Опаловый соблазн

Почему он не женат?

Когда-нибудь он расскажет ей и положит этому конец. Сегодня ему помешала лишь дурацкая гордость. Он не хотел, чтобы она думала о нем плохо.

Он никогда не позволял себе так сблизиться с кем-либо, приходя в ужас при мысли, что превратится в такое же чудовище, как тот, с кем он вырос. Когда Дариусу исполнилось шесть лет, священник сказал ему, что это фамильное проклятие. «Твой дед был деспотом и твой отец… Так уж случилось. Мужчины Торнов дьявольски красивы, но славятся своим необузданным нравом и быстры на расправу». Мужчины Торнов… Уже в шесть лет он впитал худшее из названного.

Он был Торном и мужчиной.

Это должно означать, что он вырастет и станет таким же жестоким, как его отец.

Поэтому он от всего такого отказался. Вся его энергия была направлена на поиск жизни, непохожей на жизнь отца. Он окунулся в книги и избегал общества женщин из страха, что, влюбившись, потеряет разум.

Из всех женщин мира, возможно, только Елена поймет и отнесется с уважением к его желанию не причинять страданий.

Или увидит в этом подтверждение тому, что все мужчины внутри коварны и необузданны.

В данный момент он чувствовал себя чрезвычайно коварным. Каждое нервное окончание трепетало и полнилось возбуждением. А в том, как в присутствии Елены тяжелела его плоть и росли требования его тела, не было ничего, достойного настоящего рыцаря. Разум изменил ему, и Дариус, сев за письменный стол, взглянул правде в глаза.

Он быстро проигрывал битву за то, чтобы держаться от Елены на расстоянии вытянутой руки.

Проклятие. Он поклялся оберегать ее, но никогда не думал, что придется оберегать ее от самого себя.

Глава 8

На следующее утро, сидя в библиотеке, Дариус писал письмо Эйшу, сообщая о своем открытии, что среди шотландских торговцев драгоценными камнями отсутствует главный, и не обращал внимания на обычный шум в доме, пока ему не показалось, что тон спора, долетавшего до него из кухни, изменился.

Он отвлекся от письма и, склонив голову набок, прислушался к необычным горестным оттенкам обычно беззлобной перепалки. Со вздохом встав из-за стола, он отправился в заднюю часть дома, а услышав крик, сопровождаемый громким стуком металла о пол и звоном бьющегося фарфора, ускорил шаги.

Распахнув дверь, Дариус застыл при виде открывшейся ему картины. Хеймиш лежал на каменном полу рядом с перевернутым рабочим столом. Елена в слезах стояла над ним, подняв чугунную сковороду с длинной ручкой, словно собиралась нанести еще один удар. А миссис Макфедден с вытаращенными от удивления глазами стояла, не шевелясь и прикрывая рот фартуком.

Потом Елена выронила сковороду, и от резкого звука удара металла о каменный пол Хеймиш застонал и сел.

— Я… очень виновата, — прошептала Елена.

— Что случилось? — спросил Дариус.

— Я… Я… — У миссис Макфедден был такой жалкий вид, какого он никогда ни у кого не видел.

— Она с гусиное яйцо, но жить буду, — сообщил Хеймиш, ощупав череп.

— Что случилось? — повторил Дариус.

В конце концов заговорил Хеймиш:

— Я узнал настоящее имя вашей экономки и… получил за это.

— Правда? — Дариус старался не улыбаться.

— В этом-то и дело. — Хеймиш прочесал руками волосы и застонал. — Она не Мэри.

Миссис Макфедден кивнула, но щеки, покрывшиеся ярко-красными пятнами, выдали ее смущение.

— Вряд ли Маргарита… подходящее имя для шотландки, сэр. Мать услышала его от испанской цыганки, и оно почему-то ей понравилось. Признаюсь, я всегда немного расстраивалась из-за него и, возможно, излишне громко закричала. Не сомневаюсь, мадам решила прийти мне на выручку…

— Излишне громко закричали? — фыркнул Хеймиш. — Вы набросились на меня как мегера!

— Вы насмехались надо мной, бесчувственный невежа! — Миссис Макфедден угрожающе сложила руки.

— Ну хватит! — Дариус шагнул вперед, чтобы помочь Хеймишу подняться на ноги. — Вставайте с пола и приложите к голове холодную тряпку.

— Простите меня, мистер Макквин! — попросила Елена, отчаянно дрожащими руками протягивая ему холодную мокрую тряпку. — Не могу поверить… Я на самом деле очень виновата, сэр!

Забрав у нее тряпку, экономка проворно сложила ее и подошла к Хеймишу.

— Не извиняйтесь перед грубияном, мадам. Это его собственная вина — и моя. Мне следовало помнить о своем характере. Теперь я держу себя в руках. Почему бы вам не выпить по бокалу хереса в библиотеке, а я немного погодя принесу пирожков.

— Итак, перемирие. — Дариус подал Елене руку. — Пойдемте, Елена, и оставим их наводить порядок. Теперь миссис Макфедден вполне справится.

Смиренно понурив голову, Елена взяла его под руку и позволила увести себя из кухни. По мнению Дариуса, убежище его библиотеки еще никогда не было более желанным. Проводив Елену к креслу у камина, он достал херес и, наполнив небольшой хрустальный бокал благородным напитком, опустился на колени у ее ног.

— Вот.

Она взяла бокал, и при виде страха в ее глазах Дариус почувствовал, как у него защемило сердце.

— Вы имеете полное право сердиться, мистер Торн.

— Но я не сержусь.

— Как это может быть? Я ударила мистера Макквина железной сковородкой и чуть не убила его.

Дариус отчаянно старался не пойти на поводу у внезапно вселившегося в него озорства и не поддаться комизму обстоятельств и чудачеств своих домашних.

— Елена, — начал он, но был вынужден замолчать, так как им овладело веселье, и, заняв кресло напротив нее, он громко расхохотался. — Любой, обладающий здравым смыслом, одобрил бы ваши действия, — продолжил он, когда наконец успокоился настолько, что мог говорить.

— Почему?

— Потому что вы вели себя храбро. — Он пристально смотрел на нее. — Вы не знали, что Хеймиш на самом деле не представляет угрозы, и все же бросились в драку, защищая миссис Макфедден.

— Я услышала ее визг, а потом, когда… — Воспоминание затуманило ее голубые глаза. — Он… он назвал ее ведьмой и схватил за локоть… и я… Я выставила себя дурочкой.

— A-а, да, ведьмой. Думаю, в данном случае это выражение нежности. В ответ она называет его идиотом и как-то еще на гаэльском языке, чего совесть не позволяет мне перевести, но скажу, что это связано с его профессией и несомненной любовью к домашней скотине. — Дариус улыбнулся. — Но они не враги, и Хеймиш бросится на отряд стрелков, не дожидаясь, чтобы на ее голове пострадал хотя бы один волосок. Он ее обожает.