Операция "Берег"
Шрифт:
— Случается, — кивнула повидавшая виды контрразведчица.
— Нет, ты не понимаешь. Я их знаю, разведчиков. Провожал на аэродроме. Разведгруппа «Долина». Двое уцелели, прошли сто с лишним километров, гоняли их немцы нещадно, связи уже давно не было, оба радиста погибли. И получилось, что забились в самое логово, вроде как ориентируясь на мои сведенья. Это же вообще невозможно. А тут еще я.
— «Долина»? — контрразведчица машинально глотнула из кружки переводчика. — Генерал курировал? Да, всё гуще и гуще идет. Слушай, а ты сегодня ничего такого особенного не
— Это в канализации? С жуткого бодуна? Когда о растяжку зацепился? Нет, обычный трудовой день штабного клерка. Разве что башка особо жутко болела. Даже не знаю… пили вроде довольно качественное.
— Именно что голова, — многозначительно глянула Мезина. — И в сочетании с иными характерными ощущениями.
— Да? — Земляков смотрел озадаченно. — Что-то этакое… ну, может быть, хотя… Ян, а у тебя как с головой сегодня?
— Плохо, — неохотно признался эстонец. — Я в «Пуме» лбом приложился. И локтем. Там броня и сиденья непривычные.
— Нет-нет, броня это тоже, но мы про другие ощущения. В общем, броня не показатель, — пробормотала Мезина, поправляя на себе одеяльную тогу.
Митрич невольно покосился на мелькнувшую татуировку на предплечье контрразведчицы. Во как! Прямо совсем блатная, на Васильевском могла бы к самому месту быть в те давние лихие годы. Но вовсе не Фира, даже близко нет. Сидеть с ней рядом спокойно, хотя почти раздетая. Тут совсем другое. Именно что спокойствие, вполне приятственное. Сколько же ей лет?
Видимо, слишком отвлекся мыслями, поскольку ляпнул неуместное:
— Извиняюсь, наверное, не к делу, но у меня сегодня тоже голова болела. Прямо как после запоя. Может, в погоде дело? Или дым такой, дурной?
— И у тебя? — Мезина смотрела в упор. — Это несколько подрывает мою научную версию. А как болела, когда, насколько сильно?
— Ну, ближе к полудню началось. А закончилось, когда мы у вокзала вас охраняли, почти перед выдвижением. Как болела… ну, вот точно как после запойной пьянки. Хотя я и капли не глотнул.
— Странно. Очень схоже. Слушай, Дмитрий, а ты по жизни как… случались у тебя странности биографии?
Смотрела в упор, отблески огня из печи играли на красивом спокойном лице. Чего ее Тимка-чудак шугается? Молодой еще, наверное, многого не понимает. Тут бы влюбиться без памяти в глаза изумрудные, да только слишком много уже за плечами, с ноготь жизни-то осталось у товарища Иванова. Хотя что за дурь, все равно бы не влюбился, не о том речь.
— В биографии-то? — медленно сказал Митрич. — Да вроде только одна странность. Что жив всё еще пока.
Смотрела в глаза. С пониманием, наверное. Нет, не хотелось разгадывать, как смотрит. Огонь, тепло, умная женщина, вкус коньяка. Ведь в последний раз, наверное, а, Иванов? На кой черт тебе большее понимание, а?
За забитым досками окном грохотало — ближе, дальше — не утихнет город Кёнигсберг в эту ночь. Плевать войне на зеленые глаза, у нее свои очи, тоже выразительные — тьма провалов костистых в лысом черепе.
— Стоп! — сказал Земляков. — Вот, до меня дошло!
Екатерина Георгиевна моргнула:
—
Что именно, Евгений? Что отказываться от коньяка после вод Прегеля весьма глупо?— Коньяк больше вообще не потребляю. Но сейчас про иное. Вот я говорил, что Митрич кого-то напоминает, помните?
— Это да, смотрели вы на меня, товарищ старший лейтенант, с большим подозрением, — кивнул Иванов.
— Мне тоже говорил, — признала Мезина. — И каков плод многодневных мысленных усилий?
— Так он тебя и напоминает! — с торжеством сказанул переводчик. — И даже очень. Прямо одно лицо.
Все изумились, в тишине треска печурки было слышно, как явственно хмыкнул Тимофей, вскрывающий банки с тушенкой в проходной комнате.
— Женя, ты тоже «головой о броню», или все же пил очень странное? — сдержанно поинтересовалась контрразведчица. — Дмитрий у нас мужчина выразительный, того не отнять, рост приличный. Но уж масть и черты лица…
— Да не в прямом же смысле. Причем тут нос и остальное?! — возмутился переводчик. — Более глубинное, подкожное, родственное. Очевидно же!
Иванов и Екатерина Георгиевна вновь в упор посмотрели друг на друга. Да где же здесь сходство? Митрич не выдержал и засмеялся, сверкая сталью зубов. Контрразведчица тоже улыбнулась.
— Э, а товарищ обер-лейтенант прав, — внезапно молвил Янис. — Есть определенное сходство. При всей детальной несхожести.
— И ты туда же, ушибленный бронетехникой? — изумилась Мезина. — Сговорились, что ли?
— Нет, необходимо прояснить… — начал переводчик, но тут с лестницы заорали: — Товарищи разведка, Иванов у вас? Отпустите, а? Бэ-ка подвезли, нам загружать нужно.
— Мехвод наш, — пояснил Митрич, вставая. — Помочь нужно, пойду.
— Не досохло еще, — Мезина пощупала штанину комбинезона. — Но экипаж — это святое, понимаем.
Иванов заорал лестнице, что сейчас будет, принялся одеваться. Контрразведка тактично отвернулась.
В сыром было неуютно, но в целом Митрич согрелся, и даже вроде как порядком отдохнул. Подхватил винтовку:
— Давай в компенсацию не-до-сушки, — Мезина подала кружку.
— Спасибо, хлопцы запаху позавидуют.
Сглотнулось, ушло в горло ароматное, двинулся рядовой Иванов в разруху и темень коридора.
— Стой! — сурово скомандовал Тимка. — Бутерброд хоть возьми.
Вгрызаясь в зажатое между двумя хлебными ломтями щедрое месиво свинины, Митрич споро спускался по лестнице. Вот странная под конец война пошла, сытая, отчасти даже веселая. Просто удивительно, вернуться бы в Москву, рассказывать, вспоминая. Нет, такого, конечно, не будет, но…
Тут осенило. Вовсе не на рядового Иванова похожа красивая по всем статям и жутко образованная старший лейтенант Мезина.
Она на Райку похожа, в смысле, на Раису Дмитриевну Иванову, тоже очень образованную и счастливую москвичку, родную сестру непутевого Дмитрия Дмитриевича. Точно! Нет, разницы-то много — и цвет глаз-волос, и прочее, пусть Катерина и чуть поярче, покрасивее. Но в целом — очень похожи! Ха, вот она, отгадка-то.