Она назначает жертву
Шрифт:
— Все верно. — Горбунов, заместитель Мартынова, понимал проблемы шефа и пытался помочь ему.
Он тоже старался хмуриться, но изредка его лицо пересекала какая-то усмешка, быстрая, как молния.
— Отдел по защите прав человека убийцу тоже почему-то не интересует. — Лисин ходил по коридору, говорил медленно, голос его становился то яснее, то глуше. — Он поднимается на третий этаж, минует тридцатый кабинет. Не заботит его и тридцать второй, что позволяет сейчас прокурору отдела по надзору за соблюдением федерального законодательства Храмову отвечать на мои вопросы, а не лежать на полу. Этот человек уверенно заходит в тридцать четвертый кабинет и убивает прокурора Журова, находящегося там.
Кто-то шумно и судорожно сглотнул, и по коридору разлетелись
Лисин дождался, пока женщина скроется в туалете, и продолжил:
— Убийца расправился с Журовым и вышел в коридор. Меня удивляет его целеустремленность. Вместо того чтобы закричать на весь белый свет: «Танцуют все!» и начать рвать ручки дверей, сопровождая это пальбой от бедра, мужчина минует тридцать шестой кабинет, где сидят два прокурора в такой же форме, как и у Журова, и направляется в тридцать восьмой.
Женщина вышла из туалета, вытирая лицо бумажным полотенцем, но услышала последние слова Лисина и вернулась в помещение, способное понять ее и принять всю глубину исстрадавшейся души.
— В тридцать восьмом кабинете он убивает Хотынцева и Голощекину, причем в последнюю стреляет трижды. После этого выходит и делает еще два выстрела. Первый в сторону прокурора города и полицейских, преследующих нашего героя, второй — в прокурора Гасилова, внезапно появившегося в проеме двери кабинета номер сорок. После этого мужчина выпрыгнул в окно и был таков. Стрельба по «бегущему кабану» из окна третьего этажа оказывается пустой тратой боеприпасов. — Следователь остановился напротив Мартынова и навис над ним, не беря на себя труд выглядеть пристойно. — Кто-то еще не понял ход моих мыслей?
Он напрасно старался. В этом сером здании с белыми колоннами Лисина могли понимать лишь его спутники — опера МУРа.
— Убийца направлялся в прокуратуру с конкретной целью. Он хотел застрелить именно Журова и Хотынцева. Сказать так же насчет Голощекиной не имею возможности, поскольку она погибла в чужом кабинете. Не исключено, что женщина случайно попала в переделку. Но я допускаю и другое. Оказавшись в ту минуту в кабинете Хотынцева, Голощекина просто помогла убийце решить задачу, стоящую перед ним. Последняя версия имеет право на существование, потому что только в эту сотрудницу прокуратуры мужчина выстрелил трижды. Это была злоба или что-то другое. — Лисин оторвался от Мартынова, переместился к Горбунову и заявил: — Послушайте, ваше лицо так часто озаряет какая-то светлая судорога, что я склонен думать о том, что вы рады одному обстоятельству.
— Что вы имеете в виду? — переполошился заместитель прокурора.
— Я говорю о том обстоятельстве, что на момент происшествия вас не было в прокуратуре.
— Знаете, вы как-то странно начинаете расследование. — Горбунов раздулся, лицо его стало разбухать прямо на глазах.
— Хотите предложить свою помощь? — По лицу Лисина скользнула тень иронии. — Обойдемся без сентенций. Так вот, на данный момент не представляется возможным выяснить, кого еще хотел застрелить преступник. Полицейские на первом этаже наконец-то услышали громкий женский крик и помешали стрелку. Однако смею предположить, что если у убийцы и осталась какая-то цель, то в единственном числе. Мы знаем, что запасного магазина к пистолету у него не было, или же пользоваться им он не счел нужным. После посещения кабинета Хотынцева в магазине «ТТ» имелось только два патрона.
Лисин остановился напротив двери, распахнутой настежь. Через проем хорошо были видны и нога прокурора Хотынцева, вытянутая из-под стола, и окровавленное нижнее белье Голощекиной.
Он вздохнул, провел рукой по лицу и заявил:
— Я увидел все, что хотел. Эксперты закончат свою работу, и я попрошу вас, Мартынов, организовать вывоз тел. На крыльце вас ждут четыреста журналистов и столько же родственников. Свяжитесь с начальником ГУВД и доставьте тела в морг без сопутствующих манифестаций. И последнее. — Лисин хищно оскалился и посмотрел вокруг каким-то желтым
взглядом. — Я не могу запретить, поэтому прошу. Если кто-то из присутствующих передаст какому-либо репортеру хотя бы слово из тех, что здесь прозвучали, то я найду информатора и удавлю его.Тишина на этаже стала еще более ощутимой.
Оглядев поле боя в последний раз и отбросив ногой огромную щепку, отколотую пулей от двери, следователь посмотрел на Мартынова.
— У нас с вами сегодня очень много дел. — Он поднял щепку, повертел ее в руках и осведомился: — Карельская береза?
— Карельская, — хрипло подтвердил прокурор города.
— Хорошо живете. Мне нужен кабинет. И еще два — членам моей бригады.
В кабинете прокурора Лисин увидел электрический чайник, стоящий на окне, отключившийся и дымящийся через носик. Потом он выглянул на улицу и улыбнулся малышам, играющим во дворе.
— Гасилова, как ему сделают перевязку, сразу ко мне. Это в первую очередь, товарищ прокурор города. — Следователь облизнул пересохшие губы, протрещал в кармане фольгой, вынул оттуда белую таблетку и уложил под язык. — Никак не могу привыкнуть. В десяти шагах от меня лежат на полу три трупа, а в пятидесяти — пацаны играют в футбол. Сидельников, позови Горбунова!.. Не одному же прокурору города здесь столбенеть, верно? — бесцеремонно начал он, едва увидел того в дверях. — Все материалы Журова, Хотынцева и Голощекиной за последний год передать капитану полиции Сидельникову.
— Я так понимаю, для проверки? — уточнил заместитель. — Но я плохо представляю… точнее, совсем не представляю, как можно будет назвать проверку законной, если ее станет проводить сотрудник Следственного комитета.
Лисин продолжал смотреть в окно, потом вдруг резко развернулся, пронзил Горбунова взглядом и сказал:
— В этой суете я забыл сообщить главное. — Он сунул руки в карманы, шагнул к заместителю, и от этого приближения стокилограммового тела Горбунову сразу стало неуютно. — Если кто-то здесь считает, что я превышаю свои полномочия, то он вправе обратиться к генеральному прокурору. Жалоба должна быть составлена следующим образом: «Я, прокурор города, руководитель органа, в который неизвестный убийца пронес оружие и произвел расстрел троих сотрудников, залив кровью пол целого этажа, считаю действия следователя Следственного комитета Лисина чересчур жесткими, а оттого незаконными».
— Я сейчас распоряжусь насчет материалов, — сообщил заместитель Мартынова, и по его лицу снова пробежала искорка какого-то счастья, неуловимая невооруженным глазом. — Это все, или будут еще указания?
— Нет, это не все, — пожевав губами, пробормотал Лисин. — Я заметил на втором этаже актовый зал.
— Есть такой, — подтвердил Горбунов.
— Через два часа там должны быть все родственники убитых, живущие в этом городе.
Искра не добежала и до середины пути, потухла, словно наткнулась на ручеек пота. Лицо заместителя стало грустным и озабоченным. Его щеки обвисли, глаза сделались бездонными.
— Я прослежу, — прохрипел Мартынов.
— Нет, этим займется ваш заместитель. У нас сейчас будет много работы, как я и обещал. Теперь я хочу, чтобы все входы в прокуратуру были блокированы. Любой человек, проникший в здание, должен быть незамедлительно задержан. Видео— и аудиоаппаратура изымается, кассеты и цифровые диктофоны сдаются капитану полиции Юштину.
Лисин остался один и направился к чайнику. Он вдруг подумал о том, что за двадцать лет службы ему ни разу не приходилось расследовать преступления, где жертвами были бы сразу три сотрудника прокуратуры, которые погибли на рабочих местах. Обычно прокуроров убивают по дороге домой или прямо в квартире, вне служебной обстановки. Из мести, в результате выяснения отношений, отягощенного нетрезвым состоянием сторон, не зная, что этот человек — сотрудник прокуратуры. Лисин пытался настроить память на ассоциативную волну, но она не предоставляла ему ни единого случая, когда в здание прокуратуры вошел бы человек и выборочно, следуя только ему одному известным галсом, расстрелял бы троих тамошних сотрудников и ранил еще одного.