Оливер Кромвель

Было ли промедление Кромвеля его данью революционным методам, преемником которых стал его зять, обязано ли оно политической хитрости или находился он до сих пор в неподдельной нерешительности и (как сказал он) «в выжидательной позиции, желая увидеть, куда поведет нас Бог?» [116] . Было бы глупо игнорировать его способность действовать с большой политической хитростью; у него уже не было политической наивности, как до 1642 года, которую он, однако, до сих пор иногда изображал. Возможно даже, что его промедление в приезде на юг в то время, по крайней мере частично, было мотивировано надеждой на то, что (если он не был слишком связан с радикальной частью армии) он еще сможет работать с союзниками — политическими индепендентами для достижения согласия Карла на какое-нибудь решение (возможно, одно из них — с герцогом Глостером, вторым сыном Карла, в качестве короля). После приезда Кромвеля в Лондон он редко посещал собрания Совета армии, где Айртон выступал с вопросом о казни короля. Вместо этого, хотя Кромвель жил в Уайтхолле и «спал в одной из роскошных кроватей короля», он часто встречался с юристами Балстродом Уайтлоком и Томасом Уддрингтоном для «обсуждения и совещания, как лучше урегулировать дела в королевстве» соглашением с королем при посредничестве графа Денбига [117] . Эти переговоры прервались 26 декабря 1648 года, когда Уайтлок поспешно покинул Лондой, чтобы спасти свой дом в Хенли, в Оксфордшире. Только в этот период Кромвель наконец присоединился к революционным делам Айртона и с энтузиазмом занялся вопросом казни короля.

116

Abbott, vol. I, p. 698.

117

B. Whitclockе (ed.), Memorials of the English Affairs (Oxford University Press, 4 vols, 1853), vol. II, p. 477.

Многие действия Кромвеля в течение следующих нескольких недель, которые были свидетелями суда и казни короля, отмены монархии и Палаты Лордов, установления Английской республики, проявляются через искаженные доказательства свидетелей в судебных разбирательствах об измене в 1660 году, которые отчаянно пытались перенести свою вину за все случившееся на Кромвеля. Следовательно, необходимо подчеркнуть, что Кромвель был не единственным руководителем английской революции, а находился в небольшой группе людей, которые вместе творили ее. Однако недавние отчеты, возможно, точно отражают его стремительную и решительную поддержку революции, когда он отбросил нерешительность предыдущих недель. «Я говорю вам (писал в 1660 году Олджернон Сидней, докладывая о реакции Кромвеля на возражения против казни короля) — мы отрежем его (короля) голову вместе с короной» [118] . К этому решительному шагу Кромвеля привела «неизбежность». Теперь для всех стало очевидно, что невозможно было достигнуть соглашения с королем, который не намеревался заключать его. Принятие жестоких мер ускорило также его убеждение, что Карл I был не просто военным преступником, который привел страну к возобновлению гражданской войны, а был грешником, смерти которого требовал Бог. Когда Томас Брук напечатал проповедь, которую он передал в Палату Общин 27 декабря 1648 года, он внес в нее текст из Ветхого Завета (Книга чисел, (35, 33): «Не оскверняйте земли, на которой вы будете жить, ибо кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровию пролившего ее» [119] . Кромвель разделял это чувство. В январе 1650 года он написал своему старому другу, политическому индепенденту лорду Вартону, защищая сделанное им в предыдущий год: «Не обижайся на способ: возможно, не оставалось другого выхода». Чтобы подчеркнуть суть, он ссылался особенно на историю из Книги чисел — случай с Финеесом, который выполнил скорое правосудие, проткнув копьем животы блудодействующей пары, спасши, таким образом, Израиль от божьего гнева, проявившегося вспышкой чумы. Казнь Карла Стюарта очень похожа на тот случай, доказывал Кромвель, и Бог одобряет это: «Бог принял это рвение, (когда) причине необходимы были присяжные» [120] . Как в 30-е годы религиозная восторженность политизировала Кромвеля, так она привела его и к казни короля в 1649 году.

118

Abbott, vol. I, p. 736.

119

R. Jeffs (ed.), The English Revolution: East Sermons to Parliament, vol. 32, 1648—49 (Cornmarkct Press, 1971), p. 81.

120

Abbott, vol. II, pp. 189 — 90.

Глава 4 КРОМВЕЛЬ И «ОХВОСТЬЕ» (1649–1653)

Среди многих факторов, делающих Кромвеля столь интересной фигурой, лежит и то, что его стремления приняли два расходящиеся направления, характерные для Англии 40-х годов: радикальное — желание меньшинства провести церковную реформацию, и консервативное — стремление большинства политизированного народа к возвращению традиционных форм управления монархами, которые правили бы совместно со знатными подданными и созывали регулярные парламенты. Во время второй гражданской войны Кромвель столкнулся с фактом невозможности согласовать эти два стремления. Если бы парламентское дело одержало победу в 1648 году, то был бы заключен договор с королем в Ньюпорте на острове Уайт, который бы вернул ему власть с наложенными на нее минимальными ограничениями, и ростки религиозной свободы были бы заглушены реставрацией нетерпимой, автократической государственной церкви. Травматичным, или «памятным», для Кромвеля годом сделало 1648 год то, что ему пришлось выбирать между двумя «делами», за которые он боролся с 1640 года, и он неохотно пожертвовал парламентским делом в пользу религиозного. Одним из результатов этого выбора было то, что с тех пор согласовывать два дела стало труднее, чем когда-либо. Религиозное дело все больше отождествлялось с армией, которая самовольно очистила парламент и казнила короля, а к ряду оскорбленных парламентариев теперь добавилась грозная группа политических индепендентов, порвавших связи с Кромвелем.

Тем не менее, сразу же после казни короля, Кромвель, перед тем как отправиться с армией защищать новорожденную республику от ее врагов в Ирландии и Шотландии, предпринял попытку примирить парламентские фракции со случившимся, так как его стремление к конституционной порядочности вновь утвердилось. Однако его обязательство провести религиозную реформацию оставалось в силе. Действительно, во время кампаний в Ирландии и Шотландии Кромвель прояснил для себя, что именно он хотел вызвать с помощью религиозной реформации в Англии, и он вернулся с поля боя, после поражения королевской армии в Ворчестере в сентябре 1651 года, с большей решимостью выполнить ее, чем когда-либо. Его разочарование в том, что он и его армия не смогли убедить «охвостье» парламента сотрудничать в течение следующих двух лет, было очень велико и заставило его снова применить силу. В апреле 1653 года он насильно распустил «охвостье» парламента, объясняя (как он делал и в 1648–1649 гг.), что им управляли «неизбежность и провидение» [121] .

121

Abbott, vol. II, p. 7.

До Ворчестера

По иронии, одна из причин, объясняющих, почему «охвостье» парламента не выполнило радикальную роль наследника Английской революции 1648–1649 гг., чего ожидали Кромвель, его товарищи по армии и религиозным убеждениям, состоит в том, что он сразу же после казни короля сумел убедить людей с консервативными взглядами поддержать новый режим. Ключом к разгадке многих его действий в первые месяцы после революции, до того как он поехал в Ирландию в августе, может служить его обращение к офицерам армии от 23 марта 1649 года, где он изображает себя как «…бедного человека, который хочет увидеть работу Бога для нашего процветания; я думаю, что большая опасность лежит в разногласии между нами, чем в чем-либо исходящем от наших врагов… (но) если мы не отступим от Бога, не разъединимся из-за этого отступления, не наступит разлад между нами, я уверен, выполняя наши обязанности и служа Господу Богу, мы увидим, что Он будет как медная стена вокруг нас до тех пор, пока мы не завершим работу, которая у Него для нас есть» [122] .

122

Abbott, vol. II, p. 38.

Кажется, что без всякого душевного разлада в начале 1649 года он сделал главную попытку убедить тех парламентариев, которых привело в ужас использование силы, принять как должное случившееся в декабре 1648 и в январе 1649 года. В день после казни короля Джон Оуэн (разделявший религиозные воззрения Кромвеля), которого назначат армейским капелланом в экспедиционное войско в Ирландию в июле, настоял на том, чтобы Палата Общин убедила «ослабевших в трудные времена оправиться, даже тех, которые всегда отличались и назывались лордами, от их недавнего ужасного возвращения к грешному благодушию по отношению к врагам Бога и народа». Вскоре после этого Оуэн произнес проповедь, зовущую к примирению между пресвитерианами и индепендентами, хотя и оговорился: если Кромвель не поощрит его в таком воззвании, он, конечно, согласится с ним. 12 апреля Кромвель выступил в Палате Общин с просьбой, чтобы членам парламента, все еще исключенным из него после «Прайдовой чистки», было разрешено вернуться на их места, и о возможном устройстве пресвитерианской церкви» [123] .

123

B. Worden, The Rump Parliament 1649 — 53 (Cambridge University Press, 1974), pp. 68, 191.

Кромвель также предпринял особую попытку заново наладить связи с его длительными союзниками, политическими индепендентами. Он смог убедить Балстроуда Уайтлока и Генри Вэйна-младшего вернуться в Палату Общин в течение ближайших недель. Его неудачная попытка предотвратить упразднение Палаты Лордов, объявленное в Палате Общин 6 февраля, возможно, была сделана, чтобы успокоить его аристократических экс-союз-ников. Палата Общин была «безумной, когда принимала эти решения, чтобы настроить пэров против себя в тот момент, когда ей больше всего необходимо стремиться к тесному союзу с пэрами», — сказал Кромвель, вторя сказанному им Лилберну в сентябре 1647 года, когда он и его аристократические союзники с трудом старались достигнуть соглашения по «Основным предложениям [124] . Кромвель также содействовал назначению в новый Государственный Совет некоторых его друзей, например, сэра Вильяма Мэшема, сэра Вильяма Армина и сэра Джильберта Пикеринга, которые были против «Прайдовой чистки» и казни короля. Когда 22 из 41 членов, назначенных в новый Совет, отказались дать присягу, особо одобряя казнь и чистку, Кромвель 22 февраля в Палате Общин предложил принять компромиссную версию присяги, удалив оскорбительные слова. По версии Кромвеля, членам Совета требовалось только дать клятву в приверженности «настоящему парламенту в деле поддержки и защиты общественной свободы нации, как теперь объявлялось этим парламентом… и в поддержке и защите их решений, касающихся управления народом на будущее в форме республики» [125] . Через два дня Уайтлок ужинал с Кромвелем, который был очень весел и казался чрезвычайно довольным, вероятно, способом, которым он смог очистить путь для возвращения некоторых изгнанных членов парламента и для утверждения Государственного Совета.

124

State Papers Collected by Edward Earl of Clarendon (2 vols, Clarendon Press, 1773), Appendix, p. li.

125

Это были слова «Я одобряю последние законы Палаты Общин Англии, принятые в парламенте, устанавливающие высокий суд справедливости, осуждающий и приговаривающий Карла Стюарта, последнего короля Англии», по предложению, выдвинутому Генри Айртоном и Генри Мартеном, что нанесло самое большое оскорбление и было отклонено. См.: S. Barber, «The Engagement for the Counci of state and the establisgment of the Commonwealth government» Historical Research, 63, 1990.

С попыткой Кромвеля обеспечить консервативную поддержку новому режиму согласовывалась трудная линия, взятая им в то время, направленная против Лилберна и левеллеров, которых в течение предыдущих недель уговаривали представители армии и парламента на дискуссии в Уайтхолле, пытаясь обеспечить нейтральность левеллеров в критический период, когда армия занимала Лондон [126] . Однако это был только временный союз, и к февралю Лилберн окончательно разочаровался в новом режиме. В феврале и марте он опубликовал в двух частях «Новые цепи Англии» — ошеломляющий обвинительный акт режиму, за которые он был арестован и предстал перед Государственным Советом. Заявление Лилберна о том, что он слышал слова Кромвеля, сказанные им приятелям, членам Совета, после того, как Лилберна взяли из комнаты, происходит, конечно, из сомнительного источника, но звучит правдиво: «Я говорю вам, сэр, по-другому вы не сможете справиться с этими людьми, кроме как сломить их, или они сломят вас, — сказал якобы Кромвель. — Я снова говорю вам, вам необходимо сломить их» [127] . Эту «железную руку» Кромвеля можно также заметить в способе, с помощью которого он восстановил дисциплину в армии, когда весной вспыхнули мятежи в Лондоне, Бэнбери и Солсбери. В мае он проехался перед полками армии в Гайд-парке и в Андовере (Гэмпшир), обещая, как в Сафрон-Уолдене два года назад, «парламентскую большую заботу и боль за армию» и призывал их «объединиться и с единодушным настроением следовать за ним для подавления мятежников в армии, которые теперь называются левеллерами» [128] . Затем Кромвель и Ферфакс во время ускоренного ночного передвижения из Гэмпшира в Оксфордшир догнали мятежников из Солсбери в Берфорде, где 14 мая был расстрелян один из зачинщиков. Целью Кромвеля было обеспечить консервативную поддержку для новой республики, и его усилия поставить под контроль «буйных людей» в армии и за ее пределами были разработаны, частично, чтобы осуществить это. Как и руководители других режимов в прошлом и в менее отдаленные времена, Кромвель также видел в кампаниях против внешних угроз средство достижения популярности в стране. Перспектива быть «подчиненными королевству Шотландии и королевству Ирландии, за восстановление короля», считал он, должна испугать даже тех, кто выступал в пользу договора с королем. «Это разбудит всех англичан, — сказал он в марте 1649 года, — которые, вероятно, довольно готовы к тому, что он (Карл II) придет по соглашению, но не к тому, что он придет из Ирландии или Шотландии» [129] .

126

С. P. Гардинер считал, что эти дебаты в Уайтхолле состоялись по предложению Кромвеля. History of the Great Civil War (reprint cdn, Windrush Press, 1987, 4 vols), voliv, p. 238.

127

Abbott, vol. II, pp. 41—2.

128

Abbott, vol. II, pp. 67 — 8.

129

Abbott, vol. II, p. 39.

До его отъезда в Ирландию консерватизм Кромвеля был гораздо очевиднее, чем его готовность продолжать реформацию; создавалась даже видимость того, что, останься он в Вестминстере, он, возможно, был бы соблазнен «охвостьем», переметнулся к консерваторам и отказался от надежд на реформацию. Главное значение его последней военной кампании между августом 1649 года и сентябрем 1651 года в Ирландии и Шотландии, состоит в том, что это отвело его от искушений и снова подчинило радикальным требованиям армии и Бога. 15 марта Кромвеля назначили командующим ирландской экспедиции. Он в течение двух недель перед принятием должности колебался и откладывал отправление в Ирландию с экспедиционным войском до августа, пока не уверился, что его армия хорошо снабжена. Эта задержка не была вызвана какими-либо сомнениями в необходимости борьбы с ирландцами. «Если ничего не будет сделано, — сказал он в марте, — наши интересы не только будут вырваны там с корнем, но в очень короткий срок чужие войска окажутся в Англии и приведут нас здесь к беде. Я скорее подчинюсь роялистским интересам, чем интересам шотландцев, так как думаю, что из всего — это самое опасное. Если они смогут продолжить, они сделают это, самые плохие люди на земле; их известная на весь мир грубость может быть свойственна только папистам» [130] .

130

Abbott, vol. II, p. 38.

Как будет видно, на деле отношение Кромвеля к шотландским противникам Английской республики было гораздо менее враждебным, и борьба с ними тревожила его совесть. У него не было таких проблем, когда он уехал в Ирландию. Кромвель сформировал для себя образ ирландца, как и многие английские протестанты 40-х годов, и его мнение об ирландском восстании в 1641 году как о резне католиками невинных протестантов не изменилось. В марте 1647 года он предложил 1000 фунтов стерлингов, предоставленные ему парламентом, для поддержки войны против Ирландии, и его письма и речи до конца жизни отражали убежденность, что во многих бедах виноваты ирландцы-католики, превратившие мирную и процветающую страну в «кровоточащую нацию» [131] . Большинство его откровенных высказываний об ирландцах было опубликовано в Декларации ирландскому католическому духовенству в январе 1650 года: «Вы без всяких причин подвергли Англию самой неслыханной и самой варварской резне (не взирая на пол и возраст), которая когда-либо случалась на этой земле. И во времена, когда Ирландия находилась в полном мире… Вы — часть Антихриста, царство которого, как ясно сказано в Священном писании, должно лежать в крови… и вскоре все вы должны будете пить кровь; даже остатки в чаше гнева и ярости Бога будут влиты в вас» [132] .

131

Abbott, vol. II, p. 107.

132

Abbott, vol. II, pp. 198, 199.

Неудивительно, что способы ведения Кромвелем войны в шотландской и ирландской кампаниях существенно разнились. Жестокое отношение его войск в Ирландии было одинаково к солдатам и к мирным жителям — за которое он лично был ответствен во время первого боя в этой войне, осады Дрогеды (3-10 сентября 1649 г.), и которое он санкционировал при осаде Вексфорда (2-10 октября 1649). Оно не было удивительным в контексте жестокостей и насилий, творимых европейскими армиями в Тридцатилетней войне или другими командующими в Ирландии. Но никогда до этого Кромвель не инициировал и не одобрял резни, как ту, которую совершили его войска в Дрогеде и Вексфорде. Только в Вексфорде было убито по крайней мере 2000 человек, включая мирных жителей. Как было сказано выше, Кромвель определил лидеров оппозиции армии в Англии и Уэльсе в 1648 году как военных преступников, но в Ирландии он, казалось, считал всех противниками английской республики (включая мирных жителей и ирландских союзников — английских протестантов, а также ирландских солдат-католиков), вовлеченными в преступления. Комендант Дрогеды сэр Артур Эстон был англичанином (Эстон был роялистским комендантом Ридинга в Оксфорде во время первой гражданской войны), и большинство солдат гарнизона были англичанами, но в их смерти и в смерти жителей города Кромвель увидел «справедливый приговор Бога тем варварским негодяям, которые обагрили свои руки в таком огромном количестве невинной крови» [133] . Резня и грабеж, совершенные его войсками после захвата Вексфорда, имели место, как он считал (хотя он и не приказывал этого), потому что «Бог не хотел, чтобы так случилось, но по неожиданному провидению, в Его справедливом правосудии, на них пал надлежащий приговор, в силу которого они стали жертвами солдат, и их кровь была ответом на жестокости, которые они проявили по отношению ко многим бедным протестантам» [134] .

133

Abbott, vol. II, p. 127.

134