Опасности прекрасный лик

— Мистер Уитфилд?

Они оба подняли глаза. Подошел врач.

— Мне очень жаль. Мы сделали все, что смогли. Что произошло, можно будет сказать только после вскрытия.

Ларк снова закрыла лицо руками.

— Я бы хотел посмотреть на нее, — хрипло сказал Дом.

— Разумеется.

В дверях врач бросил взгляд на Ларк, которая не двинулась с места, и спросил:

— А ваша сестра тоже пойдет?

— Она не моя сестра.

— О, простите. Мне сказали, что миссис Уитфилд ее мать.

Дом подошел к Ларк.

— Я иду наверх.

Она поднялась.

— Я тоже пойду.

— Необязательно, — сказал Дом, с беспокойством глядя на нее.

— Я хочу.

Они пошли за доктором, крепко взявшись за руки.

Если бы не странная тишина, обволакивающая Сьюзан, то могло бы показаться, что она спит. Ларк, встав на колени подле кровати, разрыдалась.

— Прости меня, Сьюзан, — прошептала она.

Дом продолжал стоять. Ларк почувствовала, как на ее руку упало что-то мокрое, и подняла глаза.

Дом безмолвно плакал.

ГЛАВА 67

В снах Тони Пьер каким-то непостижимым образом становился неотличим от Дома. В этих снах она без умолку смеялась. «Как приятно снова смеяться, — думала она. — Мне так радостно, что я способна смеяться». Но когда она просыпалась, лицо ее было мокрым от слез.

На работе Тони была деловой, сильной, приветливой. В гостях она становилась утонченной, общительной. И только в постели, одна, Тони не могла сдерживать своих чувств. Она задерживалась на работе все дольше и дольше.

Пьер не давал о себе знать с той ночи в октябре, когда они занимались любовью. Ремонт в квартире был давно уже закончен. Но даже пестрая мраморная ванна не вывела Тони из состояния депрессии и неудовлетворенности.

Она пыталась сосредоточиться на стратегии проведения кампании Грума, однако это оказалось трудной задачей. Газетные статьи, посвященные Груму, сказывались на результатах опросов общественного мнения, и Тони не удавалось предпринять никаких ответных мер. Помимо того Тони все больше уставала от самого Грума.

Прошел месяц — тусклый, холодный месяц февраль. И вот как-то поздним вечером в пятницу ей на работу позвонил Пьер.

— Привет, это я.

Тони затаила дыхание, услышав его низкий голос с французским акцентом.

— Привет, а это я.

— Ты занята? — спросил он.

Был девятый час, у нее не было причин оставаться на работе и дальше, разве что не хотелось возвращаться домой.

— Ну…

— Я подумал, что, может быть, ты захочешь прийти ко мне. Я соскучился по тебе.

— Вот как?

— Да.

— А что же ты тогда не позвонил?

— Я звонил. Твоя секретарша сказала, что ты в Калифорнии. — Он помолчал. — Я не знал, что ты замужем.

— Мы разводимся.

— Надо было сказать мне.

Тони молчала. Дождь стучал в темное окно ее кабинета. Все остальные разошлись по домам.

— Я бы подъехала, — наконец сказала она.

— Хорошо.

Под сильным, холодным хлещущим дождем такси было поймать нелегко, но наконец Тони это удалось. Движение на улицах было очень оживленным. По дороге к центру она немного вздремнула.

Пьер поцеловал ее и потянул с собой в постель. Он смотрел телевизор. Свет в мансарде не горел, мерцал, освещая ее, только экран телевизора.

Тони сразу почувствовала себя легче, когда легла рядом с Пьером. Она не могла объяснить, отчего неубранная, грязная мансарда, в которой не было почти никаких красивых или ласкающих взор вещей, казалась ей такой умиротворяющей. Тони закрыла глаза и облокотилась головой о спинку кровати. Ей не мешал даже включенный телевизор. Ей было покойно от того, что не надо говорить. Пьер протянул ей свой стакан с сельтерской и рассмеялся над чем-то, что говорилось по телевизору. Тони отпила из его стакана. Она понимала, что Пьер ощущает ее присутствие так же остро, как и она его, хотя и ведет он себя по отношению к ней так пренебрежительно. Но это тоже было частью умиротворенности от пребывания рядом с ним.

— Отлично, — сказал он, когда программа закончилась. Он выключил телевизор пультом дистанционного управления. — На сегодняшний вечер все. Дождь еще идет? Ты вся промокла.

— Льет, как из ведра.

— Пойдем-ка со мной. Устроим тебе горячую ванну.

В длинной ванне, стоящей на когтистых лапах, Пьер намылил ей спину и груди. Он помыл ей каждый пальчик на ногах и руках. Перевернув Тони, Пьер сделал ей массаж спины и ягодиц.

Тони трепетала от удовольствия.

Пьер погладил ей бедра изнутри, и она застонала. Забыты были и Дом, и Грум, и офис, и Нью-Йорк, она ощущала только грубую, мозолистую руку Пьера, которая нежно ласкала ее.

Пьер помог ей выбраться из ванны; Тони была мокрой, с нее стекала вода. Она раздела его. На широкой кровати она села на него, и они снова начали древний ритмичный, завораживающий танец.

— Ну вот тебе и удалось немного снять с себя напряжение, — заметил Пьер, когда, обессиленные и довольные, они могли лишь лежать, обвив друг друга руками. — Ты была вся напряжена, как кошка, когда пришла сюда. Что случилось?

— Наверное, из-за работы. Эта грязная кампания заставляет Джастина Грума вести себя очень странно. Я никогда не видела, чтобы он был так холоден и так много оправдывался. Он хочет, чтобы мы начали собственную кампанию по очернению Тима Маршалла. Беда в том, что мы не можем найти ничего против него. Его преимущество в том, что он очень молод. Честно говоря, чем больше я о нем узнаю, тем больше он мне нравится. Мне кажется, что я бы даже проголосовала за него.

— Ну так брось свою нынешнюю работу и вместо этого иди работай на Маршалла.

Тони рассмеялась.

— Это не так просто. Грум по-прежнему остается нашим самым крупным клиентом. Он меня вмиг раздавит, если решит, что я нелояльна.

— Это плохо, — сказал Пьер. — Никогда нельзя так подчинять себя мужчине. Я ему не верю.

— О, Джастин — не тот человек, которому можно верить! Это просто человек, которого можно использовать, и наоборот. Таковыми были и останутся наши взаимоотношения.

— Я бы послал его в черту.

— И я бы с удовольствием.