Она - моё табу

— Знаешь, как говорят: чем больше машина, тем сильнее человек хочет компенсировать свои недостатки.

— О-о-о! — вскрикивает возмущённо. — Фуф. — пыхтит, толкаясь вперёд. Вжимаюсь в обивку, избегая любого физического контакта. — И что же я, по-твоему, стараюсь компенсировать? — шипит гарпия.

— Мозги, Крис. — отсекает Макей, встречая её негодование ледяным спокойствием. — Поехали. Ты обещала помочь. Или хочешь, чтобы я до конца срочки из казармы не выбирался?

Она, наконец, трогается, но, сука, не унимается.

— Я всё ещё жду ответа, мальчик. — замечаю, как в ожидании этого самого ответа постукивает отравленными ногтями по рулю, но продолжаю молчать. Так бы и продолжалось, если бы стерва не повышала интонации до ультразвука. — Если ты сейчас не ответишь, я тебя из машины выкину. И хоть в казарме живи, хоть туалеты драй, мне пофигу, что с тобой будет.

Интересно, конечно, как эти полтора метра недоразумения смогут вытащить меня из салона, но лучше дать ей желаемое, лишь бы заткнулась.

— Как и сказал Паха — мозгов. Да и сисек. — добавляю, доводя Фурию до точки кипения. — Только соски и торчат. Хоть бы лифчик надела, видимость создала, что грудь есть.

Макеев, опустив голову вниз, ржёт в кулак, но в нашу "беседу" не вмешивается. Только то и дело бегает между нами глазами.

— Вот я и закрепилась в своём мнении. — тяжело вздыхает, уверенно крутя рулевое колесо во время поворота. — Вот скажи мне. — смотрит в зеркало заднего вида. В нём же и скрещиваем взгляды. — Это из-за нехватки секса ты такой озабоченный? Или по жизни извращенец? Ты, случаем, не маньяк? М-м-м, мальчик?

— А ты, случаем, не сука? — отбиваю сухо.

— Ещё какая. — гогочет Пахан.

— А ты чего ржёшь, Пашуля? Припомнить твою Тойоту Тундру? У тебя в штанах точно ничего нет, раз на такой тачке ездил.

— Крестик, я бы тебе показал, что у меня в штанах, но боюсь напугать. — угорает друг, протягивая мне бутылку воды.

Тормозов у Царёвой точно нет. Усмехнувшись, останавливается на светофоре и оборачивается к нам.

— Если у тебя там как у пластмассового Кена, то это реально страшно, Паш. — не успевает он отбить её подъёб, как Фурия о нём забывает и перебрасывает взгляд на мою персону, мечтающую провалиться сквозь землю, лишь бы не терпеть её общество. — А у тебя какая машина, маньячело?

Судорожно вздохнув, снова откидываюсь назад и бросаю первое, что приходит в голову:

— ОКА, блядь.

Царёва поднимает брови в искусственном удивлении и высекает:

— О, как! А член ездить не мешает? Или ты им руль вертишь?

— Если ты не заткнёшься, то я тебя на нём вертеть буду.

Стерва задыхается в возмущении. Спасают десятки психующих водителей, которым дорожный монстр мешает попасть на работу. Мегера высовывается в окно и орёт:

— Чего сигналишь, урод?! Постоишь, не обосрёшься!

— Мило. — буркаю, закрыв глаза.

— И это ещё скромно. Пока в ход не пошла бита и "ты знаешь, кто мой папа?!" — отбивает друг.

— Она совсем ебанутая? — снижаю голос до шёпота.

— Абсолютно. — соглашается Макей.

Оставшиеся до части несколько минут врубаю полный игнор, пропуская мимо ушей все слова стервы и готовясь расплачиваться за вчерашнюю гулянку. Вылезаю из машины, не глядя на царевишну, выскочившую следом. Паха обнимает её. Я, даже не попрощавшись, делаю пару шагов в направлении части, но останавливаюсь, как вкопанный, когда пальцы ненормальной обхватывают моё запястье. Оборачиваюсь, словно в замедленной съёмке, встречаясь с янтарём манящих глаз. На той же скорости спускаю взгляд к тому месту, где соприкасаемся кожей. Её рука горячее закипающей в моих венах крови.

Загораются сигнальные огни и стоп-сигналы. Воет сирена стихийного бедствия.

Слишком близко. Недопустимый контакт. Опасно. Опасно. Недопустимый контакт.

— Царёва, мне не до тебя. — выталкиваю, вырвав руку из слабой хватки.

— Я это… — отводит глаза в сторону, носком босоножка перекатывая по земле мелкий камушек. Сцепляет руки за спиной. — Короче, sorry?.

— За что? — поднимаю вверх брови, якобы не понимая.

Она поднимается на носочки, подаваясь ближе. Касается пальцами разодранной щеки и шепчет:

— За это. — с трудом вынуждаю себя не шевелиться и не прикасаться к ней. Не поднять руки на талию. Не прижаться щекой к нежной, мать её, руке. Был уверен, что она как лапа у гарпии — шершавая и грубая. — У меня было плохое настроение, вот и сорвалась. Не права была.

— Забей. — выталкиваю хрипло.

Её дурманящий аромат пьянит. Ещё немного и я по новой буду в хлам. Большие янтарные глаза с чёрными вкраплениями гипнотизируют. Отравленные губы манят. Да, сука, так сильно, что срабатывает закон притяжения. Склоняюсь к ней, но тут же отшатываюсь назад. Фурия, теряя опору, летит на меня. Впечатывается в грудак, вцепившись пальцами в китель, и тяжело дышит, будто возбуждена. Моя крыша точно съехала, ибо для возбуждения нет никаких причин. Не знаю, как царевишне, но мне, оказывается, они и не нужны. Достаточно её в моём личном пространстве.

Су-у-к-к-а-а…

Надежда на то, что проститутка сняла с меня проклятие Фурии, рассыпается прахом.

Ползу руками на выступающие лопатки. Девушка вздрагивает и поднимает лицо. Прижимается плотнее, вдавливаясь животом в пах, и сипит:

— Не хочешь в следующее увольнение приехать ко мне? — облизывает губы кончиком острого языка. Я молчу по двум причинам: справляюсь с желанием пойти в атаку на её рот и найти в её словах подвох, который там сто процентов есть. Люди не меняют своё мнение за несколько минут. Между нами война. Она делает свой тактический ход. — Андрюша. — добивает сучка с придыханием.

"Ш" у неё получается словно с перекатами, мягко, сексуально, мозго-блядь-дробительно.

Чуть сильнее давлю пальцами на бока, перенаправляя силу. Незаметно перевожу дыхание и опускаю голову ещё ближе.

— Уже готова к поражению? — выталкиваю тихо.

Мышцы мегеры выдают истинный настрой. Словно по ним прокатывает волна напряжения — каменеют, но тут же расслабляются. Всё же играет стерва. Не ошибся.

— Хотела тебе нормальную индивидуалку заказать. А то, смотрю, Пашкины шлюхи ни на что не способны.

Прогибается в пояснице, потираясь животом о затвердевший ствол.

Ма-а-ать…

Сжимаю зубы, ощущая, как они обсыпаются крошками. Задев губами щёку, касаюсь уха и выдыхаю:

— Если случится так, что меня каким-то чудом занесёт в дом Царёвых, единственной индивидуалкой, которую я трахну, будешь ты… девочка.

По её коже растекаются крупные мурашки. Довольно улыбаюсь, не сдвигаясь ни на миллиметр, когда она поворачивает голову и шуршит мне в ушную раковину:

— Даже если мы останемся последними людьми на земле, я тебе не дам.