Олег Рязанский

— Все вы знаете, что у Мамая больше нас воев. Но в этом бою счёт пойдёт особый: они грабить идут, мы — свою землю защищать!

Шатёр взорвался громкими криками. Дмитрий поднял руку, призывая к тишине.

— Славу кричать потом будут те, кто в живых останется. Поражения не жду — или смерть, или победа! — Он опять властным движением руки заставил молчать воевод. — Нам сейчас о другом думать надобно — куда пойти от Коломны, чтобы Ольгерда от Мамая отсечь, не дать им соединиться.

Глава тридцать пятая

Получив сообщение Олега Рязанского о намерениях Ягайлы, переданное с боярином Корнеем, Дмитрий Иванович не сразу оценил всю его огромную важность.

Первым делом он порадовался, что, вероятно, Олег, который должен был вместе с Ягайлой соединиться с Мамаем у Оки, передумал, исходя из своих, одному ему ведомых расчётов. Может быть, именно боярин Корней, сообщив о громаде войск, собранных под московские стяги у Коломны, повлиял на решение. Или возникли иные причины, но Олег от союза с врагами Руси отказался. Честь ему и хвала, хотя и не вошёл он в союз с Москвой. Всё равно очень важно, что рязанские полки не пойдут против московских.

Но внезапно, словно озарение, появилась у Дмитрия Ивановича догадка — как использовать сообщение Олега Рязанского с наибольшей выгодой. Дмитрий сделал ход, который ставит его вровень с великими полководцами древности: он двинул все войска от Коломны на запад, к устью реки Лопасни.

Рати шли стремительно, вбирая в себя по дороге припозднившихся, как в половодье вбирает река ручейки. Ягайло понял это именно так, как и рассчитывал великий князь, — намерение всей огромной, дотоле невиданной на Руси силой ударить по литовским войскам, — и остановился в нерешительности под Одоевом, в нескольких переходах от Лопасни. Там и простоял до самой Куликовской битвы. Этим хитрым ходом Дмитрий провёл и Мамая: тот вышел на сближение с Ягайлой, но, узнав о броске русских, не устоял перед искушением ударить их по левому крылу, казавшемуся беззащитным. Мамай ускорил продвижение, но русские, ожидая этого, ночью вышли берегом Дона к устью Непрядвы и перешли Дон в обход татар.

Олег Рязанский поступил по собственному замыслу, именно так, как объяснял сыну во время недавней беседы: собрал полки на западной меже княжества и там простоял всё время, пока шёл бой, ожидая его развязки.

Воевода Боброк вернулся в свой шатёр от великого князя ночью. Степан не спал, ожидая.

— Чего не спишь, сотник? — спросил Боброк приветливо.

— Отпусти в сторожевой полк, воевода! — выпалил Степан. — Сил больше нет в стороне от ратей стоять.

— Не беспокойся, воин, отпущу. Успеешь ещё мечом помахать. А сейчас поедешь со мной. Решили мы с Дмитрием Ивановичем: коли ты в рязанской стороже стоял, то должен эти места знать. Вот и поможешь поле боя подыскать.

Поздно вечером Дмитрий Иванович, Боброк, Бренк, Семён Мелик и Степан в сопровождении младшей дружины и двух сотен конников направились к верховьям Дона. Они свернули с наезженной дороги на целину и поскакали по заросшей пахучими травами степи, не знавшей от века ни плуга, ни сохи, ни бороны.

Воеводы отвергли несколько обширных полей — то слишком сдавлено оврагами, то, наоборот, открывает большой простор для движения татарской коннице.

Луна зашла, стало светать. Степан подумал, что поиск пришёл к концу, потому что над степью поднимался утренний туман. Тут выехали на просторное поле, с одной стороны ограниченное дубравой, с другой — крутым берегом притока Дона.

Дмитрий Иванович и Боброк переглянулись и поскакали к дубраве. Мелик не поехал следом.

— Вроде приглянулось им тут, — сказал он Степану.

Степан и сам видел, что место открывало хорошие возможности для построения полков. Дубрава на левом крыле лишала татар возможности нанести боковой удар конницей.

Вернулись воеводы и великий князь.

— Ну, Семён, — весело закричал ещё издали Дмитрий Иванович, — теперь всё в твоих руках. — Он подскакал поближе и спросил уже серьёзно: — Сможешь заманить сюда главные силы Мамая?

Мелик, видимо, уже думал о том, с готовностью ответил:

— Если дашь мне конный полк, князь, сумею.

— Дам, — твёрдо сказал Дмитрий Иванович. — Сколько нужно, столько и дам. Только воев попусту под удар не подставляй. Заманивай супостатов.

— Заманивать без большой крови невозможно, государь, — сказал Мелик. — Это наперёд надобно помнить.

Боброк спешился и отошёл в сторону. Он стоял в призрачном рассветном тумане, плащ, свисая с плеч, делал его похожим на былинного богатыря Святогора. Воевода снял шлем, положил его рядом с собой и лёг на землю, прильнув к ней ухом.

Степан не сразу понял, что происходит. Сзади, где стояли дружинники, кто-то шепнул: «Вещий Боброк землю слушает, будущее вопрошает».

Боброк встал, и — словно подгадал кто — дунул ветерок, развеялся предутренний туман. Открылось всё огромное поле, как по волшебству.

Воевода подошёл к конным. Все напряжённо ждали, что он скажет.

— Слышал стон великий, плач по земле распространяется. То ордынские жёнки плачут. — Боброк сел в седло, не дожидаясь вопросов. Никто не проронил ни слова...

Всю обратную дорогу великий князь, Боброк и Семён Мелик обсуждали, как вернее завлечь татар именно на это поле. Никто ещё не знал тогда, что зовётся оно Куликовым и что войдёт в русскую историю навеки.

Вернулись к войскам, вольно расположившимся на ночлег в перелесках, когда солнце уже встало. Дмитрий уединился в шатре с Боброком, к ним вскоре пришёл остававшийся в отсутствие великого князя главным воеводой князь Владимир Серпуховской. Немедленно от шатра помчались отроки к полкам созывать князей и воевод на совет.

Степан постоял в нерешительности — нужно было дожидаться Боброка, получить обещанное воеводой разрешение идти к Мелику. Между тем после проведённой в седле бессонной ночи накатывала дрёма на теплом сентябрьском солнышке. Появился Юшка, он уже пристроил коней Боброкову коноводу, нашёл знакомцев, те пригласили к своему костерку, посулили горячей каши. Степан побрёл вслед за Юшкой в ближний лесок, туда, где поднимался дымок и тянуло слегка подгорелой на костре кашей.

— Откуда ты их знаешь? — спросил Степан, когда они вместе с Юшкой подходили к опушке леса.

— Так то ж наши, рязанские.

— Рязанские? Каким образом? — удивился Степан. — Может, пронские?

— Нет, рязанские, что я, не знало, с кем кашу хлебаю? — ухмыльнулся Юшка. — Ополченцы.

— Так ведь Олег Иванович выжидает, в стороне стоит.

— Разве я сказал — княжеские полки? Я сказал — ополченцы рязанские. Князь сам по себе, они — сами... Может, они и тёмные мужики, но поняли, что не Москву идут защищать, а Русскую землю.

Подошли к небольшому костру. Вокруг полулежали и сидели мужики — кто в кольчуге, кто в старинном доспехе, кто в простой стёганке, обшитой металлическими бляхами. И вооружены были пестро: и старыми прямыми мечами, и кривыми саблями, и пиками, и рогатинами.