Ольф. Книга вторая

– Чего стоишь? Раздевайся.

Безысходно озиравшаяся Сусанна принялась разоблачаться. Два представителя околосъемочной братии оказывали необходимую помощь. Заволновалась гримерша, готовя реквизит к очередной схватке с действительностью. На дернувшейся от неожиданности голове Сусанны устроили художественный беспорядок: дескать, прическа все равно растреплется, пусть уж сразу будет пригодна для живописных кадров в нужном ракурсе.

Поняв, что колебаниями от безоговорочного «не-ет!!!» до «ничего не поделать» она лишь мешает слаженной работе профессионалов, Сусанна отдалась неизбежному. Чужие руки четко и быстро освободили ее от ненужного и теперь всеми способами боролись со следами врезавшихся в кожу веревочек.

Странно, но в этой пропитанной нездоровым ажиотажем атмосфере Сусанна вдруг воспрянула духом. С осознанием, что отбрыкаться невозможно, ее ударило в другую крайность. Казалось, окутавшее новизной невообразимое происходящее – очередная серия в фильме ее жизни, где произошло много не менее небывалого, а произойдет еще больше. «Если нельзя избежать – постарайтесь получить удовольствие от процесса» – говорят циники и американские полицейские. И Сусанна. Когда ее сочный корпус опустился на расстеленный шелк, к ней двинулся партнер по съемкам – брутальный мен с безучастным лицом. В конце трудового дня новая актриса его не волновала и на подвиги не вдохновляла. Зато Сусанна… Ее взгляд замер на середине партнера – чувственно, умиленно, по-настоящему любя, как женщины смотрят на маленьких детишек, прежде чем их приласкать.

Режиссера ударило идеей, он выставил указательный палец на облизнувшуюся Сусанну и гаркнул оператору, который не понял жеста:

– Умер, что ли?! Давай! Крупный план!

Съемочная площадка закопошилась – приказ начальника оказался палкой, разворотившей муравейник. На миг всем стало не до меня. Я изогнулся червем, приподнялся с табурета и на связанных ногах проскакал к окну. А как открыть? Единственный инструмент – зубы. Вцепившись ими, я провернул ручку, потянул ее на себя и, когда тело переваливалось наружу, взмолился:

– Откройся родной!

Корабль висел в ожидании этажом ниже, невидимая крыша находилась как раз подо мной. Впустит ли корабль хозяина через верх?

Выбора не было, как и времени на раздумья. Если все пройдет не по плану, главное – не расшибиться насмерть, тогда есть шанс вернуть корабль и здоровье. Если в обратном порядке, то дело затянется на годы. Все это промелькнуло в голове за секунду жуткой невесомости при свободном падении.

Челеста вытаращила глаза – я грохнулся с потолка прямо на постель, едва не раздавив бедняжку.

– Мио Дио… – Она стала развязывать на мне ремни.

Освобожденные руки схватились за «Калаш».

– Вай ди ла ди нуово? Фар ведерэ кванто стэлле чи соно ин чьело? Вадо кон тэ.*

*(Ты снова туда? Показать им, где раки зимуют? Я иду с тобой)

Настрой напарницы порадовал. Явно хочет со мной.

– Держи. – Я вручил ей карабин.

Корабль поднялся на крышу многоэтажки. Проще, конечно, войти через окно…

Нельзя. Зачем светить нечеловеческие возможности, если можно этого не делать?

С крыши мы с Челестой спустились на нужный этаж. Звонок, стук, два звонка, два стука и весь цикл еще раз. У меня память хорошая. Лязгнули отпираемые замки – медленно, один за другим. Я стоял сбоку, а перед дверным глазком улыбалась коварная итальяночка, за чьей спиной руки прятали карабин.

– Вы от кого?

– Она со мной. – Уперев ствол в живот открывшему, я заставил его попятиться в помещение. Челеста прикрывала тыл.

– Не двигаться!

Ошарашенные взоры воззрились на меня, стараясь понять, не во сне ли все это. К сожалению, некоторые не поняли слов. Или не поверили.

– Стоять, я сказал!

Легкое нажатие на спуск… Оглушительно грохнуло, с потолка посыпались осколки люстры и штукатурка. Присутствующие послушно замерли. Как статуи. В самых неестественных позах, теперь безоговорочно поверив в реальность происходящего.

– Запись с камеры – мне, – приказал я.

– Что будешь с ней делать? – полюбопытствовал режиссер.

Вместо ответа я бросил исполнявшему мою команду оператору:

– И весь архив. Вообще все, что наснимали сегодня и раньше.

Студия мне откровенно не нравилась, захотелось нанести максимальный урон.

– Не надо, – осторожно вставил режиссер как бы с заботой обо мне. – Тебе не уйти с этим далеко, я уже нажал кнопку. Уходи по-хорошему, пока есть время.

– Архив! – Ствол качнулся в сторону помощника режиссера.

Мне с опаской указали на стальной бухгалтерский шкаф. Стальной шкаф – это не сейф, внутренний язычок замка разлетелся от одной пули. Рядом кто-то сел от неожиданности, многие терли заложившие уши. Мешать никто не осмелился.

Прихватив коробку с дисками, я не тронул лежавших там денег, не грабитель же, в конце концов.

– Отходим. – Махом головы я указал Челесте на дверь.

Естественно, о лифте даже не думалось, мы понеслись вверх по лестнице. Погони не было, героев в съемочной группе не нашлось, никто не хотел нарываться. Все надеялась на охрану-«крышу». Охрана запаздывала – никто с их точки зрения за несколько секунд подъезд покинуть не сможет, а им еще вооружиться нужно и затем добежать или доехать – в зависимости от дислокации. Приятно, когда противник тебя недооценивает. Ввалившись в корабль, мы в изнеможении опустились на пол. Глаза Челесты, недавно серые и безжизненные, снова блестели, как угольки в камине. Вот и замечательно. Деятельность – лучшее лекарство от всего.

– О прэзо ун бэлло спавэнто!*

*(Ну и натерпелась я страху)

Бэлло, говорит, значит, все хорошо. То есть прекрасно, насколько я понимаю в итальянском.

Глава 3

Не терпелось рассказать Полине о том, что я узнал и о чем догадался. Это перевернет ее жизнь. В смысле, что возвратит в правильное положение с головы на ноги. Дополнить бы сведения тем, что раскопает сослуживец… Альфалиэль – не бог, он мерзавец, который присвоил полномочия бога. Причем, только права, без обязанностей.

Утро вечера, говорят, мудренее. Вот и проверим.

Корабль стоял в лесу.

– Мэ льай фатта бэлла ма нон вольо риаприрэ уна феррита. Оньюно э фильо делле проприо ационэ.*

*(Ты сыграл со мной скверную шутку, но не хочу бередить старую рану. Каждый сам кузнец своего счастья. Буквально: каждый сын своих дел)

Мы по очереди приняли душ, смыли грязь последних часов – ту, которую можно смыть. Остальное удалит только время. Когда Челеста, ожидая меня снаружи, мерила шагами полянку, то едва не вляпалась в оставленную каким-то животным лепешку.