ОНО

«…на север, — думал Эдди. — Нет, не на север. И не поезд. Это машина времени, и везет она не на север, а в прошлое. В давно прошедшее…»

Ему показалось, что он слышит бормотанье луны. Сжав аспиратор так, что пальцы побелели, Эдди прикрыл глаза, почувствовав, как внезапно закружилась голова…

5 Беверли Роган получает взбучку

Том почти заснул, когда раздался этот телефонный звонок. Он еще боролся со сном, потянувшись к аппарату, но наткнулся на грудь Беверли, придавившую его к подушке, и понял, что она сама снимет трубку. Откинувшись на подушку, он тупо удивился, кто мог трезвонить в столь поздний час по их незарегистрированному номеру. Он услышал приветственный возглас Беверли и опять провалился в полудрему: до этого звонка он заложил три шестиочковых броска и был вконец измучен.

Тем временем острое и изумленное «что-о-о?» Беверли проникло в его ухо кусочками льда, и он открыл глаза. Попытался сесть, но телефонный шнур впился в его толстую шею.

— Сними-ка с меня эту хреновину, Беверли, — буркнул он, и она быстро обошла кровать, держа шнур в вытянутой руке. Медно-рыжие волосы спадали по ночнушке почти до талии. Волосы распутницы. Она даже не взглянула на Тома, и Рогану это не понравилось. Он сел. Начиналась головная боль. Дьявол, возможно, она уже была, но когда спишь — не чувствуешь.

Он решил пойти помочиться, что хотел сделать уже часа три назад; надо брать другое пиво или придумать что-то от похмелья…

Проходя через спальню к лестнице, мужчина в белых боксерских трусах, раздувшихся как паруса под изрядным брюхом, с ручищами как два горбыля (он больше был похож на докера, нежели на президента и генерального менеджера «Беверли Фэшнс»), бросил взгляд через плечо на жену и в сердцах крикнул:

— Если это идиотка Лесли — скажи ей, чтобы заткнулась и дала нам спать!

Беверли коротко взглянула на него и отрицательно помотала головой, мол, это не Лесли, опять уставившись на трубку. Том почувствовал, как напряглись шейные мускулы. Будто его уволили. Уволен Миледи. Моей-хреновой-леди. Дело пахло керосином. Может статься, Беверли необходимо освежить память насчет того, кто в доме хозяин. Очень возможно. Иногда она забывала. И медленно усваивала.

Том спустился и не торопясь прошелся через холл на кухню, рассеянно пощелкивая резинкой от трусов. Открыл холодильник. Его рука не нашарила там ничего более алкогольного, нежели голубое блюдо с остатками лапши «Романофф». Пивом и не пахло. Даже кувшин, оставленный в заначке (как двадцатидолларовый билет, засунутый за обложку водительского удостоверения), был пуст. Игра закончена. «Уайт-Сокс» проиграли. Стадо ослов.

Взгляд Тома дрейфовал по рядам пустой посуды в кухонном баре. Через минуту он уже выливал остатки виски на последний кубик льда. Проделав эту операцию, он зашаркал обратно к лестнице с сильным подозрением, что напрашивается на большую неприятность, нежели головная боль. Взглянув на стрелки часов с античным маятником, он осознал, что полночь уже миновала. Это была не та информация, от которой у него улучшилось самочувствие. Отнюдь.

Неторопливо отсчитывая ступеньки, он думал, как же велика нагрузка на сердце. Стук собственного мотора, отдающийся в ушах, запястьях, груди нервировал его. В подобных случаях ему казалось, что внутри у него не насос, работающий в режиме «впуск-выпуск», а огромный циферблат со стрелкой, которую «зашкаливает» в красной зоне. Эта чертовщина ему не по душе. Что ему нужно, так это крепкий сон по ночам.

Но этот кусок дерьма, что назывался его женой, все еще трепался по телефону.

— Я понимаю, Майк… да… да… я знаю, но…

Длинная пауза.

— …Билл Денборо? — воскликнула она; ее голос вошел в ухо Тома как сверло.

Он стоял в дверях спальни, восстанавливая дыхание. Колокола уже не отдавались в ушах низким «бум». Стрелка вернулась из красной зоны в нормальный режим. Усилием воли Том стер ее из воображения.

О, ради всего святого, мужик он или нет? Конечно, мужик, и не какой-нибудь там задохлик, а крупный, статный. «Молоток», в общем. И если она об этом забыла, то самое время напомнить. Поучить малость.

На что он и настроился, но, раскинув мозгами, помедлил, прислушиваясь к разговору, без особой, впрочем, заботы о том, кому она говорит и что, лишь вслушиваясь в модуляции голоса. И почувствовал, как его охватывает привычная старая тупая злоба.

Том впервые встретил Беверли в одном из баров в центре Чикаго четыре года назад. Они быстро нашли общий язык, поскольку работали в одном здании — «Стандард Брэндс Билдинг» — и имели там общих знакомых. Том служил на двадцать четвертом этаже — «Ким и Лэндри. Связи с общественностью». Беверли Марш была помощником дизайнера на двенадцатом, в «Дилия Фэшнс». Сама Дилия, имевшая некоторый вес на Среднем Западе, ориентировалась на молодежную моду. Юбки, блузки, шали и широкие брюки спортивного типа конструировались, по словам Дилии, «молодежной бригадой», а Том называл их «главными мастерскими». Том Роган быстренько уяснил для себя два основных качества Беверли: она была неистребимо женственна и болезненно уязвима. Менее чем через месяц он открыл и третье: она была безусловно талантлива. Безумно талантлива. В эскизах ее платьев и блузок легко угадывалась машина для добывания денег с почти безграничным потенциалом.

«Нет, конечно же, она не для мастерских, — думал Роган про себя (по крайней мере тогда). — Ничего легковесного, никаких сниженных цен и идиотских экспозиций где-то на задворках между принадлежностями для наркоманов и расхожими майками с названиями рок-групп. Эту ерунду оставим скороспелкам».

Он успел многое узнать о Беверли, прежде чем она догадалась, что интересует его. А именно это ему и было нужно. Всю жизнь он искал нечто наподобие Беверли Марш и когда нашел — развил поистине скорость льва, преследующего антилопу. По ее внешнему виду, однако, нельзя было с ходу раскусить ее уязвимость — Беверли представала пышной, но удивительно тонкой и ладно скроенной женщиной. И хотя, наверное, бывали бедра и пошире, но уж попка была что надо, а от грудей Бев Том просто глаз не мог оторвать. Том Роган был завзятым ценителем женской груди. При этом он предпочитал высоких девушек, а у них, как правило, груди были практически неприметны. Девушки носили тонкие блузки, и просвечивавшие сквозь ткань соски доводили Тома до белого каления. Однако когда блузки стаскивались, обнаруживалось, что ничего привлекательного в этих сосках нет; более того, они напоминают набалдашники на чертежном бюро. «Пара горстей песка», — говаривал его товарищ по комнате в колледже. Убедившись в его гомосексуальных наклонностях, Том стал избегать его…

Ну а Беверли смотрелась прекрасно — взрывоопасное тело и пышная копна вьющихся рыжих волос. И все же она была всего лишь слабой женщиной…

Слабой, несмотря ни на что. Тому казалось, что она излучает радиосигналы, которые может принять только он. Бросалось в глаза, как много она курит (и впоследствии он почти излечил ее от этого), как беспокойны ее глаза, редко встречавшиеся с глазами партнера по беседе (они только касались и тут же отпрыгивали в сторону), как она потирает локти, нервничая, как безжалостно коротко подстрижены ногти на в общем-то ухоженных руках. При первой их встрече именно на это сразу обратил внимание Том. Она подняла бокал с белым вином, он посмотрел на ее ногти и подумал: «Грызет она их, что ли?»

Львы не люди, им некогда размышлять — достаточно видеть. И когда антилопы пыльной тропинкой бегут от водопоя, львы просто наблюдают, кто не вписывается — по причине хромоты, медлительности или же просто притупления бдительности. Бывает и такое, что сразу несколько антилоп (как, собственно, и несколько женщин) хотят оказаться пойманными.

Посторонний звук отвлек Тома от размышлений: она зажгла спичку и закурила.

Опять накатила тупая злоба. По желудку растекалось что-то неприятно горячее. Курит. Она курит. После того, как прошла специальную подготовку по этому предмету у Тома Рогана. Значит, снова взялась. Плохо усваивает. Ну что же, тем лучше: учитель из него неплохой.

— Да, — тем временем говорила она. — Угу. Хорошо. Да… — вот она замолчала, вслушиваясь, и вдруг издала натянутый смешок с хрипотцой; этого Том раньше не замечал. — Значит, попрошу тебя вот о чем: во-первых, сними мне комнату, во-вторых, молись за меня. Да. Окэй… Угу… я тоже. Спокойной ночи.

Когда вошел Том, она клала трубку на рычаг, предупреждая таким образом его намерение заставить ее сделать это СРАЗУ ЖЕ. Но взглянув на нее, он решил промолчать. Он видел ее в таком или похожем состоянии и раньше, но не более двух-трех раз. Однажды перед их первым большим показом, еще раз перед первой частной презентацией для государственных заказчиков, и еще раз в Нью-Йорке перед приездом на Международную Комиссию по дизайну.