Она ушла, не попрощавшись
Шрифт:
— Да вы что? Я же сказал вам, что не брал драгоценностей из дома Крутцовых. Я вообще там не был! — вскакивая с дивана, закричал Кротов.
— Сядьте и не кричите, — приказала я. — Сейчас на ваш крик сюда весь двор сбежится.
Кротов сел.
— Я жду подробностей, — напомнила я.
— Лопух я. Старый дурак, — начал Кротов. — Провели меня, как цыпленка желторотого, вот что я вам скажу. А как так получилось? Да уж как получилось, так и получилось. Мужик этот прямо сюда ко мне пришел. Я на диване лежал, спину так прихватило, что мочи не было даже с постели подняться. Бригадиру я, ясное дело, всю правду не сказал. Кому больные работники нужны? А я и так на птичьих правах тут. Ну и не стал боли свои расписывать.
Ну, пришел, значит, мужик. Спрашивает: скажи, отец, где мне сантехника толкового найти? В семнадцатом доме кран сломался, починить бы. Я ему говорю: чего меня искать? Заявку приняли, ожидайте. Часам к трем приду. А он: пораньше бы, у хозяев планы изменились. Я объяснил, что не могу сейчас. Из-за спины. Он повздыхал и ушел. Я думал, насовсем. А он минут через двадцать возвращается. С пакетом. Дело, говорит, отец, к тебе. И бутылку достает. Я начал отнекиваться. Пить, говорю, не буду. В завязке я. А у самого от боли искры из глаз. А он, искуситель, стакан отыскал и давай в него булькать. Ты, говорит, не для пьянки. Спину полечи. Я и не сдержался. Тут уж мой грех. Выпил, а сам думаю, как теперь на заявку пойду? У нас ведь со спиртным и вправду строго. Учует бригадир — хана.
А мужик давай снова булькать. Стакан мне поднес и говорит: вот что я предлагаю, отец, ты мне свою спецовку дай, я сам кран поменяю. Я опешил. Зачем тебе это надо, говорю, я бригадира попрошу, он другого пошлет. Отругает, ясное дело, но отказать не откажет. Опьянел я к тому времени уж, вот и осмелел. А он мне: не надо другого, мне к Элеоноре попасть надо. А без маскарада я к ней пойти не могу. Это почему же, спрашиваю. В ссоре мы, говорит, видеть меня не хочет, на звонки не отвечает. А я мириться хочу, люблю, говорит, без памяти. Ну, я любовь-то уважаю. Только что это за любовь при живом муже? Тут он много чего плел. И про судьбу, и про то, что поздно встретились, и даже мужнины измены приплел. Я еще спросил его, не боится он, что муж застукает? А он в ответ: так даже интересней. Рисковый, ты, говорю, мужик. Он засмеялся и отвечает: без риска жить скучно. И вообще, вся наша жизнь — сплошная авантюра. А сам подливает и подливает. Я тебе, отец, говорит, и впрок лекарства оставлю. И в ящик бутылки запрятал. А потом я отключился.
Как ушел мужик, не помню. Проснулся, гляжу, темно кругом, значит, ночь на дворе. Про заначку, что в ящике лежит, вспомнил. Доковылял до окна, отхлебнул из бутылки и снова спать. Ну вот, собственно, и весь рассказ. А про то, что он обокрасть жильцов может, я даже не подумал. С виду приличный мужик, и не догадаешься, что аферюга.
Вы когда в прошлый раз про кран заговорили, я испугался. Вдруг, думаю, и правда пьяным туда ходил. Никогда этого не делал, да кто знает, что я мог в том состоянии натворить. Я ведь у бригадира так и не спросил, посылал он кого к Крутцовым или нет. Боялся, что афера с мужиком всплывет. Ну, если он все-таки вместо меня работу сделал. Я молчу, и бригадир молчит. Думал — пронесло. А оказывается, все даже хуже, чем я предполагал.
— Узнать мужчину сможете? — остановила я Кротова.
— Смогу, если надо, дело нехитрое.
— А описать, как выглядит?
— А чего описывать? Я вам его нарисую, — предложил Кротов. — Я, конечно, не художник, портреты маслом писать не умею, но в общих чертах изобразить смогу.
На предложение Кротова я охотно согласилась. Кротов достал ученическую тетрадь, в которой раньше чертил эскизы. Вырвав лист, он принялся быстро водить по нему карандашом. Через пятнадцать минут усиленной работы моему взору предстал портрет человека, за которым я гонялась последние несколько дней.
— Мне-то что теперь будет? — задал Кротов наболевший вопрос.
— Не знаю. Пока оставим все как есть, а там видно будет, — честно ответила я. — Вы бы уж со спиртным завязывали. Не доведет
вас это до добра.— Понятное дело. Пьянка еще никого до добра не доводила. Да как бросишь-то, когда один я на всем белом свете.
— А пироги вам кто печет? Неужели жильцы? — хитро подмигнула я Кротову.
— Клавдюха балует, — признался он.
— А как вы думаете, с чего это она вас балует? Из жалости? Или виды у нее на вас? — продолжала я гнуть свою линию.
— Ну, вы скажете тоже, «виды». Какие на меня могут быть виды? Я ж бомж, да еще и пьющий.
— А вы остепенитесь. Станете к себе по-другому относиться, глядишь и женитесь снова. На Клавдюхе вашей. Она ведь без мужа живет, я права? — предположила я.
— Вдова она. Года три как овдовела, — поведал мне Кротов.
— Вот видите, у вас под носом невеста на выданье, а вы про одиночество твердите. Эх, вы, мужики, всему вас учить надо.
Я поднялась с дивана. Кротов тоже вскочил, кинулся меня провожать. Наказав строго-настрого держать наш разговор в тайне, я вышла из насосной и отправилась домой.
Домой я приехала уставшая, но довольная. Все мои сомнения развеялись. Задача решена. Головоломка сложена. И Ленка Зубова спасена, и моя репутация. Передо мной уже не маячила тень недоброго советчика, отказавшегося доверить мне поиски бездомной кошки. Теперь я была готова действовать.
А действовать надо было быстро. Слова Элеоноры о скором отъезде Ольшанского не выходили у меня из головы. Не опоздать бы. И не спугнуть. Взять Ольшанского можно только с поличным. Если при нем не окажется драгоценностей, доказать то, что именно он был в доме Крутцовых, будет не так-то просто. Ленка его не запомнила, а словам Кротова в суде могут и не поверить. Да и как в такое поверишь? Бомж и пьяница Кротов заявляет, что в доме не появлялся и драгоценностей не брал. А ходил вместо него посторонний мужик, которого он один единственный раз видел, вот он и есть виновник всех бед. Какой вывод сделает судья? А вывод простой: наговаривает Кротов на мужика, чтобы себя обелить. И Элеонора скорее поверит словам Ольшанского, чем россказням сантехника.
Вот и выходит, что расслабляться тебе, Таня, рановато. Элеонора сказала, что Ольшанский остановился в гостинице «Словакия». Придется установить за ним слежку. Продавать драгоценности в Тарасове он не решится, слишком большой риск. Значит, попытается вывезти их из города. Самолетом он не полетит, куда бы ни собрался. В аэропорту досмотр строгий. Собственно, остаются три способа, которыми он может воспользоваться для бегства. Автомобиль, рейсовый автобус и поезд. Какой из них выберет Ольшанский, еще предстоит выяснить. Лучше бы, конечно, знать заранее, но в любом случае отправляться он будет из гостиницы.
Пора подключать компетентные органы, но как? Официально действовать они не смогут. Заявление потерпевшие не писали. Уголовное дело не возбуждали. Следственных действий не проводили. На каком основании задерживать подозреваемого в преступлении, если об этом преступлении никому не известно? А действовать надо быстро. Значит, подключать надо того, кто не станет обращать внимания на все эти бюрократические тонкости, да еще поверит мне на слово. Как все-таки хорошо, что у меня есть такой человек. Бывший однокурсник, ныне действующий мент Андрюха Мельников.
Я взглянула на часы. Время детское, позвоню сейчас. Набрав номер телефона Андрюхи, услышала коронную фразу про недоступность абонента. Вот тебе и подключила компетентные органы! Оказывается, органы в России недоступны! Подожду, увидит Андрюха пропущенный вызов, сам перезвонит. А пока он в своей недоступности пребывает, мне предстоит продумать план наших с ним действий на ближайшее время.
Андрюха позвонил только через час, когда я потеряла всякое терпение. Услышав знакомый голос, я напустилась на него с упреками.