегу Лопасню, обещанную ему за оказанную подмогу против литовцев во время второго нашествия Ольгерда на Москву.
При упоминании Олегом Лопасни князь Владимир заметно стушевался, было видно, что ему нечего сказать в оправдание своего двоюродного брата. К тому же у него не было полномочий для ведения переговоров о Лопасне.
Олег прямо заявил серпуховскому князю, что покуда тяжба из-за Лопасни не разрешится в его пользу, ни о каких совместных походах рязанцев с московлянами не может быть и речи. Владимир Андреевич ни с чем вернулся в Москву.
Известие о смерти Ольгерда пришло в Рязань спустя два дня после отъезда отсюда Владимира Андреевича. Из Литвы вернулись местные купцы, они-то и поведали Олегу и рязанским боярам о кончине неутомимого Ольгерда. От купцов же стало известно, что между Ольгердовыми сыновьями вспыхнула нешуточная распря за литовский трон. В завещании Ольгерда его наследником был указан Ягайло, рожденный от тверской княжны Ульяны Александровны. Ягайле было двадцать семь лет. Старшие Ольгердовы сыновья, рожденные его первой женой Марией Ярославной, отказались признать главенство Ягайлы, обвинив свою мачеху Ульяну Александровну в подделке завещания.
Литовская знать все же в большинстве своем присягнула на верность Ягайле. Те из литовских вельмож, кому Ягайло был не по душе, примкнули к старшим братьям Ольгердовичам. Самый старший из них Андрей Ольгердович держал свой стол в Полоцке. Следующий по старшинству Дмитрий Ольгердович княжил в Брянске. Их младшие братья Владимир и Федор сидели князьями первый в Киеве, второй в Чернигове.
Все сыновья Ольгерда от его первой супруги были крещены по православному обряду, поэтому носили христианские имена. Ягайло и его братья во Христа не верили, являясь язычниками, коих было немало среди литовцев. Сам Ольгерд за свою жизнь то принимал веру Христову, то начинал поклоняться дедовским богам, то опять цеплял на шею христианский крест, чтобы через какое-то время вновь отказаться от него ради расположения к себе языческих жрецов. Ольгерд был очень скрытным и подозрительным человеком, его склочная непостоянная натура часто порождала в нем недоверие не только к ближайшим советникам, но и к христианскому богу, и к языческим божествам литовцев. Ольгерд был очень требовательным человеком, все его приближенные были обязаны беспрекословно и в точности исполнять его приказы. Требовательность Ольгерда распространялась и на богов. Если случалось так, что христианский Господь не даровал литовскому войску победу над врагами после всех вознесенных к нему молитв, это приводило к тому, что разгневанный Ольгерд срывал с себя крест и прогонял с глаз долой христианских священников. Если такое же случалось после принесения кровавых жертв языческим богам, то Ольгерд гневался на жрецов-язычников, не желая видеть их в своем окружении. Всю свою жизнь Ольгерд постоянно метался между христианами и язычниками, не доверяя в полной мере ни тем, ни другим.