Олег Рязанский

Любое оружие, особенно в южных приграничных местах, передавалось от отца сыну, оберегалось пуще всякого имущества. Здесь можно было встретить даже мечи времён легендарного рязанца Евпатия Коловрата.

Родной мягкий говор рязанских мужиков приятно ласкал слух:

— Где это видано — из Залесья выходить, из засек?

— А ты отсиживаться пришёл в засеках?

— Всё же когда лес кругом, против орды спокойнее.

— Ежели спокою ищешь — на печи с тараканами бы воевал!

— И то руки зашибить можно.

Кругом засмеялись, немудрёную шутку передали дальше, к другому костру. Кто-то уже серьёзно сказал:

— Говорят, воевода Боброк землю слушал.

— И что?

— Говорят, слышал, как стон идёт, плач великий, вороний грай.

— Да, утешил ты нас.

— Так говорят, слышал он, что больше ордынские жёнки плачут.

— После боя всегда плачут.

Рязанцы помолчали.

— Смерть кормильца — она всегда смерть. Что нашим бабам; что татарским.

— Хватит вам, ребяты, сказки про Боброка рассказывать, — донёсся низкий голос. — Воевода он, а не вещун. Он сейчас с великим князем и братом его Владимиром Серпуховским думает, как полки лучше расставить. Только им и дела, что землю слушать.

Трезвая рассудительность рязанца убеждала, но Степану не хотелось расставаться с такой яркой картиной: вещий Боброк слушает землю, а вокруг стоят князья и воеводы. Ждут с тревогой, что скажет своим сынам Русская земля. И несутся слова от полка к полку, от воина к воину, от сердца к сердцу, как песня...

Он стряхнул с себя наваждение — самое время о песнях думать! — и спросил ближнего ополченца:

— Кто над вами воеводой стоит?

Рязанец смешался, стал бормотать что-то невразумительное, подыскивая слова, видимо, не понимая, о каком таком воеводе спрашивает незнакомец.

— Слышь, дядя, отвечай, кто воевода-то? — вмешался Юшка.

— Эт-та... — Ратник поглядел на сидящих рядом с ним, словно в ожидании помощи, тогда все враз загалдели:

— Нету у нас воеводы.

— К Митрию идём проситься.

— Мы ить ополчились... а боярин не пускал... вота как...

— Ты уж нас не гони.

— Олег Иванович в сторону ушёл.

К ним стали собираться от других костров.

— Нету, милостивец, воеводы.

— Хрящ тут у нас за старшего, — неуверенно пояснил кто-то.

— Эка сказал — Хрящ! — возразили. — Хрящ ругаться и рогатиной махать горазд, а урядить войско — тут голову надоть иметь.

— Вот вам воевода! — Юшка указал на Степана. — Наш, рязанский, десять лет на меже сотником был, — приврал он для убедительности, — дважды ранен, в плену бывал, татар не раз бивал, на реке Воже рядом с Митрием сражался! Желаете его воеводой? — не давал опомниться Юшка.

— Желаем! — нестройно закричали ополченцы.

— Ты что это опять за меня всё решил? — недовольно сказал Степан, но крики ратников, сбегающихся к костру, передающих друг другу радостную весть, что нашёлся им сведомый воевода, отбросили мгновенное недовольство. Он вскочил на своего коня, которого успел подвести расторопный Юшка, и возвысил голос, словно в бою:

— Коли желаете, слушайте меня! Сейчас мой меченоша разобьёт вас на десятки, выделит десятских и сотников. Повиноваться ему, как мне, он со мной все эти годы рядом сражался. А я поеду к великому князю и буду челом бить, чтобы он нам место в бою определил. — Уже отъезжая, спохватился: — Сколько вас тут рязанских? Кто-нибудь считал?

По лицам мужиков было видно, что не считали и сосчитать бы не смогли.

— Да уж поболе сотни.

— Считай, три сотни, никак не меньше.

— Полк!

— Говори — тысяча, — гоготнул кто-то. — Тысяцким будешь, сотник!

Все засмеялись. Степан ускакал к великому князю с лёгким сердцем: люди шли на кровавый, смертный бой с шуткой, такие не могут не победить.

Дмитрий Иванович в окружении князей и воевод стоял на опушке дубравы, откуда начиналось Куликово поле. Степан не решился отвлекать его и подошёл к Боброку:

— Воевода! Рязанцы пришли...

— Рязанцы? — переспросил удивлённо Боброк и, когда Степан кивнул, повёл его к великому князю.

— Значит, решился Олег Иванович? Кто же привёл рязанцев? Почему не идёт ко мне с докладом? — засыпал тот Степана вопросами.

— Великий князь, — сказал Степан, кланяясь, — воевода Боброк не так меня понял. Не полки рязанские пришли, а ополченцы. Добровольцы. Нет у них ни воевод, ни иных начальных людей. Я их до твоего повеления принял...

— А Олег? — не понимая до конца, спросил Дмитрий Иванович.

— Струсил Олег, чего от него ждать! — раздражённо вмешался Владимир Серпуховской.

— Олег, великий князь, не струсил, а выжидает, — сказал Степан. — Твой бросок на Ягайлу его напугал, но не столь сильно, чтобы вынудить к тебе присоединиться.

Воцарилось молчание.

— Что с рязанцами-то будем делать? — напомнил Боброк.

— С рязанцами... — отвлёкся от своих мыслей великий князь. — Тебе Степан нужен ещё?

— Я обещал отпустить его на время сражения.

— Вот пусть он и занимается рязанцами. Принимай ополчение, воевода!

Всю вторую половину дня Степан провёл в бесконечных хлопотах: договаривался с воеводой большого полка Тимофеем Васильевич Вельяминовым о месте рязанцев в боевом порядке, выпрашивал у княжеских оружейников мечи и щиты для своих ополченцев, кричал, просил, ругался, втолковывал...

Ночью большой полк занял своё место. Потянулись тревожные часы. Ратники думали о предстоящем сражении. Степан волновался о другом — удастся ли Мелику привести татар именно сюда, на Куликово поле? Если не удастся — весь стройный, продуманный до мелочей замысел рухнет. Его всё время подмывало пойти туда, к воеводам, великому князю, расспросить, но он понимал: не время сейчас отвлекать праздными вопросами занятых людей. А тут ещё поползли разговоры, что великий князь поехал в передовой полк и будет там, в первых рядах. Слух летел от полка к полку, и воины выражали своё отношение к такому поступку: большинство одобряло великого князя, были такие, кто полагал, что его место над схваткой, однако все восхищались им.

Под утро спустился туман, окутал всё поле. Невозможно было разглядеть, что происходит впереди. Где-то вдалеке, судя по звуку, проскакали кони, и сразу же по рядам воинов пронёсся слух: Мелик вернулся! Вывел татар на поле — быть битве!

На востоке, там, где, по расчётам, должны были появиться Мамаевы полчища, заалело восходящее солнце. Туман заколебался и пополз клочьями, открывая огромное, немереное поле.

Великий князь осадил сверкающего боевым нарядом коня перед большим полком, поднял руку, крикнул: