Она моя зависимость

– Потом обсудим. Ты хотела прогуляться.

Он тянет меня вперед, и никакие человеческие силы не помогут мне его остановить. Приходится сделать шаг, потом еще один и еще.

Мы продолжаем идти. Молча. На город медленно опускаются сумерки, зажигаются фонари. Улицы освещает желтым светом.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мы возвращаемся домой.

Лицо покалывает от морозца.

В прихожей я первым делом снимаю сапоги, аккуратно вешаю пальто в шкаф. Андрею звонят, и он, бросив куртку на тумбу, уходит на балкон. Убираю его вещи в шкаф и снова иду греть чайник.

Квартира кажется мертвой. Атмосфера угнетающая.

Снимаю телефон с блокировки и смотрю на дату. Завтра у нас самолет. В пять утра. Теперь я почему-то уверена, что никуда мы не полетим. Хотя, если быть честной, я не особо и хотела. Встречать Новый год под пальмой – не мое.

Чайник дает сигнал о том, что вскипел, и я спешно разливаю по чашкам кипяток. Разбавляю все это заваркой и достаю из холодильника пирожные.

Панкратов появляется в проеме кухни минут через пять. На лице снова маска. Он выглядит спокойным, можно сказать, безразличным.

– Я чай заварила.

Он кивает и садится на стул. Мне на телефон приходит сообщение, и он издает короткий сигнал.

Открываю почту, куда упали результаты анализов. Я сдавала кровь до обеда, поэтому ответ пришел уже сегодня.

Трясущимися руками открываю письмо.

Тесты не ошиблись. Да и вряд ли могли. Все пять-то. Точнее, шесть, у Рины ж еще делала.

Кладу телефон на стол и придвигаю его к Андрею. Он бегло смотрит на экран и поднимает взгляд на меня.

– Я беременна, – говорю совсем тихо, – теперь уже точно.

В ответ тишина. Панкратов только кивает и отворачивается. Смотрит на кухонный гарнитур, или же сквозь него, не знаю.

– Если ты действительно хочешь избавиться, – он замолкает. Отчетливо вижу, как гуляют его желваки. – То можешь это сделать. Клинику я тебе найду.

Внутри все обрывается. Почему-то именно в эту минуту я понимаю, что не хочу. Что просто не смогу этого сделать.

Да, возможно, я стану не самым хорошим родителем…

Боже, хватаюсь за голову буквально.

– Я…

– Мне нужно в офис.

Андрей поднимается и выходит. Я слышу его шаги, а еще удары собственного сердца. Оно сжимается до темноты в глазах. Впиваюсь ногтями в запястье и смотрю на кружку чая. Из нее идет пар. Тонкая струйка вздымается в воздух и быстро исчезает.

Спохватываюсь поздно. Дверь квартиры хлопает, и я вскакиваю со стула. Бегу в прихожую, но там пусто. Только свет горит.

Неосознанно прикладываю ладони к животу.

Меня ведет, еле успеваю ухватиться за стенку, прежде чем сползти на пол.

Именно в эту секунду все мои страхи кажутся надуманными. А слова – кощунственными. Я же просто не имею права, точнее, имею, но…

Как много этих но!

Откуда во мне все это дерьмо? Почему я это делала? Говорила? Зачем? Андрей бы меня поддержал, как и всегда. Он же всегда меня поддержит. Но я же сомневалась не в нем, нет. Я сомневалась в себе.

Кажется, его мать была права. Я на самом деле просто бесчувственный инкубатор.

Агрессивный всплеск руками в пустоту и слезы. Снова чертовы слезы.

Подтягиваю колени к груди и прилипаю взглядом к противоположной стенке.

За дверью бренчат ключи. Я слышу этот звук слишком остро, морщусь и закрываю глаза.

Дверь открывается. Андрей переступает порог, видимо, не сразу меня замечает. Наверное, что-то забыл. Вот и вернулся.

– Еся?!

Его голос сквозит тревогой. Нет там больше безразличия.

– Что с тобой? Ты меня слышишь вообще?

Он опускается рядом, крепко стискивает мои ладони. Я лишь киваю. Часто-часто. И смотрю в его глаза. Боюсь отвести взгляд, потому что мне кажется, что если я это сделаю, то он исчезнет.

– Вставай.

Его грозный голос прорывается через мое ватное сознание. А потом и прикосновения. Большие ладони. Он прижимает меня к себе, как куклу.

– Не уходи, – бормочу. – Я сделаю все, что ты скажешь, как ты хочешь, только не уходи.

Панкратов матерится, поднимает меня с пола. Кажется, задевает вазу на тумбе, и та падает на пол. Разбивается.

* * *

Открываю глаза. В комнате светло. Поворачиваю голову, понимая, что подушка рядом пуста. Андрея нет. На минуту кажется, что его вчерашнее возвращение мне просто приснилось. Но, когда в глубине квартиры слышатся голоса, я отметаю мысли о галлюцинациях.

Память постепенно восстанавливается, начиная подкидывать отрывки прошедшей ночи.

Андрей правда вернулся. Он и перенес меня на кровать.

Я помню его слова на кухне.

– Если ты действительно хочешь избавиться, то можешь это сделать. Клинику я тебе найду.

Они меня всколыхнули. Стало страшно. Впервые стало страшно не от того, как я буду жить дальше, если рожу, нет. Совсем наоборот. Я помню его взгляд без эмоций. Только пальцы сильнее сжали ручку чашки. Костяшки побелели, а на тыльной стороне ладони проступили вены.

Я испугалась того, что действительно это сделаю и никогда, никогда-никогда не увижу своего ребенка.

Но разве человек, которому не нужны дети, будет так остро реагировать на подобное согласие? Разве будет шокирован подобным одобрением? Вряд ли. Нет.

Я так много плакала этой ночью. Твердила, что не права. Повторяла и повторяла. Обзывала себя дурой, чувствуя, как его руки крепко сжимают мое тело.

Было страшно, так страшно все разрушить. Боль скручивала внутренности. Я твердила о том, что ни за что от него не избавлюсь, и снова рыдала.

От одной мысли, что мой ребенок когда-нибудь узнает, что я хотела сотворить, становилось мерзко. Меня подбрасывало высоко вверх, а после так же мгновенно швыряло на землю.

Я слышала его голос. Андрей говорил, что просто психанул. Что эта ситуация выпотрошила остатки самоконтроля. Подчистую.

Мы много говорили, невпопад. Сидя на этой самой кровати, не отпуская друг друга ни на секунду, и тогда это казалось обыденным. А сегодня? Как мы будем смотреть в глаза друг другу сегодня? Что будем говорить?