Операция "Берег"

Войскам 9-й армии удалось перерезать железную дорогу Кенигсберг — Пиллау. Шоссе пока осталось за немцами. Общее продвижение до 4 км. Сопротивление противника упорное.

43-я армия, атакующая северо-западную окраину Кенигсберга, сумела прорвать первую линию обороны. Взят форт № 5 «Король Фридрих Вильгельм III», блокирован форт № 5а «Лендорф», противник выбит из Шарлоттенбурга, очищено 20 кварталов.50-я армия — продвижение до 2 км, взято до 40 кварталов и форт № 4 «Гнейзенау».2-я гвардейская армия и 5-я армия остаются на своих рубежах. Пленных немного. На направлении нашего главного удара противник ввел в бой до пяти резервных батальонов, уверенно удерживает фланговые форты № 8 «Король Фридрих I» и № 10 «Канитц», усиливает и минирует рубежи, сооружает дополнительные баррикады, приводит в порядок войска после наших бомбежек, артобстрелов и атак пехоты. У немцев еще имеются серьезные резервы.

[1] Переданная из резерва 45-я стрелковая дивизия под командование полковника В. П. Соколова начала переправу еще в ночь на 27-е октября. Переправа проходила в течение нескольких суток, в чрезвычайно сложных условиях. Первый эшелон дивизии, обеспечивающий высадку, за первые сутки потерял более 50 % личного состава. С дивизией была переброшена и рота новых, крайне необходимых, танков. (Припозднившийся тов. Иванов их просто не увидел).

[2] Сталинградские заводы «Баррикады» и «Красный Октябрь», за которые в те дни шли отчаянные и кровопролитные бои, хорошо известны читателям. Новосельская улица — район, в котором атаковал немцев 253-й Таращанский полк 45-й сд, упомянутая Латошинка — место малоудачного десанта, высаженного 31-го октября. Тумак — поселок, откуда по дальней протоке в этот период обороны были вынуждены идти наши катера.

[3] 11 ноября в 6 часов утра гитлеровцы начали последний штурм города. В напряженных боях противнику удалось прорваться, через завод «Баррикады» выйти к Волге и отрезать позиции 138-й Краснознаменной дивизии полковника Людникова. Наши контратаки успеха не принесли. Но удалось удержать часть завода «Красный Октябрь» и пристани. Ситуация осложнялась трудностями работы переправы — шел ледоход.

Глава 13

13. Новый заход

7 апреля 1945 года. Кёнигсберг

Опергруппа «Север-К»

4:25

Кёнигсберг, дзот в районе Хорст-Вессель-парк. (апрель 1945-го)

Опять заехали не туда — впереди был громадный завал. Рядом с броневиком появился щуплый, в не по росту длинной шинели солдат, откровенно фольксштурмского вида — замахал жезлом регулировщика.

— Ясно, объезжаем, — прохрипел сидящий на броне обер-лейтенант Земляков.

Сдали задним ходом, уклоняясь от длинных языков пламени — магазин на первом этаже горел так, будто внутри располагался склад ГСМ. Хотя черт его знает, может, так и было — немцы всё подряд приспосабливали под пункты временного хранения и резерва. Пламя рвалось, пытаясь пожрать ночную тьму — горькая и дымная тьма гибнущего города ответно пыталась удушить пламя.

Тыканья и развороты блуждающего броневика подозрения не вызывали — сейчас город не узнал бы и потомственный местный обитатель. Очередные разбитые за день здания, пожары, торопливо возведенные, достроенные и недостроенные укрепления и баррикады, рухнувшие стены, разбитая техника на улицах — хаос. Службы регулировщиков, остатки полиции и рабочие команды пытаются поддерживать порядок, но уже явно не справляются. И дальше будет только хуже.

«Толку-то, что я здесь бывал?» — горько подумал обер-лейтенант. «И районы не те, и ад адский кругом».

Город был чужим — вражеским, насквозь враждебным, готовым убивать и сопротивляться до последнего человека. Но все равно город было жалко. Большая часть домов, мостов и улиц строились в давние времена — до всяких гитлеров и национал-социализмов. Дома не виноваты в том, что на их хозяев умопомрачение нашло. Хотя и в древности всякие тевтонцы воинствующие…

Земляков подумал, что на немцев умопомрачение находит регулярно: то сами на «Тигры» и «Пумы» залезают, куда не надо прутся, то другим идиотам свои «Леопарды» подсовывают. Потом «Oh, mein Gott», у нас тут всё горит и рушится'.

— Господин обер-лейтенант, здесь нам лучше направо, — прокричал из броневых глубин не склонный отвлекаться Янис.

— Точно, сворачивай.

«Пума» вывернула на относительный простор — впереди была площадь Адольф-Гитлер-Плац, Северный вокзал, рядом здания Восточной ярмарки — там тоже что-то горело, — и здоровенная коробка магистрата. Земляков поправил каску и очки — сейчас будет тонкий момент. Строгорежимное учреждение — оно и в такие ночи строгое.

До сих пор все шло относительно благополучно. Символическую линию боестолкновения проскочили, объехав через уже знакомое поместье — тамошний фольксштурм благоразумно отошел, можно было хоть батальоном просачиваться. Выкатились мимо спешно занимаемых немецкими артиллеристами позиций к шоссе — бронеавтомобиль, насквозь свой, с ярким лозунгом, подозрений не вызвал. У шоссе на Пиллау произошел весьма кошмарный случай, но это к действиям опергруппы «Север-К» отношения не имело. Двинулись в город, навстречу потоку эвакуируемых, здесь было сложно технически, но посты пропускали практически без проверки. Кстати, узнаваемая агитация на броне помогала — «пуму» из конвоя Вагнера хорошо знали. Обер-лейтенант с высот броневика махал документами и рукой, делая заверяющие жесты — «партайгеноссе Вагнер здесь, рядом, бдит и вдохновляет, ситуация остается под контролем». Радист Алекс уверял, что получается очень доходчиво, собственно, служивые зрители на постах тоже не жаловались. Иногда Евгению становилось не по себе — свои актерские таланты он всегда оценивал как весьма средненькие. Но тут уже поздновато для самокритики — вертись и ори как хочешь…

Часть мостовой некогда эффектной Ганзаплац[1], ныне носящей неприятное название Адольф-Гитлер-Плац, — была разобрана — вкапывались немцы, позицию для противотанковой артиллерии готовили. Броневик обогнул орудие, ждущее установки на свою невеселую, видимо, последнюю позицию, объехал вдребезги разнесенную авиабомбой машину.

— Во двор бы нам надо, — напомнил обер-лейтенант.

«Пума» втиснулась в узкий проезд у баррикады…

Вблизи Штадтхаус[2] производил впечатление почти не пострадавшего здания[3]. Четыре внушительных крыла, 5–6 этажей вверх. Для постройки образца 1923-го года — истинный прорыв и прогресс — использовался первый в Кёнигсберге железобетонный каркас. Широкий внутренний двор, накрытый стеклянным куполом, некогда выполнял функции выставочной площадки. В целом возводился комплекс как Торговый дом — тогда же рядом выстраивали здания Восточной ярмарки. Городская администрация въехала сюда уже позже. Сейчас, конечно, вид уже не тот: вылетели все стекла в окнах, вблизи угла пролом, дом явно пытался гореть изнутри, но потух. Но в общем цел, что благоприятное обстоятельство, не было в этом уверенности.

«Городской дом» ('Штадтхаус) (середина 30-х годов)

Путь преградили автоматчики. Обер-лейтенант спрыгнул с брони:

— Группа управления связи главного командования сухопутных сил. Имею приказ доставить транспорт и документы крайсляйтера.

Среди охраны кто-то ахнул:

— Крайсляйтер! Что с ним?!

— Спокойнее, — устало призвал связной обер-лейтенант. — Ранен, но легко. В госпитале окажут помощь, прибудет сюда. Вот «Адлеру» не повезло. Русский штурмовик разнес бомбой вдребезги. Прямо на наших глазах. Хорошо, все успели выскочить, в основном у сопровождающих контузии. Кстати, гауптман Тофель уже вернулся? Мы с ним расстались у госпиталя.

— Через наш пост не проезжал, — угрюмо сообщил унтерштурмфюрер, возвращая документы.

— Странно. Ладно, придется подождать. Покажите, где можно поставить бронемашину и проводите к кабинету крайсляйтера.

Дали сопровождающего, и «Пума» въехала во двор. В высоте неприятной решеткой темнел переплет бывшего стеклянного перекрытия — часть стекла уцелела, но все равно было как-то не по себе. «Небо в клеточку, костюм в полосочку». Нет, личное оружие пока при группе, но…

Очень верно говорило начальство — авантюра. Расчет на специфику конкретного дня — все летит в тротил, в огонь и хаос, тут даже у немецкой системы безопасности начинаются сбои. Но когда и как эти сбои проявятся…. Эх, надо было одному идти.

Обер-лейтенант Земляков привык к грузу ответственности, но одно дело документальная ответственность, и совсем другое дело за живых людей отвечать.

Броневик занял свое место в ряду немногочисленных гражданских и военных машин — пустоват двор.

— Рацию берем, пулемет оставляем, — распорядился обер-лейтенант, собирая вещички.

— Э, а пулемет у нас не того… — засомневался Янис.

— Другой найдем. Держи вот для отвлечения внимания…

Эсэсовец, сопровождавший группу связи от ворот, уже вернулся на пост. Вот никакого вам гостеприимства, пришлось идти самим, практически наугад. Где-то недалеко начали ложиться тяжелые русские снаряды — вздрагивало здание, с высокого купола-перекрытия сыпались осколки стекла, довольно увесисто и неприятно звеня и разлетаясь по мостовой двора. Опергруппа поспешно забежала в дверь.