Операция «Гадюка»

– Пока мы еще интересны друг другу – мы живы, – говорил он.

Крошка уселась у его ног – живой мягкий комочек плоти. Она переводила с одного спорщика на другого удивленный взгляд голубых глаз, приоткрывала коралловые губки, словно хотела вмешаться в разговор, но потом обрывала себя, смущенная смелостью, и поднимала милую головку к генералу. Тот часто мигал, снимал, протирал очки, виновато оглядывался, будто боялся, что его ученики заметят слабость учителя.

Марат Хубаев присел рядом с Егором и стал говорить о поэзии как моменте уважения. Не может человек, искажающий великие строчки даже подсознательно, считать себя поэтом, правда же?

Когда Крошка покинула свое место возле генерала и подошла к Егору с Люсей, Марат демонстративно отошел.

– А вас как зовут? – спросила Крошка у Люси. – Меня вот все называют Крошкой, а у меня есть имя, Миранда. Правда красивое имя?

– Люся.

– А фамилия?

– Тихонова.

– Какое красивое сочетание, – сказала Крошка Миранда. – А вы давно здесь?

– Не очень.

– И вы тоже посвятили себя поэзии?

– Нет.

– Как жаль! Все хорошие люди должны быть поэтами. Мы с вами раньше не встречались?

– Наверное, нет, – сказала Люся. – Я бы вас заметила.

– Ах, как верно! Я бы хотела с вами дружить. И с вашим мальчиком.

– Вы имеете в виду меня? – спросил Егор.

– А вы можете меня поцеловать. Мне все говорят, что у меня шелковая кожа, вы хотите меня поцеловать, правда? А Люся не возражает.

И Крошка закатилась маленькими колокольчиками смеха.

Она легко отстранила Люсю и проникла, пролилась к Егору. Тот почувствовал легкое прикосновение ее губ.

– Ах, он такой у тебя милый, – сказала Крошка. – Мы будем с вами гулять. Вы любите долгие пешие прогулки?

– Мы иногда гуляем, – сказала Люся, которую эта сцена забавляла.

А Егору в ней вдруг почудилось что-то зловещее. Он не мог бы объяснить, что за опасность могла исходить от этой малышки. Но его интуиция била во все колокола.

– А я люблю гулять на Взморье. Там чудесно, правда?

– Правда, – сказала Люся.

– У тебя чудесные волосы. Здесь у всех вылезают. А у тебя не вылезают?

– Нет, не вылезают, – сказала Люся.

– Я только вчера гуляла по Взморью, а вас не видела. Вы вчера гуляли?

– Что значит – вчера? – спросил Егор.

– Значит, недавно, – сказала Крошка. – Егорушка, я тебя буду звать Егорушкой. Ты настоящий викинг – ты моя девичья мечта. Как жаль, что я не могу отнять его у тебя, Люси.

– А вы откуда знаете мое имя? – насторожился еще больше Егор.

– Мне Кодзи сказал. Он такой милый. Я, может, выйду за него замуж. У меня будет благородный платонический муж. Разве это не исполнение мечты для женщины в моем положении?

– Ничего особенного не вижу в вашем положении, – сказала Люся, которой Крошка тоже не нравилась. Вернее, сначала она находила ее забавной, а теперь вдруг увидела, что у нее маленькие острые зубы, как у акуленка.

Подошел генерал.

– Я позволю себе прервать вашу беседу, – сказал он. – Когда смотришь на вас со стороны, кажется, будто мы в живом мире. Я так рад, что вы уже подружились.

– А вы как нашли генерала? – спросил Егор.

– Это я ее нашел, – ответил за Крошку генерал. – Я совершал моцион и вижу эту патетическую фигурку, бегущую по улице. Вот именно.

– За мной гнались крысы, – сказала Крошка и зажмурилась, как будто вновь переживала страх. – Я не знала, куда прибежала.

Крысы были частью фольклора. Многие твердили, что их видели, другие утверждали, что даже умные крысы не смогли бы пробраться в Чистилище. Но Егор с Люсей знали, что в Чистилище есть по крайней мере один песик. А если в мире есть собака, то крысы должны водиться почти наверняка.

– Вот такие большие крысы.

Крошка расставила ручки, чтобы показать, какие они были большие.

– Крошка будет жить со мной, – сказал генерал.

Крошка сделала шаг, приблизилась к генеральской подмышке, выглядывала, как котенок.

– Дай вам бог, генерал, – сказала Чумазилла.

Все в той или иной степени чувствовали ревность. Генерал был общей собственностью. Платоническая любовь тоже может вызвать ревность.

Егору и Люсе было далеко идти домой. Они вышли пораньше. Хоть Чумазилла и Эдик жили рядом, но хотелось побыть вдвоем.

С Королевского проспекта они свернули по трамвайной линии и прошли мимо Зверинца задами Петропавловской крепости. Колокольня собора когда-то лишилась, а может, и не дождалась золотого острого шпиля, отчего нарушился весь силуэт города.

Потом они перешли через мост к Пушкинскому дому и дернули налево, к Ростральным колоннам.

На ступенях Биржи их глазам предстало страшное зрелище. Они знали о бандитах и убийцах, но сцена на ступенях Биржи превышала возможности воображения. Там лежало четыре трупа, два из них – обезглавленные. Видимо, убийца боялся, что его жертвы могут ожить, так бывало с убитыми.

Они не стали подниматься к трупам. Конечно, можно было поглядеть в их карманах – станет ясно, кто убит. Но, в сущности, в Чистилище не играло роли, кто погиб. Вид убитых лишь напоминал о бренности существования.

– Я хочу уйти отсюда, – сказала Люся.

– Как уйти?

Этот разговор Люся затевала не впервые. Егор знал, что она скажет дальше.

Люся была куда серьезнее Егора, она не умела отшучиваться и выбрасывать заботы – будет другой новый день, и все образуется.

У нее в жизни никогда ничего не образовывалось.

– Можно утопиться, – сказала она. – Только надо бетонные глыбы к ногам как следует привязать. Так привязать, чтобы не отвязаться.

– Глупо, – сказал Егор. – Куда мне без тебя?

Так он, не говоря прямо, напоминал Люсе, что остался здесь из-за нее и ради нее.

– Я говорю – только вместе. Может быть, следующий мир будет для нас лучше?

– Ты веришь в еще один мир?

– А кто бы мог поверить, что мы попадем сюда?

– А я думаю, – сказал Егор, – что наши там, наверху, что-нибудь придумают. Обязательно придумают.

– Сначала пускай они придумают лекарство от СПИДа, потом средство от рака, а потом заглянут к нам. Ну как можно придумать, если мы с тобой и все вокруг – как бы и не существуем! Те, кто знает, боятся сказать вслух, чтобы это не перекинулось на Землю. Или планируют спрятать здесь какие-нибудь военные базы или склады.