Олигарх

Не тут-то было. Тема похоже была животрепещущая, так как все мужики дружно прекратили работу, а один из них разъяснил мне в чем дело.

— Сидор Пантелеич придумал две механизмы что бы дорогу от снега чистить. А ему за это плетей выписали, чуть богу душу не отдал. Сегодня первый день как поднялся. Насилу оклемался, — всё это было сказано в такой болью в голосе, что подумалось что плетей выписали не смотрителю, а рассказчику.

— А где же эти механизмы? Посмотреть хотелось бы, — сказал я, обращаясь к смотрителю. Но ответил опять не он, а на этот раз его жена. Услышав искренний интерес в моем голосе и решив видимо, что на этот раз бить не будут, она решила взять инициативу в свои руки.

— Так ведь приказали, барин, все сломать и сжечь.

— А работало всё? — продолжил я допрос.

— Еще как работало, муж думал за усердие наградят как других рублем, а его наградили плетью и сказали, вам бы подлецам всё не работать.

— И что ничего не осталось? — с большим сожалением в голосе спросил Матвей. Они с Сергеем Петровичем подошли ко мне и слышали весь разговор.

— Чертежи остались, — неожиданно вступил в разговор доселе молчавший герой обсуждаемой истории.

Он распахнул тулуп и из-за пазухи мятой грязной рубахи достал купу мятых листов, которые протянул мне.

— Вот, барин, смотри.

Чертежами назвать это было сложно, но я сумел понять, что он придумал две машины для уборки снега. Одна была на мускульной тяге, несколько мужиков толкали перед собой агрегат, который расчищал небольшую полосу. Не больше метра, а потом по ней шла лошадь и еще один механизм расчищал уже полосу шириной метра два.

— Он, барин, — самый первый мужик, начавший это разговор, печально подытожил, —все свое жалование на это пустил.

Смотритель горестно кивнул, подтверждая сказанное. Краем глаза я увидел, как Сергей Петрович достает свою записную книжку, в которую он записывал всё замечания и «великие» мысли, мои и других. Я молча подтверждающие кивнул и повернулся к Матвею.

— Дай ему сто рублей серебром, — Матвей был у нас техническим руководителем и бухгалтером нашего предприятия.

— Я светлейший князь Новосильский. На обратной дороге я тебя с собой заберу, будешь мне служить.

Кто приказал сломать и наградил смотрителя плетьми я выяснять не стал, хотя понятно, что человек это был не малый, смотритель как ни как имел четырнадцатый чин и бить его было не положено, все таки личный дворянин. В крайнем случае потягаемся, чинов у меня нет, но знатности выше крыши.

С каждым днем я все больше и больше становился человеком 19-го века. У меня конечно остались все мои знания и понятия прежней моей жизни, но в первую очередь я был русским князем 1810-ого рождения.

Но то, что есть во мне нынешнем из будущего века, было не просто знанием, а часто именно оно определяло мои действия. Например моё отношение к любовным похождениям родителей, князей Новосильских.

Юный князь до попадания уже имел опыт в этом деле и как всякий молодой человек был этим озабочен. А вот трухлеватый пень из 21-го века к этому уже относился равнодушно. В той молодости я зажигал конкретно, но потом встретил свою будущую жену и пропал. Карьера дон Гуана на этом закончилась без знакомства с Медным Всадником.

Когда жена умерла, я через некоторое время опять начал общаться с женщинами, но постоянной пассии себе не завел, а ближе к шестидесяти вообще стал жить один, не испытывая ни физической, ни психологической потребности в лямурных делах.

Здесь я, шестнадцатилетний юноша, хотел отношений с противоположным полом, против физиологии не попрешь, но в мозгах было и другое, а когда узнал еще и о «подвигах» своего биологического родителя, то свои чувства по этому поводу могу назвать двумя непопулярными словами будущего века — стыд и срам. И это на корню отрезало мелькнувшее желание попользовать крепостных девок.

Вообще папенька похоже жил по принципу, после нас хоть потоп, ему было по барабану с чем останутся его дети.

Это то, что занимало мои мозги пока мы ехали до Новгорода. Случайная встреча с несчастным смотрителем переключила мой мыслительный процесс на другое. И слава богу, иначе от таких мыслей может случится какая-нибудь неприятность, например несварение желудка.

Аттракцион неожиданной щедрости проезжающего барина произвел ошеломляющее впечатление на смотрителя с женой и работающих мужиков. Все они упали на колени, смотритель впал в какое-то оцепенение, а его жена начала целовать руки Матвея, отсыпающие серебряные рубли.

— Чертежи заберите, а то не ровен час налетит еще один ретивый и их то же спалит, — буркнул я, обращаясь к господину Охоткину. — И пока мы здесь загораем, помогите этому бедолаге составить прошение об отставке.

Через пару часов мы продолжили путь. Сергей Иванович подробно расспросил что и когда беспредельничал на этой почтовой станции и доложил мне.

— Здесь третьего дня был с инспекцией чиновник Министерства внутренних дел, проверял новую дорогу до Новгорода. Обратно не проезжал, видать там сидит.

— Прошение составили?

— Составили, я его забрал. Если встретимся с чиновником, можно будет ему и отдать, —всякая инициатива наказуема, но это было правильное решение и я молча кивнул в знак согласия.

До Новгорода мы кое-как добрались, а потом зависли в нем на двое суток. Снежные заносы полностью парализовали движение в Москву. Делать было совершенно нечего, не было ни одной книг, прогуляться по Новгороду было не возможно, всё кругом было завалено снегом. А в путевом дворце публика подобралась совершенно серая и мне не интересная, по крайней мере те, кто попался на глаза. Да и дорога меня уже вымотала, всё-таки после болезни я еще не полностью восстановился.

Поэтому почти все время вынужденной остановки я спал. Правда перед тем как погрузиться в сладкую негу сна, пришлось пообщаться с чиновником, любителем распускать руки.

Когда я неторопливо выбирался из экипажа, ямщик успел всё узнать и подскочил ко мне с докладом:

— Барин, чиновник из Питера здесь сидит. Ждут-с пока дорогу расчистят, что бы обратно ехать.

Неопределенного возраста, жирный как откормленный боров, с лоснящейся от жира круглой физиономией, министерский чин пил чай в окружении местной чиновничьей мелкотни. Ямщик успел узнать и фамилию и чин, но эта информация как-то не задержалась в моей наполнившейся гневом голове. Осталось только общее впечатление, птица не высокого полета.

Я буквально подлетел к нему и схватил за грудки.

— Это кто тебе мерзавцу дал право дворянина бить и увечить? Ты кто такой будешь?

Чиновник похоже сразу понял в чем дело, побледнел и мне показалось от него пошел характерный запашок. Гнев мой тут же улетучился и я отпустил его.

Сунув в трясущиеся руки чиновника прошение смотрителя, я медленно, почти по слогам прошипел:

— Передашь бумагу кому надо. Человек это мне будет служить, — подождав, пока испуганный толстяк переварить полученную информацию, я продолжил, — обратно буду ехать, заберу с собой.