Олег Верстовский — охотник за призраками

Она замолчала, быстро отошла к двери, закрыла на ключ и вернулась.

— Олежек, скажу тебе по секрету. Только ты не смейся, пожалуйста. Гриша как-то признался, что Игорь Евгеньевич предлагал ему некую сделку, обещал, если Гриша согласится, то никогда больше не будет испытывать нужды в деньгах. Понимаешь, они с Юлечкой очень хотели ребёнка, но никак у них не получалось. Какие-то проблемы, нужны были средства, большие, на операцию.

— Но Григорий отказался, — резюмировал я мрачно.

— Да, он говорил, что это то же самое, что продать душу дьяволу. В фигуральном смысле, конечно. Он не мог пойти на это.

Я тяжело вздохнул, слова гримёра подтвердили опасения, но абсолютно не давали никаких доказательств.

— Галя, а почему именно в это место группа приехала? Захудалый городок на отшибе.

— Здесь студия выстроена, с павильонами на любой вкус. Очень удобно. Мы сюда не в первый раз приезжаем.

— А кому студия принадлежит?

— Бенедикту Романовичу. Ну и частично Вахиду, конечно. Ты же знаешь, Олежек, без этого нельзя, — смущённо добавила Галя. — Ну вот, все готово.

За разговорами Галя не прекращала работу, я взглянул в зеркало и поразился.

— Потрясающе, вы просто волшебница. Рожа, как новенькая, совсем незаметно, — удивился я, рассматривая грим, под которым скрылся разбитый нос.

— Хороший ты мальчик, — проговорила она с печалью. — Моему Виктору могло быть почти столько, сколько тебе, Олежек. Но вот, не получилось.

Ненавижу расспрашивать людей об их несчастьях, но я чувствовал — она хочет рассказать сама.

— Он хотел режиссёром стать, поступил в театральное, Щукинское училище. Но потом пришло время в армии служить. Он мог не пойти, но решил, я — мужчина, отслужу, — в конце её голос дрогнул, она отвернулась, пытаясь скрыть предательски заблестевшие глаза. — Олежек, а ты в армии служил?

Я кивнул.

— Тяжело пришлось?

— Поначалу — да. Но меня дед успел научить многому, поэтому со мной сразу считаться начали.

— А отец? — осторожно поинтересовалась она.

— Ему всегда некогда было. Все по командировкам, поэтому дед и бабушка мною занимались.

В дверь постучали, и я услышал раздражённый голос Лифшица:

— Олег, ты где застрял? Быстрей дуй на площадку! Спишь что ли?

Я шёл по коридору, стараясь не думать о том, что придётся опять встретиться с Мельгуновым, вести с ним диалог, видеть его неживые, тусклые глаза.

Верхоланцев что-то объяснял Милане, она внимательно слушала, кивала. Я с трудом проглотил комок в горле. Представить, что мне придётся опять стрелять в неё.

— А, Олег, давай сюда. Сейчас задачу объясню, — сказал Верхоланцев, заметив меня. — Слушай внимательно. Вот там стоит камера, за ней будет стоять человек и подавать тебе реплики Мельгунова, а ты будешь смотреть в камеру, словно ему в глаза. Понятно? Все, что перед этим репетировали, но без него.

Я с облегчением вздохнул. Верхоланцев хитро улыбнулся в усы и добавил:

— Да, не волнуйся ты так. Мы решили этого говнюка отдельно снимать. И ему так спокойней, и нам. Согласен? Ну, вот и хорошо. Юра, будешь реплики подавать.

Второй режиссёр кивнул, но по его виду я понял, что он не очень доволен поручением. Но послушно встал за камеру и начал листать сценарий. Стеклянный «глаз» камеры вначале сильно раздражал меня, но я отвлёкся, представил оловянные глаза Мельгунова, вспомнил слова мамы Гали о сделке с дьяволом, и на меня нахлынула такая злость, будто в реальности этот мерзавец стоял передо мной.

— Хорошо, — наконец, сказал Верхоланцев. — Перерыв полчаса. Потом будем снимать. Верстовский, грим поправь. У тебя все потекло.

Я вышел в коридор, и чуть не столкнулся с двумя ментами, которые важно прошествовали мимо, даже не взглянув на меня.

— Что случилось? — спросил я, входя в гримёрную.

Галя сидела перед зеркалом, утирая платочком кончики глаз. Напротив неё вальяжно развалился наш администратор, Виссарион Германович.

— А, Олежек, — пробормотала Галя. — Проголодался? Бутербродик с колбаской или сыром хочешь?

— Нет, Верхоланцев сказал, чтобы мне грим поправили.

— Садись, садись, я сделаю, — будто бы обрадовалась Галя.

— Так что случилось? — повторил я свой вопрос.

— Петрович преставился, — буркнул администратор. — Фокусник наш.

Я понял, что администратор имел в виду ассистента оператора по фокусу.

— Вот такой мужик был, — продолжил Виссарион со вздохом. — С самим Барковским работал. Ну, пока тот его не задвинул. Куда Кириллу до Петровича нашего. А так, талантище был. Эх, уходят лучшие.

— И как это произошло? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. — Что? Сердце?

— Да нет, — всхлипнув, пробормотала Галя. — Нашли в павильоне с переломанной шеей. Опять следователь приходил, допрашивал. А что толку. Никого так и не найдут.

Я нахмурился, ушёл в себя. Перед мысленным взором опять всплыла сцена — Мельгунов, прикованный к цепи, которую держит фигура в чёрном плаще. Вдруг изображение в зеркале помутнело, будто стало темней, и где-то в дальнем углу я заметил мерцающую фигуру. Я резко обернулся, напугав гримёра, которая чуть не выронила большую кисточку.

— Олежек, что-то увидел? — поинтересовалась Галя, совершенно не рассердившись на мои подпрыгивания.

— Да, показалось, кто-то вошёл, — смущённо объяснил я, оборачиваясь к зеркалу, которое вновь приняло прежний вид. Видимо, я спугнул призрака. — Скажите, а были другие э…э…э несчастные случаи?

— Были, — буркнул Виссарион Германович. — Но это так по пьяни, электрик один. Назюзюкался в дупель, начал провода шуровать, его током и шибануло. Потом кто-то из осветителей на себя софит уронил… Как свеча сгорел…

— Олег, а что у вас случилось только что? — осторожно поинтересовалась Галя. — Игорь Евгеньевич пробежал по коридору и кричал: «Меня хотели убить! Меня хотели убить!»

— Мне кто-то револьвер подменил, с боевыми патронами. Я должен был выстрелить в Мельгунова, а Милана закрыть его своим телом.

— Боже! — выдохнула Галя. — С Миланой все в порядке?

— Да, царапина.

— У, мазила. Стрелять не умеешь, — ядовито проворчал администратор.

Я бросил на него снисходительный взгляд, но ничего не ответил. Объяснять, что я отлично стреляю, мне совсем не хотелось. Пришлось бы объяснять, что мне помешало убить женщину, которую я люблю.