Она любит плохих парней

— Ужин готов!

— Когда ты успел? — спрашиваю я, недоверчиво прищурившись.

— Два часа назад.

— То есть, ты заманил меня под предлогом совместной готовки, а сам…

— Что? — с вызовом произносит Дарий, дернув бровями.

Топаю ногой и выкрикиваю с наигранным возмущением:

— Соблазнил меня!

— Я тебя соблазнил? — усмехается он.

— А кто же еще?

— Можешь проверить холодильник, я действительно закупился продуктами, а это… — он демонстративно приподнимает пакеты, — всего-лишь перестраховка на случай, если мы оба оказались бы так себе поварами. Я умею только картошку жарить, и то через раз. А у тебя как с кулинарией?

— Могу открыть консервную банку ножом.

— Вот и поговорили.

— Ты такой… такой… 

— Умный? Невероятный? Божественный?

— Хитрый!

— Что есть, то есть, — пожимает плечами Дарий. — Поможешь мне накрыть на стол?

— Предлагаю просто развернуть пакеты.

— Идеально, — с легкостью соглашается он.

Пустые картонные коробки, измазанные соусом, летят в мусорку, бокалы из-под вина отправляются в посудомоечную машину, а недопитая бутылка — в холодильник. Перебираемся с Дарием на диван и садимся перед телевизором, чтобы продолжить просмотр вампирской саги. Устраиваю голову на груди Дария, нежные объятия умиротворяют. Все так по-уютному спокойно, что даже странно, хотя, наверное, так и должно быть. Даже на американских горках есть ровные участки трассы, чтобы дать нервной системе отдохнуть, тогда подъем или спуск будет казаться еще головокружительнее. Вот бы нас ждал подъем, спуски мне порядком надоели. 

Досматриваем первый фильм, Дарий периодически бросается язвительными комментариями по поводу киноленты, заставляя меня смеяться, а после сам предлагает включить второй. Добираемся до момента, где Белла учится управлять мотоциклом, и Джейкоб снимает футболку, чтобы вытереть кровь с ее разбитого лба. 

— Теперь я понимаю, почему девочкам нравятся эти фильмы, — говорит Дарий. — Ты за него болеешь, да?

— Нет, — хихикаю я. — На самом деле, я думаю, что Белла их обоих недостойна.

— Вот как? — удивленно спрашивает он. — Почему?

— Она слишком эгоистична. Даже ее жертвенность направлена не на то, чтобы спасти кого-то, а на то, чтобы не потерять собственный комфорт. 

— Интересное замечание. То есть, по-твоему, жертвенность ради других людей, это хорошо?

— В этом суть благородства.

— Пустое благородство, как и жертвенность, первая ступень к потере самоценности. 

— А первая ступень к ее обретению — эгоизм, — парирую я.

— Здоровый эгоизм еще никому не вредил.

— Что значит здоровый?

— Если ты делаешь то, что хочешь, это здоровый эгоизм. А если заставляешь других делать то, что ты хочешь, — уже больной. Каждый сам должен нести ответственность за свои действия, решения и ожидания.

— Утопия, — вздыхаю я.

— Спорить не стану. А кого выбрала бы ты, оказавшись на ее месте?

— Карлайла, — отвечаю без раздумий.

Дарий чуть крепче сжимает мое плечо и касается губами виска:

— Нравятся мужчины с опытом?

— С недавних пор. А что у тебя по возрастному цензу? Ты всегда выбирал девушек помоложе?

— Вообще-то нет. Обычно, они были старше меня.

Понимаю, что могу попасть на тонкий лед, но беседа сама ведет, и я решаю довериться, задав следующий вопрос:

— И какая разница в возрасте была с последней девушкой?

— Три года, — без зажимов отвечает Дарий.

— Это с той, что танцовщица?

— Нет, с танцовщицей, вроде бы, полтора или что-то около того. А последняя моя девушка работала дизайнером интерьеров.

Диван вмиг становится жестким, и я ерзаю на месте, желая избавиться от этого чувства.

— Я не собираюсь ничего скрывать от тебя, Катюш, но если не хочешь знать ответов, то… — спокойно произносит Дарий.

— …не задавай вопросов, — вздыхаю я и сдавленно кашляю, чтобы сбить сухое першение в горле. 

— Принести воды?

— Все в порядке, — отмахиваюсь я. — У твоей бывшей прекрасный вкус. Ремонт в квартире отменный, да и ты ничего. Давай лучше смотреть фильм.

Время тянется и тянется, а скованность в теле растет. Мне не нравится эта молчаливая пауза между мной и Дарием, которую я сама же и создала. Он ведь сказал, прошлое осталось в прошлом, а ремонт — это всего лишь ремонт. Было бы странно, если Дарий разбомбил бы квартиру, после расставания. Нужно срочно прекратить себя накручивать, иначе голова взорвется, лоб и так уже нестерпимо горит.

— Знаешь, в чем я действительно завидую Белле? — беспечно говорю я.

— В том, что ее жизнь наполнена волшебными приключениями?

— Мимо.

— Про возможный тройничок не стоит спрашивать?

— Нет, — смеюсь я. — Я завидую, что со всеми странностями, родители все равно любят ее, особенно отец. Он, конечно, неловкий и чудной, и все равно… то, как искренне он за нее волнуется, как отчаянно хочет поладить, даже несмотря на то, что она выросла без него, поражает. А вот Белла ведет себя, как овца. Согласен?

— Не очень.

— Почему?

— Потому что в ее возрасте самое время сепарироваться от родителей, и она успешно прошла этот шаг.

— Решив стать вампиром?!

— Даже если так, — безмятежно отвечает он. — Катюш, многие взрослые люди годами живут в кандалах родительского одобрения, и это, между прочим, основная причина большинства психологических травм. 

— Поэтому ты не общаешься с отцом?

— Отчасти. Хочешь расскажу историю, которую мы не так давно откопали на одной из сессий с моим врачом?

Поворачиваюсь и приподнимаю подбородок. На лице Дария мерцает свет от экрана телевизора, взгляд опущен, дыхание спокойное. Он не кажется удрученным, скорее расслабленным, но я не хочу лезть ему в душу только для того, чтобы получить аргументы в споре, который даже значения не имеет.

— Если ты сам хочешь поделиться, то я с удовольствием…

— Какая ты тактичная, — с лукавой улыбкой говорит он. — Я был гиперактивным ребенком, меня не останавливал ни страх, ни боль. Видел дерево, лез на самый верх, по лестнице спускался только бегом или верхом на перилах. В общем делал все, от чего у взрослых волосы вставали дыбом. В более осознанном возрасте это переросло в страсть к экстриму и импульсивным действиям, но вот началось все с одного-единственного момента, который я вспомнил только под гипнозом. Мне было четыре, мать тогда уже несколько месяцев находилась в реабилитационном центре, после очередного передоза, а отец никогда не отличался особым теплом ко мне или сестре, поэтому за нами часто присматривали бабушки...

Задерживаю дыхание, Дарий поглаживает мое плечо.

— Да, Катюш, моя мать была наркоманкой, — кивает он с тихим смирением. — Про таких еще фильмы снимают: муж все время работает и изменяет с кем попало, а она из-за этого страдает и тратит его деньги на то, чтобы забыться. Не будем на этом останавливаться, ладно? Приятного мало.

— Хорошо, — приглушенно отвечаю я.

— Так вот, мы с сестрой играли в гостиной. Я запустил машинку через комнату и сбил со стены часы. Это был подарок на свадьбу от кого-то из родственников, но после падения он превратился в отличный конструктор из нескольких деталей. Тогда отец впервые говорил со мной дольше минуты, он даже заставил меня попытаться починить их под его чутким руководством, позиционируя это, как наказание, но я воспринял ситуацию иначе. Мы провели вместе весь вечер, и на следующий день я сломал лампу в его спальне. Улавливаешь суть?