Операция "Ананас"
Шрифт:
— Жаров, ты с ума сошёл, какие отгулы!
— Послушай, здесь у тебя рост закончен. Командовать ГУВД тебя не поставят, в лучшем случае замом, да?
— А там что? — зло возразила она. — Председателем КГБ сделают?
— А что, — усмехнулся я, — мысль отличная. Но нет, разумеется, нет. Зато там работа интересная и уровень свободы большой. Возможности, опять же. Со временем в Думу... в Верховный Совет, то есть, направим. В общем так, возражения не принимаются. Гостиница тебе заказана, «Интурист», между прочим, билеты куплены, обед и ужин я гарантирую. Что ты теряешь? Один день, а послезавтра уже на работу вернёшься.
Поработав над Ириной ещё минут пятнадцать, я кое-как уговорил её слетать в Москву и самой всё посмотреть и потрогать руками.
— Ну что, может, тогда поужинаем в «Солнечном» сегодня, как в старые времена? — спросил я, когда с грехом пополам она согласилась лететь завтра утром.
— Нет, Жаров, иди ты нафиг, понял? — замотала она головой. — Если завтра лететь, я должна ведь подготовиться как-то, правда?
— Так на один день же всего, чего там готовиться?
— Балбес ты, Саша. Я же не одежду и обувь буду собирать, мне самой подготовиться надо, я же не могу, как солдатка вообще заявиться туда, в контору твою… И… имей в виду, работать со мной тяжело. Некоторым мучительно тяжело. И ещё замечание. Коллегам я не даю.
— Что-что?!
— Ни начальникам, ни подчинённым. Таковы мои правила, и их придётся соблюдать. Грубо, но точно.
Закончив переговоры, я вышел на улицу. Делать было нечего, до завтра я был совершенно свободен, поэтому просто шагал, куда глядят глаза. Решил прогуляться по городу и не заметил, как оказался у швейной фабрики. Шёл-шёл, и на тебе. Я постоял перед входом, глядя на фасад из железобетонных плит, отделанных мелкой светло-голубой плиткой, понаблюдал за приезжающими и уезжающими машинами, за бегающими туда-сюда сотрудниками.
Заходить в заводоуправление я не собирался, под сердцем и ёкнуло. Проработал я здесь не так уж и долго, но тепло в груди разлилось, напоминая о первых шагах хоть и в старом времени, но в новой реальности.
Пропуск мой был уже недействительным, да и куда идти? К Зине? Вот уж спасибо, она сейчас в Москве к тому же. К коллегам по отделу? К Кошкину? Нет, на самом деле, был один человек, которого…
— Саша! — раздался возглас, прерывающий мою задумчивость.
Я обернулся и увидел этого самого человека. Настя. Это была она. Она стояла прямо передо мной и застенчиво улыбалась. Аппетитная, сочная, свежая, цветущая, просто кровь с молоком. На ней был тоненький сарафанчик, едва доходящий до колен, и светлые босоножки на сумасшедшей пробковой танкетке. Ходячий секс.
— Ты вернулся?! — разулыбалась она и в глазах её запрыгали огоньки.
Настя хлопала своими длиннющими ресницами и смешно морщила носик-пуговку.
— Привет, — весело ответил я. — Вот, решил посмотреть, как ты тут поживаешь. С проверкой приехал.
— О! — кокетливо покачала она головой. — Товарищ проверяющий, значит? Ничего поживаю. Обходной подписала.
Она помахала передо мной бумажками.
— Серьёзно? — удивился я. — Ты увольняешься?
— Серьёзно, конечно. Взяла с вас пример и решила уволиться. Да и что мне тут без вас делать? Тоска да печаль.
Она легкомысленно рассмеялась, и я понял, что тоска, если и была, давно развеялась.
— Я рад, что ты такая радостная. И куда дальше?
Почему увольняешься-то?— Куда дальше? Поеду обратно в деревню.
— Во как… И чем заниматься будешь?
— Не знаю, — пожала она голыми плечами. — Наверное, детей рожать. Я ведь замуж выхожу…
— Ну, ты даёшь! — с оптимизмом воскликнул я, но в сердце вдруг легонько кольнула иголка.
— Ага. Знаешь… такое дело… тут из армии вернулся мой одноклассник…
— Что-то поздненько он вернулся, нет?
— Его поздно призвали. Просто… у нас с ним раньше… как сказать… любовь была, а потом… Ну, в общем там история одна случилась, неважно. Одним словом, разбежались мы. Разбежались, я в город подалась, а он, значит, в совхозе работал сначала, а потом в армию ушёл. Ему отсрочку давали, потому как некем на работе заменить было…
Она на мгновенье остановилась, чуть задумалась, а потом махнула рукой:
— Да неважно. В общем, вернулся из армии, говорит, мол, неправ был, прости дурака, одну тебя люблю. И предложение сделал. Ну, а я согласилась.
— Что же, наверное, правильно, — развёл я руками. — Что я несу, конечно, правильно…
— Я вам говорила всякое, но вы уж простите меня, дура я была, глупая, а сейчас поумнела. Ну, сами взгляните, где вы и где я. Вы москвич, образованный, работа у вас ответственная. А я, может, и ничего сейчас, смазливенькая и «это самое» умею… Да только когда вам «это самое надоест», что останется-то между нами?
— Ты просто Василиса премудрая, — усмехнулся я.
— Нет, глупая, — махнула она рукой. — Правда, дура. Надо было от вас подальше держаться, а я вон чего понапридумывала. В общем, не сердитесь. И спасибо за всё…
— Это тебе, Настя, спасибо за всё.
— Ну, что вы… — чуть покраснела она.
В это время её окликнули:
— Настя!
Она обернулась и помахала рукой. Я посмотрел, кому она машет. Из голубой кабины грузовика, припарковавшегося на обочине, на нас смотрел крупный детина с короткой стрижкой.
— Славик за мной приехал, — радостно сообщила Настя. — Здорово, что я вас заметила, а так бы уехала и, может, никогда бы мы больше не увиделись.
— Я тебе счастья желаю, — искренне ответил я. — Счастья и любви. И детей побольше.
— Спасибо, — закивала Настя. — Я вас поцеловать хотела, но только при Славике это уж слишком будет, так что…
— Ну, что же, — усмехнулся я, — Славика лучше не расстраивать... В следующий раз, когда захочешь меня поцеловать, не теряй времени.
Она снова рассмеялась, громко и звонко.
Бабушка меня встретила, как всегда, пирогами. Правда, сегодня она была мрачной и хмурой.
— Ба, ты как себя чувствуешь? — насторожился я. — Может, давление померять?
— Нормальное оно у меня, — махнула она на меня рукой, даже не отреагировав на моё «ба». — Много ты в давлении понимаешь.
— Ничего не случилось? Ты прямо на себя не похожа.
Она вздохнула:
— Поешь сначала, потом скажу.
— Нет уж, говори сейчас, — нахмурился я.
— Женя звонила, — нехотя выдала она.
Начинается утро в колхозе…
— Чего хотела? — спросил я безо всякой заинтересованности. — Чтобы я позвонил?
— Мог бы и позвонить, не переломился бы, — сердито ответила бабушка. — Невелик труд.