Олегархат им. тов. Сталина

— Мои врачи говорят, что месяца три, может и меньше.

— Вот-вот. Значит, строй обучающий центр, гостиницу при нем, человек на пятьсот наверное. И на оставшиеся деньги строй… как там у Федоровй написано, центры материнства и женского здоровья? Вот их и строй, в Благовещенске строй, в Уфе, в Свердловске, в Перми. Везде строй, докуда дотянешься и на сколько этих денег хватит. И я думаю, что если с местным руководством правильно поговорить, то и на местах власти в стройках таких поучаствуют.

— Как же! А то они не знают, куда деньги девать и тут мы выскакиваем: вот сюда все их тратьте!

— Все на Эстеллу обижаешься… А другие мужики понимают, что сейчас половина баб полжизни бы отдали, чтобы ребенком обзавестись — и, раз уж у этих, в Симферополе, получилось сделать так, что баба и в сорок пять родит ребенка здорового, очень многого не пожалеют, чтобы женщинам этим героическим помочь. Раньше бы побоялись, а теперь, когда Светлана Владимировна эту программу от всяких… ну, от всяких прикрывает и защищает, не побоятся. А некоторые даже специально помогут только чтобы Федоровой понравиться: от нее нынче сильно зависит, насколько области и республики будут всяким обеспечиваться. Я слышала — не от вас, а когда на повышение в Казань ездила — что в районах, где Федорова свои предприятия ставит, отбоя нет от желающих туда переехать: у нее все же и работа высокооплачиваемая, и жилье прекрасное, и прочее все. Да вы и сами знаете, ведь перебираете, кого на работу брать — и это пока она только своим Комитетом управляла. А сейчас-то она кто? Так что садитесь и прикидывайте, где эти центры материнства в первую очередь обустраивать будете.

— А с местным руководством кто…

— Могу и я, но только если мне командировки Федорова выпишет: Саша-то не может жене их выписывать, райздрав ему вообще не подчиняется. Так что, Васенька, одевайся и езжай в Москву: почему-то из всех нас она только тебя серьезно слушает. Вот интересно: ее даже Павел Анатольевич теребить опасается, а тебя она слушается, как будто твоими устами сам Иосиф Виссарионович говорит.

— Скажешь тоже!

— Верно-верно, — с усмешкой подтвердил Александр Петрович. А затем, повернувшись у жене, все же ее поправил: — Она говорила как-то, что Вася не просто книги Сталина прочитал, а понял, как товарищ Сталин строить счастливую жизнь планировал. И понимание это и воплощает, а раз уж Иосиф Виссарионович ей такое дело доверил, то выходит, и у нее с Васей мысли в одну сторону работают. Так чего бы ей его и не послушать, ведь он просто говорит то, чего она сама проговорить не успела…

— Может быть и так. А может и иначе — но вот Васе с ней договорится куда как проще будет. А по-сталински мы все жить и работать стараемся. Да и не мы одни, а если у Васи все получится, то в СССР скоро еще миллионов на пять больше верных сталинцев появится! И у нас, — Валентина с лукавинкой поглядела на мужа, — я надеюсь, тоже…

Глава 2

Система управления в СССР была выстроена еще при товарище Сталине и работала она (по крайней на уровне министерств) очень просто: высший руководитель (например министр) занимался стратегией развития отрасли, а управление конкретными проектами возлагалось на его заместителей. Причем перекладыванием «маловажных» проектов занимался уже непосредственно первый зам, и именно он определял, какие проекты считать важнейшими, а какие — второстепенными. Или какие проекты другие заместители в силу опыта и образования следующие замы смогут вести наилучшим образом. То есть важнейшие проекты вел чаще всего первый заместитель, те, которые он уже не успевал вести, перекладывались на второго зама и так далее. Простая иерархическая система, но формально за все проекты министерства отвечал все же именно первый зам — и отвечал он за них исключительно перед непосредственным начальником, и такая система работала прекрасно. То есть прекрасно работала в случаях, когда все люди, работающие в этой системе, соответствовали требуемому уровню компетентности, что, к сожалению, получалось далеко не всегда. Причем не получалось по причинам, по моему мнению, к объективным которые отнести было крайне сложно, часто люди на руководящие посты подбирались совсем не по профессиональным качествам. И если на высшем уровне (то есть на уровне министерств' все же товарищ Пономаренко вел довольно жесткий отбор, то уже на уровне замов часто люди появлялись лишь потому, что у них были какие-то сугубо личные связи с министрами или с членами Политбюро партии: дружеские или, что хуже, семейные. Или, что было уже совсем паршиво, связи, которые я бы назвала «клановыми». Просто потому только я бы так назвала, что сам термин еще в массы еще не проник…

Хотя… если разобраться, то и у меня в Комитете именно «клановый» подход использовался: тот же дед, или Игнат… то есть товарищ Буров Александр Петрович — они-то получили свои нынешние должности исключительно потому, что «я их хорошо знала», а дед вообще для меня шел за «ближайшего родственника». Так что катить бочку на министров за то, что они расставляли на посты в своем министерстве людей, хорошо им знакомых, было бы в корне неверно — но вот то, что после такой расстановки некоторые министры за «своих» людей явно отвечать не собирались… Даже не так: с таких «друзей и знакомых» министры работу все же стребовали в полном объеме, но вот то, что они этим своим ставленникам позволяли различные вольности, причем зачастую выходящие уже за рамки законов, было, мягко говоря, неверным. Но и «поймать на горячем» таких товарищей было не очень просто, так как отчетность тут шла строго по внутренней вертикали системы управления, и со стороны чаще всего было просто не видно, что творилось в министерской «глубинке». Но если правильным образом изменить систему управления…

Саму иерархичность системы я, конечно, менять не собиралась, так что правильнее было бы сказать, что я решила изменить «систему управления и контроля», причем с некоторым упором на контроль. Однако, чтобы этот контроль осуществлять, требовалось и многие «управляющие процедуры» серьезно так поменять, иными словами, «наполнить старую схему управления новым содержанием», причем полностью. И я занялась — внешне неторопливо, но, по сути, очень быстро — изменением системы «внутриотраслевого документооборота». Под очень благовидным предлогом снижения вероятности ошибок в отчетной документации. И для внедрения такой системы у меня было уже практически все готово. То есть в СССР было почти все готово, потому что в одиночку Комитет с такой задачей точно бы не справился. Но имея за спиной поддержку (технологическую) всего Советского Союза…

А также поддержку со стороны мужа: Сережин институт очень неплохо потрудился, создавая крайне нужные системные программы. И со стороны настоящего монстра советского (да и мирового) программирования заведующего кафедрой кибернетики в МИФИ товарища Кузина. У меня когда-то работал выпускник этой кафедры, и он рассказывал, что еще в шестидесятых под руководством Льва Тимофеевича была разработана настоящая система ИИ: эта системы, обрабатывая диагностические данные по раковым пациентам, выдавала рекомендации для врачей по выбору оптимальных схем лечения. Однако тогда систему в работе применять не стали: у Кузина отец попал в Онкоцентр и его система сообщила, что выбранный врачами способ неминуемо приведет к смерти пациента и предложила альтернативу, которая могла пациента все же вылечить. Однако врачи решили проигнорировать выводы «бездушной железяки» — и отец Кузина умер именно в предсказанный системой день — и руководство Онкоцентра навсегда прекратило сотрудничество с МИФИ. Но это произошло (если мне не наврали, но я ее проверила и вроде бы информация была достаточно достоверной) «в другой истории» — а сейчас команда Кузина разработала систему управления документооборотом (по составленному лично мною техзаданию) — и вот эту систему (написанную на разработанном Сережей языке, кстати) я и начала «постепенно внедрять».

И тут «постепенность» означало лишь то, что устанавливаемые на всех предприятиях компы пока еще не объединялись в одной сети — но вот передача копий всей документации в вышестоящие учреждения на тех же дискетах сразу подразумевалась, так что теперь и в Совмине доступ (хоть и «отложенный») к любому документу любого предприятия должен был появиться, причем очень скоро. Но в любом случае все это было делом хотя и скорого, но все же будущего — но суровое настоящее тоже требовало внимания. Причем не только по части предприятий оборонного комплекса: даже самым крутым атомным инженерам или компьютерным гениям всех времен и народов для того, чтобы работать, нужно было сытно и питательно есть разную еду, и желательно три-четыре раза в сутки. И поэтому я занялась и руководством сельским хозяйством. То есть, конечно, подменять собой Минсельхоз я не стала, но протолкнула примерно за месяц до посевной через Совмин постановление о проведении очередного «эксперимента», причем сразу в трех областях. Точнее в двух областях и одной совершенно автономной республике: в областях Брянской и Рязанской, а в республике, понятное дело, Башкирской.

Руководство (в лице товарищей Патоличева и Пономаренко) к моему предложению отнеслись с большим интересом, ведь в «специальных районах» сельское хозяйство уже показывало выдающиеся, по их мнению, результаты: в Ряжском районе урожаи той же пшеницы в прошлом году были выше, чем в Ставрополье, а в Почепском районе на Брянщине в некоторых хозяйствах урожаи заметно превысили достижения лучших колхозов, расположенных в прославленных черноземных районах Украины — а ведь в Почепском районе почвы-то были в основном лесными подзолами, ранее урожайностью никого не поражающими. И превышение это было лишь в хозяйствах, которыми управлял КПТ, что лишь подчеркивало контраст по сравнению с соседними колхозами, ведущими хозяйство «по старинке». Ну да, в Брянщине в основном все же рожь сеялась, а не пшеница — но почти сорок центнеров с гектара чего угодно вызывало лишь безмерное уважение к тем, кто такое смог продемонстрировать. Конечно, еще и год хороший был в смысле погоды, но если на двух соседних полях урожайность отличается в два раза, то возникает повод задуматься.

«Эксперимент» был рассчитан на три года (или на пять — в зависимости от того, как народ откликнется, я такой вариант тоже предусмотрела), так что посевная шестьдесят четвертого довольно много где началась уже «по новым правилам». В смысле, правила-то были «старыми»: в поля вышли трактора МТС, колозники «оказывали механизатовам всемерную помощь» — вот только колхозников стало гораздо меньше. Потому что многим колхозам было сделано предложение, от которого, по моему мнению, отказаться могли лишь законченные идиоты: я предложила (не я, а представители Комитета все же) колхоз преобразовать в совхоз (причем большей частью несколько колхозов преобразовать в один совхоз), бывшим колхозникам все же всерьез заняться трудолюбием и вместо валяния на завалинке в то время, пока в полях трудятся механизаторы с МТС, приступить к строительству много чего полезного для страны и для их собственного кармана. А каким образом все это должно привести к повышению урожаев, уже (по опыту прежних «комитетских» хозяйств) было в принципе известно…

К моему глубочайшему сожалению, урожаи должны были вырасти все же не сразу, а как раз года через три — но эти три года были, по большому счету, «неизбежностью», так что чем раньше «все начнется», тем быстрее результат проявится. Хотя первые результаты — если все делать «по уму» — должны были и уже в следующем году стать заметными для любого мужика. Вот только для этого нужно было очень серьезно сельский труд интенсифицировать — но не путем перехода от работы по двенадцать часов в сутки к работе уже круглосуточной, а путем «всемерной механизации» этой работы.