ОНАГР
Шрифт:
Глаза его слипались.
"А что, не жениться ли мне?"
При этой блестящей мысли он заснул.
ГЛАВА VII
Старый кавалерист и его семейство.
– Успехи Онагра
На другой день после бала г-жи Горбачевой Онагр проснулся часа в два, оделся и поехал к Маше; однако лицо и стан девушки с черными локонами все мелькали перед ним.
Машей он был доволен и тотчас же приказал нанять для нее квартиру, сам выбрал ей мебель и записался по
Однажды (это было в первых числах марта) Онагр ехал по Гороховой улице, а офицер с серебряными эполетами перебегал через дорогу…
– Пади!
– закричал ему кучер Онагра.
Офицер обернулся.
– А, мон-шер, это ты! Же-ву-салю. Чуть не задавил меня… Постой на минутку…
Онагр приказал остановиться. Офицер подбежал к саням…
– Куда, мон-шер? Слякоть ужасная; к святой, верно, не высохнет, под качелями будет грязно; жаль!
– А ты куда? Что поделываешь?
– спросил Онагр.
– Был с визитом у Змеевых, мон-шер.
– Кто это Змеевы?
– Будто ты не знаком с ними? Приятный дом, мон-шер: отец славный малый и мать добрая старушка, а о дочке и говорить нечего, - знаешь, что на княжну похожа… Ты с ней у
Горбачевых танцевал. Я с ними познакомился сейчас после бала.
– Ах, братец, представь меня к ним! Ты мне сделаешь большое одолжение.
Девица с черными локонами явилась Онагру опять во всей красе своей; опять пришла ему в голову мысль, как бы хорошо надеть на нее бархатный капот и пройтись с нею по
Невскому.
– Изволь, мон-шер, представлю, когда хочешь; я у них почти свой в доме, на короткой ноге, меня все любят; завтра же скажу им о тебе; отец охотник до лошадей, а у тебя славные лошади… Прощай.
– Смотри же, представь.
– Конте-сюр-муа, мон-шер.
Дня через три Онагр с офицером явились к Змеевым.
Отставной полковник-кавалерист, среднего роста, полный, с большими черными усами, с проседью, в венгерке с кистями, прохаживался в своем кабинете и пробовал хлыстик. Кабинет украшался токарным станком, двумя черкесскими кинжалами, винтовкой, коллекциею черешневых чубуков и двумя гипсовыми лошадьми.
Офицер представил Онагра полковнику.
Полковник пожал ему руку - и так крепко, что Онагр едва не вскрикнул.
– Без церемонии, господа, я привык по-военному, прошу садиться - диван не мягкий, а сидеть можно.
– Как в своем здоровье Дарья Николаевна и Ольга Михайловна?
– спросил офицер.
– Здоровы, здоровы; спасибо: у жены сидит Иконин, нравоучительные книжки ей читает; она любительница проповедей: старухе, впрочем, больше нечего и делать. Мы же, кавалеристы, не слишком жалуем красноречие. Нам подавай коня, пороху, дыму, стишков
Дениса Васильича…
Полковник носовым платком разгладил усы и захохотал.
– Да, Михайло Андреич, мы, военные, совсем не то, что эти статские. (Офицер с серебряными эполетами указал на Онагра.)
– Вы военные? С какой
стороны вы военные? С чего вы это взяли? Вы, сударь, не военные, а так, ни то ни се, ни рыба ни мясо, - вы, я думаю, и пули-то не отличите от мячика; у вас и усов нет!Полковник засмеялся и обратился к Онагру:
– А я слышал, что вы охотник до лошадей. Что, у вас хорошие лошади?
– Все заводские, дорогие лошади.
– Рысаки-с?
– Рысистые, особенно один гнедой жеребчик.
– Орловский?
– Конечно, настоящий орловский.
– Это хорошо, это я люблю. Нынешние вольнодумцы всё толкуют о скаковых лошадях; всё, видишь, подавай им от Эклипса. Вздор! Скакуны ни к черту не годятся… От
Сметанки или от Безыменного - почище будут. Бывало, я вам скажу, как Проворный побежит, весь на воздухе, - так, глядя на него, дух занимается. Любопытно посмотреть ваших лошадок. Я вам имею честь рекомендоваться, милостивый государь, я знаток в лошадях, я старый кавалерист, через мои руки прошло их довольно.
Полковник рассек воздух хлыстиком.
– Очень довольно! И чего я не испытал на своем веку! Сквозь огонь и воду прошел…
Пойдемте; я вас моей старушонке отрекомендую.
Он бросил хлыстик на стол.
Жена полковника, худая, желтая, сгорбленная, в чепце, сидела против добродетельного старичка с огромным ртом и благоговейно слушала его проповеди, которые он читал с чувством и с расстановкой.
Дочь полковника вышивала у окна. Голова ее наклонялась к самой канве, и длинные черные локоны почти закрывали лицо.
– А вы еще все читаете, - сказал полковник, войдя в гостиную, - извините, что помешал, нельзя, гостей веду.
– Вот моя жена, а вот дочь, - продолжал полковник, смотря на Онагра, - я третий, и все семейство налицо. Прошу нас любить да жаловать.
Онагр расшаркался перед полковницей, потом перед ее дочерью и заложил палец за жилет.
Девушка подняла голову, откинула от лица свои локоны, посмотрела на офицера и на
Онагра, привстала едва заметно и потом снова наклонилась к канве.
Полковница сказала Онагру:
– Я уж, кажется, имела удовольствие видеть вас у Елены Сергеевны Горбачевой.
– Да-с, я был у нее на бале.
– Садитесь, господа, без церемоний, и поболтаемте о чем-нибудь.
Полковник сел первый, откинув назад кисть своей венгерки.
– Милая дама Елена Сергевна; она мне чрезвычайно нравится, - сказала полковница.
– И как одушевлены ее вечера!
– закричал офицер с серебряными эполетами, - не видишь, как время летит.
– Это правда.
Онагр подошел к пяльцам, за которыми сидела дочь полковника.
– Вы изволите вышивать?
– Да, я вышиваю.
Она отвечала, не отводя глаз от канвы.
– Прекрасный узор!.. Вы прошедший раз уехали с бала тотчас после мазурки?
– Кажется.
Онагр повертелся около пяльцев и отошел в сторону. Добродетельный старичок с огромным ртом взял шляпу и подошел к ручке полковницы.
– Филипп Иваныч, что это значит? Куда вы? Пожалуйте сюда вашу шляпу: я ее арестую, я действую по-кавалерийски; от старых привычек отстать трудно, - как хотите, а вы с нами обедаете, - и не думайте уходить - не пущу, ей-богу, не пущу!