Опасные тропы

— Я ничего не понимаю. Очевидно, вы перестарались, — заговорил он, обращаясь к Соколову. — В наши с Аней дела вы не вмешивайтесь, они вас не касаются. Я требую…

— Чтобы я предъявил вам пароль? Пожалуйста.

— Золотая стрела на синем фоне… — наглое выражение будто стерли с физиономии врага.

— Да, нашли в вашем тайнике. И справка была там. — Соколов с интересом рассматривал изъятые у Ельшина документы. — Ого, вы уже не инженер завода «Красный Октябрь», а корреспондент столичной газеты… Бежать собрались?

Аня тем временем разыскала перстень и вручила полковнику.

Вот теперь, кажется, пан Юлиан отчетливо понял, что проиграл. Эта девчонка ловко его отдала прямо работникам КГБ. А он-то воображал, что играет ею как хочет, воображал, что прогулкой с ней удачно прикроет последнюю встречу со связным от Смита.

Глава восемнадцатая

Обстановка, в которой был произведен арест агента иностранной разведки, способствовала тому, что об этом никто на заводе ничего не узнал. Чтобы как-то объяснить людям неожиданное исчезновение инженера Ельшина, был издан соответствующий приказ по заводу об откомандировании его в столицу. Во всяком случае, Василий Фомич Брянцев сумел создать у окружающих впечатление, что все в порядке. Но только — на заводе, а в доме положение оказалось сложнее. Слишком долго лже-Ельшин считался женихом Ани, почти членом семьи, и вдруг — он враг! И Василий Фомич, и Аня, знавшие правду об этом человеке, были страшно подавлены. В доме Брянцева воцарилась тягостная обстановка невысказанного и невыплаканного горя. Зинаида Савельевна попыталась хоть кое-что выяснить у мужа, но тот каким-то абсолютно новым для нее тоном потребовал распросы о Ельшине прекратить и даже имени его больше не произносить. Ничего не понимая, Зинаида Савельевна в недоумении разводила руками и жаловалась Степаниде. Степанида, по обыкновению, ворчливо занималась делами по дому. Бессмысленно поводя пустыми, безжизненными глазами, за ней, как автомат, двигался Пашка-инвалид, ее сын и всегдашний помощник, — один он, кажется, не способен был понять, что в доме стряслось нечто важное.

Полковник Соколов хорошо понимал, какое большое значение имеет арест пана Юлиана, ведь операция разведки против инженера Шаврова преследовала цель завладеть его изобретением по получению металла фантастической прочности и, судя по всему, была звеном в «космической» операции, которую проводил Смит. Разрубить это звено — значило нанести сильнейший удар по всей затее иностранной разведки. Однако ни полковник Соколов, ни его руководитель генерал Тарханов не били в литавры, они по опыту знали, что обольщаться успехами опасно, возможны всякие неожиданности. К тому же срыв планов разведки в отношении завода «Красный Октябрь», весьма важный сам по себе, не предопределял провала всей шпионской атаки Смита. На искренние поздравления майора Русакова, капитана Пчелина и других своих ближайших помощников Соколов осторожно отвечал: «Не спешите, всякое еще может случиться».

Надлежало не мешкая вести следствие по делу «пана Юлиана», однако нельзя было забывать о судьбе инженера Шаврова. О нем следовало побеспокоиться в первую очередь: насколько после ареста пана Юлиана на «Красном Октябре» стало безопасно, пока судить было трудно. Могло быть и так, что кое-кто из вражеской агентуры там еще остался с заданием заниматься Шавровым, в таком случае дело могло кончиться плохо. Шаврова следовало немедленно перебросить в надежное место. К тому же «Красный Октябрь» явно не соответствовал тому размаху, с которым должны были вестись опытные работы по получению сверхпрочных металлов. Известный строитель космических кораблей инженер Ландышев, которого начальник управления познакомил с работами Шаврова еще до ареста пана Юлиана, был о них самого высокого мнения.

Благодаря его стараниям будущее ранее никому не известного инженера Алексея Ивановича Шаврова определилось очень быстро: в его ведение в ближайшее время должны были поступить экспериментальный завод и отлично оборудованные лаборатории по соседству с секретным заводом-гигантом, руководителем и главным инженером которого был Ландышев.

Шаврова срочно отозвали с «Красного Октября» вместе с теми немногими рабочими и инженерно-техническими работниками, что ему помогали. Свадьбу справлять времени не осталось, ограничились небольшим торжеством в семейном кругу, и Аня уехала вслед за мужем. Кошмар, связанный с образом лже-Ельшина, остался там, в тенистом заводском поселке. Впереди все должно было быть светлым и радостным, полным труда и неомраченного счастья с любимым человеком.

Зинаида Савельевна советовала Ане забрать с собой Степаниду, но Аня не знала, можно ли ей брать с собой кого-то еще на новое место работы. Степанида на прощание сокрушалась, Пашка-инвалид бессмысленно поводил ничего не выражающими белесыми глазами, топтался возле Ани, трогательно пытаясь как-то услужить ей.

Полковник Соколов заблаговременно подумал о том, чтобы ненароком не выдать Мухина. Степан Кныш оказал ему немалую помощь в раскрытии вражеской агентуры на заводе. Какое новое поручение даст ему иностранная разведка?

Время шло, а дело подвигалось слабо.

Первые допросы пана Юлиана ничего не прояснили, он решил разыгрывать оскорбленную невинность. Такой оборот дела замедлял следствие, время уходило на проверку и перепроверку того, что говорил арестованный. Эти данные тщательно анализировались, но не давали почти никаких результатов. Вот и сегодня полковник Соколов, прежде чем конвойные ввели в его кабинет пана Юлиана, долго и основательно готовился к очередному допросу. Он вспомнил совет одного из западноевропейских контрразведчиков и устало усмехнулся: арестованного следует заставлять многократно повторять придуманную версию событий, обстоятельства, связанные с его жизнью и работой, подготовленную для него в разведке автобиографию, сведения о «родных». При каждом новом рассказе он будет сбиваться в каких-то деталях, на что следователь ни в коем случае не должен обращать его внимания, понуждая задержанного снова и снова повторять свои выдумки. В итоге он запутается окончательно. При таком методе допроса расчет делался и на психологию вражеского агента, понимающего, что его жизнь зависит от того, насколько складно и убедительно он ложь сумеет выдать за правду. В конце концов он сам начинает сомневаться в правдоподобии им же рассказываемого и, пытаясь как-то подправить свои показания, отходит от первоначальной версии. Следователь должен не упустить этот момент и вовремя забросать врага кучей заранее подготовленных перекрестных вопросов, меняя их темы и тон, предпочтительнее в таком случае не спрашивать, а утверждать. И, пожалуй, главное, — перед тем как приступить к перекрестному допросу, необходимо своего «партнера» всесторонне изучить, дабы иметь возможность заблаговременно определить характер своего следовательского подхода к нему: чем воздействовать на него — грубостью, иронией, или, наоборот, вежливостью и даже мнимым сочувствием; добиться истины угрозами или посулами, или тем и другим одновременно. И избави бог от поспешных предположений или каких-либо выводов, основанных на впечатлении от личности арестованного. Страшная вещь — впечатление! Говорят, один крупный криминалист признался: самое прекрасное впечатление произвела на него женщина, которая, как потом оказалось, отравила своих детей для того, чтобы получить за них страховку.

Рекомендации известного контрразведчика с Запада, о котором Соколов сейчас вспомнил, к сожалению, в данном случае не подходили: резидент не желал говорить, а ограничившись весьма куцей версией, решительно отказался от ее повторений, разыгрывая из себя безвинно обиженного, честного советского человека, считавшего излишним даже оправдываться. Это была, конечно, нехитрая игра, но все же ловить его на неточностях не представлялось возможным — он не лез из кожи вон, чтобы Соколов поверил ему. Рассчитывать на то, что он напутает в анкетных данных, было бы наивно, да Соколову это и не было нужно, — он же знал, что перед ним не инженер Виталий Ельшин, а вражеский лазутчик. Да и изучить противника для того, чтобы определить способы подхода к нему, не так-то просто: нет для этого ни времени, ни возможностей, а встречи в доме Брянцева тут помочь не могли, ведь агент разведки всегда носил маску, всегда и во всем.

На этот раз полковник подготовился к встрече особенно тщательно. Разговор начался так, как если бы он был первым.

— Кто вы, кто направил вас в Советский Союз, где, когда и каким образом вы пробрались на советскую территорию, с каким заданием вас послали к нам? — Соколов положил перед собой чистый бланк протокола допроса. — Назовите вашу настоящую фамилию.

Шпион прищурил глаза, спокойно ответил:

— Вы же знаете, моя фамилия Ельшин.

Полковник почувствовал, как этот чужой человек внутренне напрягся. Он, конечно, догадался, что о фамилии его спросили неспроста.

— Вы, безусловно, понимаете, что откровенность и искренность могут облегчить вашу участь, — сказал Соколов, — и я предоставил вам возможность быть правдивым, но вы не воспользовались этим. Ну что ж, дело ваше. Я со своей стороны считаю необходимым разъяснить вам, что играть с вами в прятки мы не намерены. Вы не инженер Виталий Ефремович Ельшин, этот факт подтверждается документами, — он вынул из лежащей на краю стола папки несколько бумажек и протянул их арестованному. — Так что петь прежнюю песню вам нет никакого смысла. Больше того, если вы будете продолжать лгать, то лишь усугубите свою вину перед законами нашей страны.

Арестованный бросил беглый взгляд на документы и откинулся на стуле. Видно было, что он заранее предвидел возможность такой ситуации, но не знал, как ему быть. Впрочем, следователю это могло и показаться.

— Будете говорить? — спросил Соколов.

Арестованный точно очнулся от сна.

— Вы все-таки докопались, что я не Ельшин, — глухо произнес он.

— Мы давно знали это, — заметил полковник. — Итак, ваша настоящая фамилия?

— Она ничего не даст вам.

— Будете давать показания?