Она пришла с Земли. Клиентка
Шрифт:
Без обычной легкости в походке он отправился за кулисы, а Лера с трудом согнула все еще деревянное тело.
Ладно, три минуты позора и свободна. Вдох-выдох… Вдох-выдох…
Сосредоточиться никак не получалось, взгляд метался, на доли секунды выхватывая отдельные лица. Ректор отчего-то задумчив и хмур, гость его, тот самый пижонистый старик, равнодушен, хотя при виде нее, Леры, презрительно скривил рот… А в первых рядах студентов столько знакомых физиономий! Розалия ехидно усмехается, Солана, как всегда, скучает с надменным видом, Ленора лыбится как-то слишком торжествующе… Жаль, Шона рядом с ней уже нет — может, хоть на время
Вдруг взгляд остановился на высокой, широкоплечей фигуре. Маркус! Он ведь не собирался на концерт!
Однако, Маркус стоял, скрестив руки на груди, и смотрел прямо на Леру, а когда глаза их встретились, слегка кивнул.
Дышать сразу стало легче. Он верит в нее! Как и тогда, в дурацкой игре в кроликов, верит, что она справится!
Еще раз поглубже вдохнув, она шагнула вперед и вскинула голову. Стало совсем тихо. Больше не глядя ни на кого и ощущая внимание одного лишь Маркуса, Лера запела:
— 'Gaudeamus igitur,
Juvenes dum sumus…'
На концерт Маркус идти не хотел, но утром передумал. Надо было понаблюдать за ректором и дэром Овидусом ван Нормом.
Прибытие квестора заметили все — да и как не заметить постороннего, явившегося в разгар завтрака в студенческую столовую? — однако, если другие и не были в курсе, что это за человек, то Маркус прекрасно его знал.
Педантичный, въедливый старик, всегда доводящий порученное дело до конца. И поручали ему отнюдь не поздравления с днем рождения, а кое-что посерьезнее. То, что могло вызвать общественное недовольство, критику сената или даже Верховного Совета.
Прозвище у квестора было «решатель проблем».
И такой человек прибыл в Альтийскую академию… Зачем?
Придя в зал пораньше, Маркус занял неприметное место за одним из растений сбоку от пиршественного стола и прекрасно видел, когда ректор вошел. Пухлые щеки дэра Аарона раздвигала улыбка, но радости в ней не было. Да и когда это квестор Овидус приносил радость?
Сам квестор был так невозмутим, что по каменному лицу его мысли не угадал бы даже самый опытный храмовник.
А вот маг воды, прибывший с «решателем», выглядел попроще. Всего на пару-тройку лет старше самого Маркуса, а значит, приступил к службе совсем недавно. Этот еще не научился скрывать эмоции, как квестор, и во взгляде и позе его чего только не смешалось: надменность, любопытство, азарт… Как молодой пес, которого впервые взяли на охоту.
Интересно, на кого они охотятся?
От наблюдений Маркуса отвлекло объявление о «Студенческом гимне». Кажется, Вэлэри говорила, что исполняет его.
Действительно, Вэлэри вышла на сцену.
Тонкая фигурка в платье цвета вечернего неба, когда светило, уже скрывшись за горизонтом, посылает прощальные лучи… Сияние кристалла в потоке на восемьдесят единиц…
И опять бледна, напугана. Боится сцены? И почему одна?
Поймав потерянный взгляд своей клиентки, Маркус ободряюще кивнул. Странное удовольствие теплотой разлилось в груди, когда Вэлэри, доверившись одному лишь его жесту, решительно шагнула вперед и начала:
— 'Итак, будем веселиться,
пока мы молоды!'
Маркус замер, когда раздался ее голос. Чистый, мягкий… В полной тишине, без музыкального сопровождения, казалось, он плывет по воздуху.
— 'После приятной юности,
после тягостной старости
нас возьмёт земля.'
Маркус с
трудом удержался, чтобы не вскинуть изумленно брови. Слова абсолютно не вязались с нежностью звучания. И разве это похоже на студенческий гимн?— 'Где те, которые раньше нас жили в мире?
Пойдите на небо,
перейдите в ад,
если хотите их увидеть.'
Сбоку кто-то пораженно хекнул. Маркус оглянулся. Окружающие, все как один, застыли, уставясь на сцену, и даже те, кто ел, перестали жевать.
А милый голосок легко и простодушно выводил следующий куплет:
— 'Жизнь наша коротка,
скоро она кончится.
Смерть приходит быстро,
уносит нас безжалостно,
никому пощады не будет.'
На последних словах за кулисами вдруг началась суета, а затем на сцену строем вышли девять парней. Промаршировав с каменными лицами, они встали в ряд позади Вэлэри, и сразу стало заметно, какая она маленькая.
— 'Да здравствует Академия,
да здравствуют профессора!' — басом грянули мужские голоса.
Наконец-то! Песня стала похожа студенческую, а опоздавшие заняли свое место. Или они не опоздали, а так планировалось?
Маркус повел плечами. Почувствовал, как они напряжены, и нахмурился: переживать за свою клиентку, конечно, не возбраняется, но не в этом же случае!
А пафосное здравствование академического сообщества внезапно сменилось прославлением… девушек и женщин.
В зале послышался смех. У Маркуса и самого дрогнули губы, но он подавил улыбку и прислушался с возросшим любопытством.
— 'Да здравствует и Республика,
и тот, кто ею правит!'
Республика?! Они чествуют Республику?! Нет, это правильно и нужно, однако… после женщин?!
Маркус на секунду прикрыл глаза. Невероятно! Что-то не так в этом «отстойнике»!
Когда отзвучало пожелание исчезнуть всем врагам студентов и последние отголоски гимна растаяли в дальних уголках, в зале повисла тишина. Может, все ждали продолжения, может, осмысливали…
Первокурсники на сцене поклонились и собрались уходить. Маркус вновь поймал растерянный взгляд Вэлэри. Впрочем, растеряна была не только она — вся ее группа явно не понимала, почему зрители молчат.
С маской безразличия на лице Маркус хлопнул в ладоши, и этот звук словно прорвал плотину. Оглушающая волна накрыла зал. Студенты хлопали, стучали ногами, кто-то свистел, и сразу несколько человек закричали:
— Еще раз!
— Требуем повторить!
Квестор Овидус ван Норм бросил на ректора многозначительный взгляд: гимн? в Альтийской академии? да еще и встреченный с таким восторгом?
Дэр Аарон под его взглядом будто уменьшился в размерах и с преувеличенным энтузиазмом вонзил сразу и вилку и нож в копченую рыбину, стоявшую перед ним.
— Полагаю, нам лучше уйти, — сказал Овидус. Удовлетворенно проследил, как ректор замер с недонесенным до рта розоватым жирным куском, и пояснил: — Не будем поощрять студентов своим присутствием.
— Вы правы, — вздохнул ректор.
Отложив вилку и промокнув губы салфеткой, он глянул на сцену, где первокурсники по новой начали петь гимн, и склонился к Овидусу:
— Я велю запретить…
— Не вздумайте! — квестор отпрянул. От горячего, пахнущего рыбой дыхания ректора накатила тошнота. Подхватив трость, он поднялся. — Не вздумайте, — повторил чуть тише, — это вызовет подозрения! Колин, идем!