Операция "Берег"

— Арестовываете? Как шпионку или как пособницу?

— Пока не арестовываю. Можно расслабиться и повеселиться. Пока профилактическая неофициальная беседа, — успокоила Мезина. — Чисто товарищеский разговор. Дамский.

Евгений догадался, что будет жестко. И что такое фельдшерица успела натворить? Она же вроде недавно командированная, после тщательного отбора, вполне профессионально грамотная…

— Суть претензий? — Варлам попыталась поправить очки, которые и так сидели правильно.

— Ты, дура, зачем нас дискредитируешь? — негромко поинтересовалась Катерина. — Тебе, шмонде, кто такое хамство разрешал? Какого хрена ты всему личному составу Красной Армии сексуально-патологические мысли внушаешь?

Глаза товарища Варлам за стеклами очков стали преогромными:

— Я внушаю?!

— Какого хрена у тебя через слово про интимные приставания и склонение к сожительству? Да еще с использованием матерной лексики? Тебя кто тут лапал? Кто трахал? Давай: фамилии, звания, места службы? Живо! — в полный голос рявкнула старший лейтенант Мезина.

— Постойте! Я никому не позволяла….

— Не позволяла? Так о чем разговор? А, Варлам? Отчего тебя за психованную дуру принимают? Или ты по жизни головой больная, насквозь паранойная?

— Я никому не позволю меня оскорблять… Ой! — Варлам шарахнулась, но поздновато — была поймана за ремень на животе и притиснута к стене. — Кто вам давал право…

— А мне прав давать не надо. У меня они и так есть, — прорычала Мезина и внезапно хлопнула фельдшершу по верхам филейной части.

Варлам от неожиданности по-девчачьи взвизгнула и заскулила:

— Да вы что?!

— Проверяю наличие личного оружия. Кобура не пустая, так? Обращаться со стволом умеешь?

— Учили. Пустите, вы мне брюшину проткнете…

Катерина притиснула жертву к стене еще плотнее:

— Договоримся так: если к тебе кто всерьез приставать начнет, заваливать или сгибать в откровенно неуставную позу, можешь стрелять на поражение. Прямо из штатного оружия.

— Вы что?! Я не могу, я медик, и…

— Заткнулась! Полезут силой — стрелять. Сошлешься на личный приказ товарища Мезиной из «СМЕРШ». В случаях флирта, шуток и намеков — как глупых, так и наоборот, — с улыбкой говоришь, что «увы, ты не такая, у тебя жених». Логика доступна?

— С какой стати я должна врать… — Варлам вновь пискнула, вмятая в стену.

— Ты русский язык понимать способна? Если от тебя еще раз услышат странные слова и звуки типа «харассмент», «абьюз» и «он мне тонко и прямо намекал», я приеду с представителями трибунала. Мы заведем дело, и в два часа его расследуем. По итогу — или охальник отправится в штрафбат, или ты. За наглую клевету и злостное уклонение от исполнения обязанностей военмедика.

— Нет тут штрафбатов для женщин… — с трудом, но выдохнула упоротая военфельдшер.

— Будут. Мы не можем допустить столь вопиющего неравноправия полов, сформируем. Пойдешь туда первой. Лично отберу у тебя «наган», вручу карабин со штыком, сто патронов и две гранаты. Побежишь в атаку, раз по профессии работать не можешь.

— Ладно. Я поняла, — выдохнула, корчась, очкастая страдалица.

— Ну и ладненько, — Катерина отпустила жертву, слегка отряхнула измятый халат фельдшерицы. — Похоже, ты меня знаешь. И даже отчасти веришь.

— Да, знаю. В Отделе на инструктаже ваше фото видела. В смысле, портрет, — призналась, держась за живот, товарищ Варлам.

— Портрет, да, — проворчала Мезина. — Хороший был художник, жаль, что погиб. Слушай, Варлам, я садистской славы отнюдь не ищу, и трясти тебя мне никакого удовольствия. Но прекращай себя идиотски вести. Стыдно за командировочных, честное слово. По медицинской части на вас никаких претензий, все хвалят, и вдруг тебя срывает на этакую «пургу». Всё, выводы делаем, расходимся. Но про штрафбат я не шутила.

— Я поняла. Вы идите-идите, у вас же секретная операция, — простонала Варлам.

Катерина засмеялась:

— Именно. О службе побольше думаем, не отвлекаемся. Бывай, Варлам. Надеюсь, карабин тебе выдавать все же не придется.

Оперативники вышли во двор. Евгений кратко сказал:

— Узнаю методы воспитания.

— Так нестареющая классика, — так же кратко пояснила бывшая начальница.

Связисты уже полезли в машину — видимо, что-то этакое слышали даже издали, сквозь окна. Санитар с легкораненым выглядывали из-за угла дома. Что делать, голос у товарища Мезиной при желании становился жутко командным, в этом отношении Катерина даже изрядно прибавила.

Через несколько минут «додж» вкатился во временное расположение усиленной опергруппы «Север», а у отдалившегося города все громыхало и гудело. Остатки тумана слились с тучами пыли и дыма — особо солнечной и ясной погода над Кёнигсбергом в ближайшие дни не будет, тут можно даже не надеяться.

Теперь ревело и в воздухе — погодные условия позволили работать нашей авиации. Бомбардировщики, штурмовики, прикрытие из истребителей, разведчики… Постоянно, волна за волной. Еще ведет огонь немецкая зенитная артиллерия, порой подбивает, но наши шестерки и девятки самолетов идут и идут…

Наземные бои уже достигли южного района города — Понарта. Туда переносятся КП и НП, подтягивается артиллерия…

Захвачена и южная часть Праппельна, завязались уличные бои. Нашим мешает речушка Бекк — мелкая, но ведь половодье, разлилась, зараза.

К 19 часам наши штурмовые части усилят натиск. Отлично помогут крупнокалиберные самоходки — их мощные снаряды прошивают здания, сносят стены…

* * *

Ландкайм[5]. Опергруппа Север

16:20

Карта товарищу Землякову была до боли знакома, поэтому пора оставить ее на столе и заняться реальным делом.

Молчат бойцы и офицеры — так всегда бывает в последний момент, когда каждый вспоминает — не забыто-то ли что? Нет, все важное учтено, а мелочи будут вспомнены и обматерены уже позже. Знакомые и незнакомые лица кажутся отстраненными, безразличными — это тоже как всегда.

— Пошли, — командует формально старший рейдовой группы капитан Робин.

Поднимается группа прикрытия, собственно рейдовая группа, дружно шуршащая слишком новыми плащ-палатками, встает товарищ Мезина — присутствовавшая почти безмолвно, чисто «на удачу». Это тоже нужно и немаловажно.