Олимпия

Чувство, что она вполне оправилась и к тому же зверски голодная. Когда в последний раз ей пришлось есть до сыта, Лима не помнила. Наверное, в другой жизни, той, что уже не вернется. Там осталось все. Отец, мама - они ушли безвозвратно. И тетя Кира. Несмотря ни на что, Лима сожалела, что так получилось. Предательство - хуже некуда, но, откровенно говоря, Лиме было трудно судить ее. Чего не сделаешь ради семьи? Откажись Кира стать шпионом олимпийцев, кара последовала бы незамедлительно.

Итак, можно осмотреться с более ясной головой. Комната вроде спальни, небольшая очень напоминает детскую. Есть игрушки, самодельные, но выполненные довольно неплохо. Лима смотрела на куклу, сидящую вместе с другими на тумбочке, и завидовала ее хозяйке. В ее собственном доме были куклы, но не такие. И теперь там они и останутся. Блок 3 Восток? Лима почему-то твердо уверила себя, что туда больше не вернется.

Если рвать с прошлым, то сразу, одним махом, сказала Мятежница. Ни к чему тянуть.

Лима была согласна. Нет, она не заплачет, хотя в носу щиплет привычно и противно. Хватит лить слезы.

На борьбу с эмоциями - сколько можно?
– у нее ушло, наверное, минут пять. Она вспоминала все, что с ней произошло в подземной тюрьме. Крик Майи, которую застрелили ни за что. Боль от электрошока и свой подавляющий, парализующий страх? Почему память не спрятала от нее эти воспоминания?

До ноздрей донесся запах с кухни. Готовили еду, настоящую домашнюю еду. Здесь жили нормальные люди, и у них, похоже, все было хорошо.

Лима сжала кулаки и попыталась сесть. Прежней слабости не было, но ей явно требовалось подкрепиться. Желудок целиком и полностью разделял это мнение.

Ей удалось опереться на локти, она подождала немного и затем, используя стену слева от себя, села. Все равно что стокилограммовый мешок поднять! Лима замерла, прислушиваясь к собственному дыханию.

На ней было нижнее белье, разумеется, чье-то чужое, постиранное, пусть и не новое. Стеганое одеяло, матрац, простынь, подушка с наволочкой - чистые.

Лима погладила подушку, вспоминая свой вонючий грязный матрац в камере. Ну ясно, кто-то помыл ее, переодел, ухаживал за ней, пока она была в бессознательном состоянии. Осталось выяснить, кому Лима обязана в прямо смысле слова, жизнью.

И кажется, она догадывалась, что это за место и чей это дом.

Издали слышались голоса, стучала посуда. Лиму на секунду охватил страх - она слышала шаги. Сюда кто-то шел. Она закрылась одеялом, словно щитом, натянув его до самого подбородка, и так и сидела, ожидая худшего.

Открылась дверь и вошла Киниска, младшая сестра Клеона.

– Проснулась! Хорошо. А я все думала, как там наша засоня!
– У девочки в руках был поднос с чашкой дымящегося бульона и двумя кусками темного хлеба.

Киниска подошла и поставила поднос на тумбочку возле кровати, затем без церемоний села на край матраца.

Лима облизнулась, ее язык буквально взбрыкнул во рту.

– Ну? Как чувствуешь себя? Хоть помнишь, как меня зовут?

Киниска улыбалась - так же, как ее брат, - и выглядела самым счастливым человеком на свете. Чудная.

– Да, - тихо произнесла Лима.
– И это ваш дом? Я у вас? В Ксанте?

– А где же еще? И это, между прочим, моя кровать! И моя комната!
– Киниска захихикала.

– Э? спасибо?

– За что?

– За все?

– Не бери в голову. Кстати, о голове! Не кружится? Нет тошноты? Дезориентации?
– Киниска потрогала отрастающий ежик на черепе Лимы и пристально оглядела ее лицо.

– Тебе досталось, но практически все зажило. Будешь лучше прежней.

– Сомневаюсь, - пробормотала Лима, взгляд которой сам тянулся к миске с бульоном.

– Ага, так и знала, что ты голодная. Это тебе. Могу покормить с ложки, если хочешь.

– Спасибо, я?

Она едва не выронила миску, которую цапнула с тумбочки. Киниска помогла ей придержать ее за край. От бульона пахло да так, что Лима опасалась захлебнуться слюной.

Девочка улыбнулась и сказала:

– Ты еще не совсем оправилась. Не спеши. Вот так. Если что, я здесь. Бери хлеб. Лучше размачивай куски.

– Что это?
– спросила Лима, глотнув несколько раз.

– Куриный бульон. Из настоящей курицы, - ответила Киниска.

– Никогда не ела. Только нечто концентрированное, якобы куриное, но вкус - ничего общего.

– Понятно.

Хлеб исчез за считанные мгновенья, после чего Лима медленно и со смаком доела бульон. Наверное, это была самая вкусная едва в ее жизни. Насыщенная, жирная, удивительно придающая силы.

Киниска почти с восхищением взирала на свою гостью, и этот взгляд Лиму порядком смущал.

– Сейчас принесу чай, - сказала девочка, беря чашку и вставая.
– Пока больше дать не могу. Ты слишком долго голодала, твой организм отвык нормально питаться. Но пару-тройку дней, и он войдет в норму.

Лима облизала губы.

– Ты говоришь словно? взрослая.

– Мне двенадцать?
– Киниска повела плечами.
– А в моем возрасте ты сама была дурой, что ли?

Лима впервые с момента пробуждения улыбнулась.

– Начинаю сомневаться, откровенно говоря.

Голод стих. Лима легла на спину.

Хорошо.

– Может, ты расскажешь, наконец, что произошло? Как я здесь оказалась?

– Мама расскажет. Я ее позову.

Киниска покинула комнату. Все шло не так плохо, пока, во всяком случае.

Мея появилась через несколько минут, вошла, держа поднос, на котором стояла большая чашка чая. От чашки тянуло ароматными травами. Лима тут же села, испытывая неловкость.

– Не вскакивай, - сказала илотка своим мягким, но в то же время уверенным голосом. Лима оперлась спиной о стену.

– Простите, что вас стесняю.

– Не говори глупостей.
– Мея села на стул, который подвинула к кровати ногой и протянула Лиме чашку чая. Та стала пить небольшими глотками. Напиток был ни излишне горячим, ни излишне холодным, словно Мея заранее знала, какой она любит. И еще сладким.
– Меньше, что мы могли сделать, это позаботиться о тебе.

– Почему?
– спросила Лима.

– Ну?
– Мея внимательно посмотрела ей в глаза.
– Ты ведь могла выдать нас. Наш город. Понимаешь? Но ты ничего им не сказала, верно?

– Как я могла?
– Лиме было неприятно говорить об этом, копаться в деталях. На миг она снова увидела себя лежащей на полу в луже воды, окруженной молчаливыми церберами.

Мея расправила передник на своих коленях.

– Скажу тебе откровенно, девочка? похоже, ты до конца не осознаешь, в какой переплет угодила тогда и как тебе повезло, что мы освободили тебя.