ОНО

— Ну так пошевели извилинами и сделай что-нибудь. — Анни, как и большинству женщин, был небезразличен Хэнском.

— Не стоит. Мой папаша говорил, что если человек в здравом уме…

— У твоего папаши были куриные мозги, — прервала его Анни. — Так что не надо о папаше. Останови его, Рикки Ли. Это же самоубийство.

Получив нагоняй, Рикки Ли направился к Хэнскому.

— Мистер Хэнском, я думаю, и впрямь вам доста…

Хэнском, не обращая внимания, запрокинул голову. Выжал сок. Втянул носом на манер кокаиниста. Опрокинул виски как воду и с торжеством посмотрел на Рикки Ли.

— Бинг-бэнг, мы танцуем все вместе на ковре в моей гостиной, — пропел он улыбаясь. Виски на дне кружки оставалось на два пальца.

— Вам достаточно, — произнес Рикки Ли, потянувшись за кружкой.

Хэнском аккуратно отодвинул ее в сторону от Рикки.

— Не беспокойся, Рикки Ли. Все позади, приятель.

— Мистер Хэнском, я прошу вас…

— Вот дьявол, чуть не забыл! Я же принес кое-что твоим ребятам. — Он полез в джинсовую куртку. Рикки Ли услышал приглушенное звяканье.

— Мне было четыре года, когда умер папа, — сказал Хэнском. Язык у него совершенно не заплетался. — Он оставил нам кучу долгов и вот это… — Хэнском положил на стойку три больших серебряных доллара, которые тускло мерцали в неверном свете бара. — Отдай их своим ребятам, Рикки Ли.

— Мистер Хэнском, вы очень добры, но я не могу…

— Их было четыре, но один я подарил Заике-Биллу и остальным. Его настоящее имя — Билл Денборо. Заика-Билл — так мы его между собой звали… Привычка — ну, как «спорим»…

Слушая его вполуха, Рикки Ли не мог оторвать глаз от монет. 1921, 1923 и 1924. Бог знает, что они теперь стоят — эти кружки из чистого серебра.

— Я не могу, — выдавил он.

— А я настаиваю. — Бен взял кружку и допил остатки виски. Не согласуясь с категоричностью тона, взгляд его был просительным. И хотя белки глаз были красными и водянистыми, Рикки Ли готов был поклясться на Библии, что это взгляд трезвого человека.

— Вы напугали меня, мистер Хэнском.

Два года назад Грешэм Арнольд, местный чудак, пришел в «Красное колесо» со столбиком четвертаков в руке и купюрой в 20 долларов, засунутой за ленту шляпы. Столбик он отдал Анни с указанием бросать в автомат по четыре. Затем положил на стойку «двадцатку» и велел Рикки Ли угостить всех желающих. Грешэм Арнольд много лет назад был звездой баскетбольной команды «Бараны Хемингфорда», приведя их к первой (и единственной) победе в первенстве средних школ. Было это в 1961. Юношу ожидало блестящее будущее игрока. Но он засыпался в университете в первом же семестре, пав жертвой пьянства, наркотиков и гулянок заполночь. Возвращаясь домой, он разбил желтый автомобиль с откидным верхом — подарок родителей к окончанию школы. Устроившись дома на работу в папашин магазин, он проработал там главным приказчиком пять лет. В конце концов отец не выдержал, уволив сына, а потом вообще продал магазин и уехал в Аризону, преждевременно состарившийся и преследуемый мыслью о необъяснимом и неотвратимом перерождении своего сына. Пока магазин был в руках его отца и Арнольд по крайней мере мог претендовать на работу в нем, он приложил все усилия к тому, чтобы его как можно реже видели трезвым. Пьянство его и доконало. Он вообразил себе, что если закажет на всех выпивку, окружающие будут униженно его благодарить, а Анни — ставить его любимые песни. Он сидел на том самом месте, где теперь м-р Хэнском, и опрокинул в себя три или четыре бурбона, а потом подпевал автомату, а когда Рикки Ли закрыл «Красное колесо», пришел домой и повесился на собственном ремне в клозете. Взгляд Грешэма Арнольда был в тот вечер точь-в-точь как у м-ра Хэнскома сейчас: слегка навеселе. Все это Рикки Ли попытался объяснить Бену.

— Так вот что тебя тревожит? — спросил Хэнском, не отрывая глаз от Рикки Ли. Он оттолкнул кружку и сложил пальцы рук в замок рядом с монетами на стойке. — Может быть, я и пьян. Но у меня есть повод, Рикки, и такой — не дай тебе Бог!

— А что же случилось все-таки? — спросил Рикки Ли, облизнув губы. — Может, я смог бы помочь?

— Что случилось? — Бен Хэнском рассмеялся. — Ничего особенного. Вечером мне позвонил старый приятель. Парень по имени Майк Хэнлон. Я уж забыл все, что связано с ним, Рикки Ли, но это полбеды. В конце концов все мы были детьми, а дети — забывчивый народец, разве нет? Спорим, что так? Так вот, страшно не то, что я забыл Майка, — я вообще забыл все о нашем детстве.

Рикки Ли молча смотрел на него, совершенно не понимая, о чем говорит мистер Хэнском. Но что он напуган — это факт, хотя и смешно это слышать от Бена Хэнскома.

— Я полагал, что забыл все напрочь, — продолжал Бен, слегка постучав костяшками пальцев по стойке и выделяя окончание фразы. — Слышал ли ты, Рикки Ли, что бывает настолько сильная амнезия, что даже забываешь о том, что у тебя амнезия?

Рикки Ли отрицательно помотал головой.

— Я тоже не слышал. Но когда я ехал в своем «кэдди», именно это я и ощущал. Я вспомнил, кто такой Майк Хэнлон, но лишь когда он позвонил. Я вспомнил Дерри — но лишь потому, что он звонил оттуда.

— Дерри?

— Но и все. Мне пришло в голову, что я совершенно не вспоминал все эти годы о своем детстве… Черт знает с каких пор… И вот вдруг все нахлынуло. Как, например, с этими серебряными долларами.

— И как — с долларами, мистер Хэнском?

Хэнском бросил взгляд на часы и соскользнул с табуретки, пошатнувшись при этом. Слегка, не более того.

— Пора и честь знать. Мне в ночь лететь.

Рикки Ли немедленно насторожился. Заметив это, Хэнском расхохотался.

— Лететь, Рикки Ли, а не управлять самолетом. На этот раз «Юнайтед Эрлайнз».

— О! И куда вы собрались? — Рикки понял, что Хэнском раскусил его, но не смутился.

Рубашка Бена все еще была расстегнута. Он задумчиво осмотрел неровный белый рубец и застегнул ее.

— Думаю, что не ошибусь, Рикки Ли, если скажу: домой. Я собираюсь домой. Подари монеты ребятам. — Он направился к двери, и что-то в его походке, а может быть, в заключительной фразе опять насторожило Рикки Ли. Сходство с покойным Грешэмом Арнольдом стало таким разительным, что Рикки перепугался: не призрак ли это!

— Мистер Хэнском! — крикнул он в тревоге.

Хэнском обернулся, и его вид заставил отшатнуться Рикки Ли. Он наткнулся на стойку, зазвенела стеклянная посуда, закачались бутылки, сталкиваясь друг с другом. Рикки почудилось, что Бен Хэнском уже покойник. Да, лежит где-то в кювете, бездыханный, а может, на чердаке или в клозете с ремнем вокруг шеи, и ноги в ковбойских ботинках болтаются в 1-2 дюймах от пола. А то, что стоит у музыкального автомата, уставившись на Рикки, — призрак. Всего лишь на момент — хотя и достаточно, чтобы под сердцем появился холодок, — ему показалось, что сквозь человека видит столы и стулья.

— В чем дело, Рикки Ли?

— Н-нет, ничего…

Под глазами Хэнскома лиловели полукружья. На щеках горели пятна краски; покраснел даже нос, казавшийся воспаленным.

— Ничего, — прошептал Рикки Ли, не отрываясь от лица человека, умершего в глубоком грехе, но стоявшего у бокового выхода с дымящейся сигаретой.

— Я был чудовищно толстым и вечно без денег, — вдруг заявил Бен Хэнском. — Теперь я вспомнил об этом. И еще — о девушке по имени Беверли, о том, что Заика-Билл спас мне жизнь благодаря серебряному доллару. И меня пугает почти до безумия нечто еще, что никак не воскреснет в памяти, но я уверен, что вспомню, что это, еще до конца сегодняшнего дня. Но все это ерунда, я знаю — потом испуг пройдет. Но теперь подробности моего детства буквально распирают мое сознание. И мне надо ехать, потому что все, чего я добился и чем обладаю, — родом из детства, связано с ним тем или иным образом, да и вообще — за все надо платить. Может быть, потому Бог и делает нас сначала детьми, сначала ближе к земле, что знает: будет много падений, крови, прежде чем мы выучим один простой урок: за все, что получаешь, нужно платить, и владеешь ты тем, за что платишь… и что рано или поздно возвращаешься на свою родину.

— Вы приедете на уикэнд? — выдавил непослушными губами Рикки Ли единственное, за что еще цеплялась его расстроенная психика. — Вы вернетесь?

— Не знаю, — невесело усмехнулся м-р Хэнском. — Это немного дальше Лондона, Рикки Ли…

— Мистер Хэнском!..

— Отдай ребятам монеты, — повторил тот и выскользнул в ночь.

— Что за муть голубая? — подошла Анни, но Рикки Ли не обратил на нее внимания. Щелкнув по стойке, он подбежал к окну, выходившему на стоянку машин. «Кэдди» засветился подфарниками, взревел двигатель, и машина отъехала, оставив облачко пыли. Две красные точки габаритных огней удалялись по шоссе № 63 сквозь пыль, поднятую ночным ветерком Небраски.