Опасная привычка заглядывать в окна

И за что мне далось, за какие прегрешения или наоборот, подвиги – не знаю.

Мне эта особенность не мешала, просто, как бы вырывала из повседневности, заставляла задуматься.

Я сел и огляделся новыми глазами. Зазывно и развратно извивались женщины перед сидящими мужчинами. Мне стало тошно.

– Пошли. Пусть они без нас агонизируют.

Валерка ухмыльнулся, кряхтя, выбрался из-за столика. Путь наш лежал к моему дому, как и в прошлую пятницу, через окно с зеленой лампой.

– Будем смотреть секунд по тридцать, тот, кто внизу, засекает, и стягивает, того, кто смотрит. Даже давай по двадцать секунд, – сказал Валерка.

– Ладно. Только первым на кучу песка лезу я.

Песок был на месте, и лампа под зеленым абажуром так же мягко отбрасывала с подоконника зеленую тень.

Я полез по влажному песку, Валерка уставился в циферблат. Песок холодил тонкие подошвы, сыпался в туфли…Я заглянул в комнату, стараясь запомнить как можно больше.

Женщины у телевизора не было, но ее тень мелькала в полуприкрытой кухне. Задом к окну стоял телевизор на тумбочке, на нем – черный «утюжок». Зеленый глазок, светящийся сбоку, когда я заглянул в окно, сменился красным. На меня нашло странное оцепенение… И тут горячая даже сквозь свитер Валеркина рука стянула меня вниз.

Я затряс головой.

– Есть. Аппаратик на телевизоре. Хозяйка на кухне.

– Видимо, ее присутствие необязательно, – Валерка отодвинул меня, – Ну, я полез.

– Погоди, – повысил я голос. Мне вспомнился заостренный Валеркин нос, и я ну никак не мог разрешить ему снова заглянуть в эту комнату, из-за которой ему стало так плохо.

– У меня идея, – сказал я, – Не нужно тебе туда смотреть. Пошли в гости.

– Так просто?

– Ну, даю тебе пять минут на подготовку к интервью.

– Даже не знаю. Ну, что, прийти и сказать: «Я тут к вам в окошко заглянул и чуть дуба не дал. Объясните, почему?»

– Пойдешь ты. – Ткнул я Валерку пальцем в грудь, – я светиться не должен. Мне еще в лес ехать. Полный тайн – хмыкнул я.

– А что говорить придумывай, не мне тебя учить.

Что-то неважно я себя чувствовал, голова кругом шла, посидеть бы где, я начал оглядываться.

– Ну, опрос общественного мнения, что ли…. – Польщенный моей завуалированной похвалой, Валерка приосанился.

– Ну, опрос так опрос. – ответил я. Худо мне было.

Ночной двор замирал. С верхних этажей доносились вечные призывы: «Я кому сказала, домой»! Попискивали летучие мыши, проносящиеся на фоне полной луны. От полнолуния дорожки и трава казались покрытыми снегом.

– Ну, типа, я – это я, – размышлял Валерка, пока мы шли к подъезду. – Нет. Опрос не годится, – приостановился он. – Лучше у них, типа, во дворе кого-то убили. Нет. Это круто, лучше гробанули. Ну, все…

Я сел на скамейку – передохнуть, а Валерка двинулся в темный подъезд.

Но двери ему не открыли. Когда мы вновь подошли к окну – оно не светилось, и лампы на подоконнике не было.

Глава 6

Сегодня на работу никто из нас не опоздал. Мы стояли перед дверью кабинета ровно в девять, я сделал шаг в сторону и предоставил Валерке открыть кабинет.

Оранжевая игрушка покачивалась на притолоке, но плакатик был другим.

«Лучше хорошо сидеть, чем плохо висеть» – гласила надпись.

Ключи от кабинета были только у нас. Молодая, но ленивая уборщица Надежда иногда в нашем присутствии елозила по полу мокрой тряпкой. Столы мы редко, но протирали сами.

Алиби у нас с Валеркой было обоюдное – вечер мы провели вместе, и я, что называется, собственноручно посадил его на маршрутку возле моего дома.

– Ну, давай поименно переберем всю редакцию, – начал Валерка, склонный к раскладыванию всего по полочкам. Начнем сверху.

Наш редактор Илья Леонидович был человеком с тонким чувством юмора и опуститься до подобного: «сидеть-висеть» не мог. Не тот стиль. Впрочем, опуститься до подобного он не мог по определению. Потому что ужинал с генералами. О чем мы нередко узнавали на «разборе полетов» после выхода очередного номера. Когда мы вваливались в начальственный кабинет, с шумом занимая места, редактор морщился, как от кислого, бросал в рот какую-то таблетку, очень долго запивал ее минералкой и сообщал, что вчера ужинал с генералом М или Н.. Мы затихали, понимая, что ужины в подобном обществе, кроме приятных, перспективных отношений могут принести и головную боль. Так сказать, издержки общения. Но уж такая доля была у главного редактора.

Вообще же шеф у нас был довольно надежным, в обиду нас не давал. Правда, особо серьезных ляпов ни мы с Валеркой, ни Раиса (благодаря Олегу Петровичу) не допускали. Мы были взрослые дяди и тети, все понимали и куда не надо не лезли.

– Олег Петрович, – монотонно продолжал Валерка.

– Исключено. Он вечно занят.

Наш ответственный секретарь Олег Петрович должность свою занимал с незапамятных времен и был профессионалом экстра-класса. Не существовало ни единого вопроса, как-то, ставить запятую или нет, и стоит ли вообще писать данный материал, на который он бы не ответил. Унизиться до такой нелепости, как оранжевая игрушка на притолоке, он точно не мог. У него просто не было времени. Олег Петрович вычитывал полосы: за себя и главного редактора, который ужинал с генералами. Иногда и после корректора, если в чем-то был не уверен.

К тому же Олег Петрович был человеком без юмора, потому что был обиженным. Евреями. В обычное рабочее время антисемитизм его почти не проявлялся, ну, разве что хмыкнет и вслух прочтет какую-нибудь подозрительную фамилию. Но стоило Олегу Петровичу затуманить разум хотя бы каплей алкоголя, как он тут же отлавливал кого-нибудь из нас или покорную Раису и рассказывал анекдоты про евреев. Несмешные, надо сказать.

Я всегда подозревал, что виною всему застарелый комплекс неполноценности, что однажды и подтвердилось, когда на одной из наших посиделок с трехлитровой банкой пива от Коли-гонимого, ответсек поведал о своем друге-еврее, который отбивал у, тогда еще молодого и не лысого, Олега девушек с неумолимостью смены времен года. Как лето сменяется осенью, а зима весной, так и очередная девушка, с которой юный Олег знакомил своего еврейского друга (зачем знакомил? Садо-мазо?), западала на Жеку. И через пару дней обрывала Олегу телефон, в поисках удачливого друга. Жека же картавил ему в трубку: «Ну, Олег, друг, ну, наври ей что-нибудь, у меня же сессия»! Кстати, успехи Жеки в науках тоже лили воду на мельницу Олегова комплекса. Несмотря на многочисленные романы, Жека вовремя все сдавал и получал повышенную стипендию.

При упоминании Раисы мы дружно хмыкнули. Если у нее и было чувство юмора, без которого всю эту шалость с жирафом не затеешь, она его удачно скрывала. К тому же Раиса тоже была занята под завязку – первенство по самому большому редакционному гонорару она никому уступать не собиралась. Кроме того, у нее было двое непутевых детей разного пола. И, когда Раиса не кропала бессмертные произведения, над коими желчно смеялся ответсек вкупе с нами, то была занята устройством их судеб. Как говорил Олег Петрович: «всю жизнь им во все дыры заглядывала, теперь пожинает». Жатва была обильная, так что ни времени, ни сил на светскую жизнь (типа развешивания жирафов в чужих кабинетах) у Раисы не было.

– Может Сашка? – С сомнением произнес я.

Александр был нашим верстальщиком. Как все представители дизайнерского племени, он был непризнанный гений, и потому общаться с ним было сложно. Но, чтобы гений снизошел до столь плоской шутки?

Как всякий верстальщик, он был хронически занят. На его мониторе постоянно висела картинка (на мой взгляд, одна и та же), а наш Александр, откинув породистую бритую голову, смотрел на нее в ожидании вдохновения. Не знаю, дожидался ли Александр капризницу-музу, но газета наша выходила, и верстка ее была не хуже, а может и получше, чем у других.