Опасные клятвы

Узел в моем животе превращается в лед. Его голос низкий и серьезный, и я чувствую нарастающее напряжение за его словами.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, и он медленно выдыхает.

— Я никогда не рассказывал тебе, как именно умерла наша мать, — мягко говорит он. — Я знаю, что тебе сказали.

— Она погибла в автокатастрофе. — Я поджимаю губы, чувствуя, как меня охватывает тошнотворное, холодное чувство. — Когда я была маленькой. Папа всегда так говорил...

— Он убил ее. — Голос Николая ровный и жесткий. — Потому что она была неверной.

— Что? — Я смотрю на брата, а мои руки вдруг так сильно сжались на коленях, что я чувствую, как ногти вгрызаются в ладони. — Что ты имеешь в виду? Это не может быть правдой. А даже если и так...

А как же справедливость? Я знаю, что мой отец не был ей верен. У меня нет доказательств этого, но я знаю, каким человеком был мой отец и каковы мужчины Братвы. Если мой брат верен Лилиане, а я верю, что он верен, то он исключение из всех.

— Значит, ее убили за то, что все мужчины вокруг нее делают безнаказанно? Это... — Ужас останавливает мой язык. Я не могу придумать, что сказать, что вообще можно сказать, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. Идея настолько ужасна, что о ней не стоит и говорить, но Николай говорит об этом вслух, и, судя по тому, что он говорит, он знает это уже давно.

— Как ты мог не сказать мне? Как он мог...

— Жестокая реальность мира, в котором мы живем, — говорит Николай тем же пустым тоном, как будто я и не говорила. Я понимаю, что Тео никогда, никогда не сможет узнать об Адрике. Если мне придется вскрыть артерию, чтобы пустить кровь в нашу брачную ночь, он не сможет заподозрить, что я не девственница. Внезапно маленький трюк, который Адрик провернул сегодня ночью, кажется не таким эротичным и более пугающим.

— Какое отношение все это имеет к моей помолвке с Тео? — Тихо спрашиваю я, и мой голос дрожит. Я вдруг почувствовала уверенность, что Николай знает. Иначе зачем бы он...

— Тео был тем мужчиной, с которым она изменила. По словам нашего отца, — добавляет Николай, но я едва слышу последнюю фразу, потому что кровь шумит в ушах. Голова кружится, кажется, что меня тошнит.

— Этого не может быть, — снова шепчу я, но Николай продолжает говорить.

— Планы по его уничтожению разрабатывались, и мы с ним делились ими задолго до смерти нашего отца. Они менялись, видоизменялись, и ни один из них не был достаточно хорош. Но он всегда хотел, чтобы он был свергнут и мертв, и сейчас у нас есть шанс. Я видел... — он замешкался. — Доказательства. Записи в дневнике, совпадающие с почерком нашей матери. Доказательства того, что они были вместе. — Он смотрит на меня, выражение его лица серьезное. — Я верю в это, Марика.

— Наша мать... — Я колеблюсь, пытаясь придумать более добрый способ сказать это. — Она была не в лучшем состоянии... психически. Она никогда не была самой стабильной... — Это преуменьшение. Я помню дни, когда наша мать сидела в своей комнате, не в силах выйти из-за тех же мигреней, которые, как я утверждаю, иногда бывают у меня сейчас, но даже я тогда понимала, что происходит что-то еще. Бывали дни, когда она с трудом вставала с постели, а бывали и такие, когда она носилась по дому, как дервиш, планируя, организуя и передвигая мебель, пока персонал не отчаивался заставить ее остановиться. Она была нездорова, я это знаю. И я не могу представить...

— Кому ты веришь? Ей или этому человеку? — Николай резко смотрит на меня. — Ты должна знать, во что ввязываешься, Марика.

— Тогда почему ты отдал меня ему? — Восклицаю я, и слова вырываются из меня со всеми эмоциями, которые я пыталась сдержать. — Какого черта... О чем ты думаешь, Николай? Зачем ты это делаешь?

Николай медленно выдыхает.

Если Тео действительно любил нашу мать или даже просто хотел ее, то ты - идеальная подстава, чтобы заставить его быть уязвимым перед тобой... перед нами и тем, чего мы пытаемся достичь. Тебе нужно заставить его думать, что ты хочешь его, Марика. Заставь его поверить, что ты влюбилась в него, несмотря ни на что. Но на самом деле не влюбляйся в него. Будь осторожна, чтобы не переступить эту грань.

Легко сказать, когда ты отправляешь меня в логово льва, чтобы оседлать его, чуть не сказала я, но не сказала. Это неподобающая вещь для моего брата, я не делаю этого только по этой причине, чтобы не шокировать его, тем, как его милая младшая сестра, выплевывает нечто подобное.

— Не могу поверить, что ты это делаешь, — шепчу я, и сердце стучит в горле. — Ты становишься нашим отцом, Николай. Такой заговор… использовать меня вот так, даже не сказав мне...

Это было не то, что нужно сказать. Его лицо мгновенно ожесточилось.

— Как ты смеешь, — рычит он, сузив глаза. — Наш отец даже не дал бы тебе права выбора. Он не дал бы тебе времени подумать. Он бы сразу отправил тебя в брак с Тео и ждал, что ты, блядь, поблагодаришь его за это. Он не рассказал бы тебе ни о своих планах, ни о том, что он делает. Он бы не работал с тобой, он бы приказывал тебе! — Николай тяжело дышит, его лицо напряжено от гнева. — Мы делаем это вместе, Марика. И когда все закончится, ты получишь именно то, что я тебе обещал. Я не выдам тебя замуж за какого-нибудь мафиози или братка, который был бы не против жениться на вдове, лишь бы она пришла с деньгами и статусом. У тебя будет право собственности на наш семейный дом на твое имя, наследство и свобода делать все, что угодно, и быть с тем, кого ты выберешь. Так как ты смеешь говорить, что я поступаю так, как поступил бы наш отец?

К тому времени как он закончил, машина уже почти подъехала к моей двери. Я долго смотрю на него, чувствуя внезапную усталость так, как, наверное, никогда раньше не чувствовала. То, что он мне рассказывает, просто возмутительно. Мне трудно поверить в то, что это правда, но теперь я вынуждена думать, что это может быть так. Я хочу выбраться из этого, но теперь уже слишком поздно.

— Это прекрасно, если ты хочешь так думать, — тихо говорю я. — Но будь осторожен, Николай. — Я имитирую то, как он сказал это мне, и это не проходит мимо него. — Ты идешь по тонкой грани.

Я открываю дверь, не дожидаясь, пока это сделает водитель. Выскользнув из машины, я слышу позади себя голос Николая.

— Я делаю это ради блага нашей семьи, Марика.

Я не отвечаю ему. Я аккуратно закрываю за собой дверь и не оглядываюсь, пока иду к парадной двери особняка.

Очень скоро он перестанет быть моим домом. Но, надеюсь, однажды он снова станет им.

7

МАРИКА

На следующее утро, когда горничная принесла мне завтрак, на подносе лежал толстый конверт кремового цвета. Он даже запечатан сургучом, что выглядит несколько необычно, и я с любопытством рассматриваю печать. Она глубокого изумрудно-зеленого цвета, две скрещенные стрелы над короной, и я понимаю, что это должно быть от Тео, еще до того, как открываю его. Не знаю, впечатляет ли меня эта вычурность или раздражает, но я вскрываю печать и вытаскиваю записку. Она написана на таком же толстом картоне, плавным почерком, и я не могу удержаться, чтобы не закатить глаза. Кажется, что это слишком много усилий, чтобы просто отправить записку.