Операция "Берег"

Споткнулся в очередной раз Андрюха, только сейчас уж совсем неловко — пошел боком, сел в траву. Остальные не остановились, но оглянулись — сидел на земле боец, голову свесил, длинные патлы лицо завесили. На груди пятно кровавое — прошила польская пуля.

Божечки, вот оглянулись, а лагерь-то как близко! Вроде и не убежали ничего. Посверкивают от ворот и вышек искры выстрелов. Свиста в шорохе дождя не слышно, словно каждая пулька в тебя…

Не останавливались беглецы — был о том уговор: хоть как, хоть кровь из глаз, но бежать без остановки. Пересекли дорогу — так и хотелось по ней устремиться, ступням на наезженному ступать куда легче. Но знал Митька свой маневр, старшие еще точнее знали…

Роща…. Несколько матерых дубов, за ними деревья пожиже, кусточки…. Э, да там всего шагов тридцать укрытия и разом следующее поле: длинное, безнадежное, неспешно спускающееся к речушке.

Беглецы упали на траву, Митька с трудом заставил себя зашевелиться, на карачках подполз к бойцам, вытянулся, задыхаясь.

— Ну, що там? — прохрипел Чижов, утирая дрожащей ладонью пот, заливающий глаза.

— Едут, все как по мандату, — заверил Игнат.

— И скока?

— Так трое. Нас должно устроить.

— Ага.

Трое жолнеров погони было не очень хорошо. В прошлый раз добивать-проверять беглых лагерников выехало двое поляков. А нынче вроде и дождь, а ведь не поленились.

— Вот же суки, — пытался продышаться Чижов. — Ну ничо, управимся.

Лежащие беглецы смотрели, как всадники приближаются к подстреленному Андрюхе. Неспешно рысят, с ленцой. Определенно ругаются, что в такую погоду большевички решили вельможных панов обеспокоить.

Тут обреченный Андрюха сделал невозможную вещь — встал, и, качаясь, двинулся к роще. С виду казалось, что раненый из последних сил пытается от смерти уйти. Смешно, нелепо…

Но то нелепым не было. Знал Андрюха план побега, до конца своим помогал.

Настигали сытые панские кони обессиленного человека. Стрелять в такую цель смешно — и точно, потянул из ножен саблю грузноватый поляк. Рубанет….

В последний момент обернулся к врагам Андрюха, крикнул что-то. Негромко, но от души, с длинными брызгами крови из пробитого легкого. Видать, задел словцом панов. И двое других выхватили сабли…. Теснились кони, сверкнула тускло сталь в кропящем дожде, упало посеченное тело. Добавилось в бурой траве чуток яркого, алого. Двинулись дальше всадники, поигрывали клинками.

Навел мысль врага Андрюха, соблазнил на рубку, сделал больше, чем мог. А в роще уже все готово, благо, выбор позиций и не велик.

Въехали под сень дубов жолнеры. Да вон она цель — совсем умом повредилась.

Лез на молодую липу Митька, ухватился за ветвь, бессильно пытался подтянуться, в листве укрыться, да сил мало, только грязными пятками дрыгал. Что-то сказал поляк, гыгыкнули его товарищи. Юный беглец к ним спиной висел, не видел. Но услыхал, панически задрыгал ногами — ой-ой! улезть, спрятаться…

Отвлек недурно.

Когда бойцы из-под куста враз метнулись, на крупы лошадей вспрыгнули, поляки так же враз вскрикнули — больше не испуганно, а удивленно, и даже с возмущением. А пора было пугаться — когда у тебя за спиной оказался человек, полный пролетарской, красноармейской, да и просто человеческой голодной ярости — так самое время тебе пугаться.

У Чижова был ножичек — невеликий, карманный, чудом от обысков утаенный. И Игната заточка, типа шила из гвоздя, грубо в деревяшку оправленного — бил в бок поляку, а тот только охал, локтями отбрыкивался. Плясала под седоками изумленная лошадь…

…Митька упал с ветки, нащупывая в кармане свое оружие, смотрел…

…Чижов управился — хрипел, булькал кровью из вскрытого горла поляк в седле перед ним. Дико кричал свободный жолнер, пытался острием сабли достать заросшего красноармейца, да Чижов уклонялся в седле, хладнокровно прикрывался еще не помершим врагом. Тут оба — поляк умирающий и его убийца — начали на землю с седла сползать. Ошалевший целый поляк с саблей — глаза выкачены, орет невнятно — бросил этих, двинул коня на помощь другому пану. Игнат всё сидел за своим толстым врагом, намертво вцепившись страшным, тощим, заросшим как папуас, клещом, наверное, уж в десятый раз бил шилом. Поляк в его руках мотал головой, фуражка свалилась, от ужаса лицо аж нечеловечье, но помирать не собирался.

— Не лезь, гадюка! — страшно заревел Игнат, оборачиваясь к свободному поляку, вздымавшему за спиной дерущихся саблю.

Вовсе одичали и спятили обессиленные красноармейцы. Но видно, то безумие заразно было. Поляк завизжал, вдруг бросил саблю, принялся скидывать из-за спины винтовку.

— Да чо ты, паненок… — рассудительно сказал из-за лошади Чижов — он успел встать на ноги, предусмотрительно прихватив повод пятящейся свободной кобылки. И уже с оружием. Клинок сабли в руках красноармейца пошел без изысков, на укол. Дотянулся. Верховой поляк, все возившийся с ремнем винтовки, вскрикнул. Игнат крякнул, ткнул повторно — теперь острие сабли вышло из груди жолнера, тот глянул на себя, жалобно заверещал. Испуганная лошадь шарахнулась, унося запрокидывающегося всадника….

— Мить, коня, коня держи! — закричал Чижов.

Митька, сжимающий в руке крышку консервной банки — край отточен, полоснуть по горлу еще как можно — бросился ловить повод.

— Вот же история с географией, — сердито бормотал Игнат, снова втыкая шило теперь уже под челюсть «своему» жолнеру — тот наконец ослаб, выронил саблю.

Осталась за спиной роща, вытоптанная трава меж дубов, раздетые догола тела жолнеров. А лошади уносили беглецов к речушке, к зарослям камышей. Там скрыться не выйдет, нужно дальше, но пошел фарт, пошел же, а?!

…Прижимал к себе ворох шмоток Митька, бил пятками в бока упрямящегося каурого мерина. Переодеться бы, обуться, оружие глянуть. Но некогда…. В лагере схватку в роще видеть не могли, выстрелов не слышали, думают, что беглецы дальше тиканули и жолнеры их на поле за рощей ловят, малость завозились. Но сообразят, что дело неладно, выедут глянуть, тут каждая минута на счету….

* * *

Уходили, путали следы до утра беглецы. На восток коней гнали, частью по воде. Всё одно найдут: как слух пройдет, так вся округа в облаву двинется. Нужно иным курсом идти.

На рассвете лошадей убили. Жалко было, слов нет. Не так самих коней, как ноги собственные слабые, и то, что пожалуй, недалеко уйдешь. Но имелся план — еще с Гончаром его составляли, обдумывали.

— Хоть мяса возьмем вдоволь, — сказал Игнат, вытирая саблю. — Митька, главное, ноги не сбей. Сапоги новые, им разнос нужен. А тебе еще и портянка тройная. И главное, если потеряемся — помнишь куда идти?

— Да брось, парень не хуже нас соображает, — Чижов блаженно затянулся панской папиросой. — Во — в роще на суку висел, чистый театр.